- Шизоидную - раздвоение личности, ложная память, человек в бежевых перчатках за моей спиной... Вы здорово говорите по-русски, как научились?
- Всегда умел, папа русский. Писал работу о подводных течениях Карибского моря.
- Это его дача?
- Это дача цыган Михаев, а я поговорю с вами и вызову себе такси. У меня квартира на Университете.
- Вот еж! А мы на Спортивной. Могу подбросить. Услуга "трезвый водитель".
- Премного обязан, - Има поклонился, витиевато взмахнув перуанской ушанкой, как шляпой времен Регентства, и дреды его спирально восстали, - Вы меня здорово выручите.
На кухню, пошатываясь, ввалился принц Кузьма - его глаза с булавочными зрачками сияли, как сапфиры.
- Отвезем Иму? - утвердительно произнесла Бася.
- Я сам хотел предложить, - Кузя закурил, не сразу попав огнем в сигарету, - Имаш, ты с нами? Стартуем?
Бася скрутила стул на понижение, поставила ноги в армейских ботинках на пол:
- Стартуем.
В машине Кузя вольготно разлегся на заднем сиденье, Има сел вперед, Бася - за руль. Машина запыхтела, из трубы повалил белый пар.
- Проблемы с двигателем, - констатировал Има, - А где у вас приемник?
- Хочешь музыку? - уточнила Бася.
- Было бы неплохо.
Бася откашлялась и с выражением запела:
На глазах у детей съели коня
Злые татары в шапках киргизских...
- О, Базиль, не надо! - манерно взмолился Кузьма, - Меня укачает...
Но Бася была неумолима:
Средь сучьев из леса сиротливо стучит
По стволам деревянным птица тупая.
Имя ей Дятл и стуки его
Заглушают рыдания детских глаз.
Дети хоронят останки коня,
Там лишь кишки и шкура его...
Има приоткрыл окно, вытряхнул трубку и начал басовито подпевать:
Дети хоронят коня
Дети хоронят коня...
Машина вырвалась на шоссе и покатилась в крайнем ряду, где автобусы - на большее не было сил. Бася свободной от руля рукой вытащила из своих рожек шпильки, тряхнула головой - тонкие белые косички разлились по ее плечам:
- Железо в голове - это очень вредно.
- Имаш, ты видел фильм "Тацуо - железный человек"? - спросил, валяясь, Кузьма. Он похож был на геральдическое животное - глаза горели, кудри разметались, как львиная грива.
- Мужик бреется перед зеркалом и видит, что из лица у него торчит проволочка, - рассказала Бася, - он тянет за проволочку, и получается как у женщин с колготами - все лицо по пизде...
- Не подсказывай, - Кузя игриво дернул ее за косички, - Так видел?
- Увы, - вздохнул Има, - Как говорят французы - helas. Но - мечтаю увидеть.
- За чем же дело стало? - развеселился Кузьма, - Поехали к нам, вместе посмотрим.
- Мы вчера не досмотрели - уснули, - призналась Бася, - у меня вообще беда с модными фильмами. Три раза смотрела "Отсчет утопленников" и три раза засыпала на одном и том же месте. А "Зет - два нуля" без амфетаминов вообще никак.
- Но под амфетаминами - он же будет смотреться как кошмар? - удивился Има.
- Тю, тоже мне кошмар, - ответно удивилась Бася, - вот "Цирк уродов" - это кошмар. А Гринуэй веселенький.
- Вы оба омерзительные снобы, - умиленно произнес Кузьма.
- Не все же какашки обсуждать, хочется и про Гринуэя, - проговорила задумчиво Бася, встраиваясь в чудовищную пробку на въезде в город.
- Так в машине что, нет приемника? - уточнил Има.
- Нет, - отвечала Бася, перестраиваясь под гневный рев сигналов, - Я за него пою.
В комнате с задернутыми наглухо шторами мистически светился телевизор. На экране железный человек - обмотанный проволокой и облепленный фольгой - пытался приударить за девушкой, и весьма успешно, ибо вместо члена у него была дрель.
Перед телевизором в трех креслах - как сестры-гиацинты в трех гробах в сказке Андерсена, в белом, сиреневом и розовом - лежали Бася, Кузя и Има. На журнальном столике перед ними разбросаны были вата, закопченный суповой половник, обелиском возвышалась уксусная эссенция. Медицинский жгут - скоропомощной, с кнопкой - валялся на полу у их ног. Глаза героев были полузакрыты, под ресницами светились полоски белков и то выплывали, то прятались закаченные зрачки. Время от времени кто-то из них поднимал бессильную руку, чтобы почесаться.
На экране девушку погубила-таки встреча с дрелью.
- Има, что такое - helas? - тихим, подводным голосом, идущим со дна глубочайшего из колодцев, спросила Бася. Но Има не ответил - то ли не расслышал, то ли сам не знал, что это.
- Не ожидала услышать от вас это слово, - Бася накрутила на палец белую косичку, - В моих снах его произносит мое альтер эго, и я должна, наверное, знать, что это значит, но я не знаю...
Через год, в марте девяносто шестого, Име Собо вновь довелось побывать в гостях у цыганского семейства Михаев. Такси затормозило возле дома из белого кирпича - возле калитки оранжевым ярким пятном светился "жучок". Има поднялся на крыльцо, постучал в дверь - ему открыла старушка Наталья Марковна. То ли прежде притворялась глухой, то ли среагировала на вибрацию воздуха.
- Рад приветствовать, - поздоровался Има, - Я вижу, у вас в гостях Кузьма?
- Нет Кузьмы, - проговорила сердито старуха, - только Василиса,- и поковыляла на кухню, стуча деревянными подошвами, словно статуя Командора. Има пошел за ней по инерции, как щенок за ногами. Наталья Марковна сняла с полки заварочный чайник, с другой полки - веселую чашечку, метнула на стол печенье и сахарницу. За столом на вертящемся стуле сидел унылый торчок в капюшоне, Има удивился, почему столько внимания и заботы тощему скрюченному убожеству. Има сел на стул, раскрутился - как когда-то Бася.
- Умер Кузьма, - пояснила Наталья Марковна, - умер и в землю зарыт. Пей, касатка, - старуха поставила окутанную паром чашку перед черной скрюченной фигурой. Узкая рука откинула черный капюшон, выстрелом распрямились иглы коротких белых волос.
- Здравствуй, Има, - Бася смотрела на него яркими разными глазами - правый синий, левый черный. Има знал, что левый глаз ее почти не видит.
- Это правда? - только и спросил Има.
- Увы, - подтвердила Бася, делая осторожный крошечный глоток, - Кузя умер неделю назад, в Эйлате, в Израиле. После семинара по криогенной биоинженерии, или типа того. Я никогда не знала толком, чем он занимался.
- А похоронили - где? - спросил практичный Има.
- Мать его сказала, что там и хоронили. Я не летала, у меня и паспорта нет. Зато есть теперь свидетельство о смерти с гордой строчкой - "Эйлат. Израиль".
- Дождись меня, поедем домой вместе, - предложил Има.
- Услуга "трезвый водитель"?
- А водитель трезвый? - не поверил Има. В Басиных разных глазах ничего нельзя было увидеть, только легкое безумие, почти неуловимое, на нижней границе нормы.
- Я не изменяю себе, - отвечала Бася, - я все еще буши, как ты говоришь.
- Дождись меня, не уезжай, - попросил Има, - Наталья Марковна, не отпускайте Баську.
Старуха молча и часто закивала. Има быстрым шагом направился в комнату, где за ковром пряталась дверца - то ли в ад, то ли в иные миры.
На улице Има отпустил такси и сел в Басин "жучок". Машина завелась, зачихала, закашлялась, белый дым окутал ее облаком, словно горную вершину.
- Так и не починили? - спросил Има.
- Нет, и теперь уже некому, - Бася вырулила на середину дороги и теперь старательно объезжала выбоины, полные талой воды.
Машина выехала на шоссе и кое-как набрала скорость. Има приоткрыл окно и закурил - не трубку, обычную сигарету.
- Ты больше не скучаешь без радио? - спросила Бася.
- Хочешь спеть?
- Привычка. Вторая натура... Я все время пою за рулем, иначе скучно мне и страшно.
- Так за чем же дело стало, маэстро?
Бася выдохнула и запела, тихо, медленно и печально, совсем не так, как в оригинале:
Winter's cityside
Crystal bits of snowflakes
All around my head and in the wind
I had no illusions
That I'd ever find a glimpse
Of summer's heatwaves in your eyes...
Има слушал - песня звучала как романс, и Бася пела ее, старательно артикулируя, как дети на утреннике - дрожало тонкое белое горло в черном вороте толстовки. Волосы ее - серебряные иглы - казались твердыми и жесткими, как осколки стекла. Руки в перчатках чуть подрагивали на руле.
Oh, when you're big in Japan, tonight
Big in Japan, be tight
Big in Japan, ooh the eastern sea's so blue
Big in Japan, alright
Pay, then I'll sleep by your side
Things are easy when you're big in Japan
Oh, when you're big in Japan
- Отвезти тебя домой? - прервавшись, уточнила Бася.
- В гости не приглашаешь? - деревянным голосом спросил Има.
- Имаш, неужели ты меня - клеишь? - не поверила Бася.
- Конечно же, нет, - с облегчением отмахнулся Има, - просто подумал, что тебя это порадует. Так сказать, в трудное для страны время.
- Но учти - потом я нароюсь в кашу и уже никуда тебя не повезу, - уточнила Бася.
- Ничего, дойду пешком.
- И не страшно тебе, такому красивому, пешком, да мимо Лужников, да мимо милиции...
- Как говорил Толстой про Андреева - он пугает, а мне не страшно.
- Держите меня семеро - негр знает русскую классику лучше меня. Имаш, а негр - это обидное слово? Ты извини, если что не так...
- Мне не обидно, но ты можешь говорить "арап", если стесняешься.
Бася хихикнула и запела по-новой:
Neon on my naked skin, passing silhouettes
Of strange illuminated mannequins
Shall I stay here at the zoo
Or should I go and change my point of view
For other ugly scenes...
Но дома говорить им было не о чем. Бася сидела в кресле, бледная и безучастная, как будто всю ее кровь выпил и душу украл вампир, и явно ждала, когда Има уйдет. Има побродил по комнате, потрогал на полках корешки книг, переставил пару безделушек с места на место, попрощался и пошел к себе домой. На сердце у него было муторно и тошно - и Кузьму было жаль, и Бася без косичек, с мертвыми глазами, производила тягостное впечатление. Она улыбалась безжизненной улыбкой и не рвала носовые платки оттого лишь, что уже все платки были давно порваны.
Има вошел в подземный переход, светившийся истошным оранжевым светом. Ботинки гулко застучали по гранитным плитам. Навстречу шли люди, казавшиеся веселыми в ярком апельсиновом свете. Има остановился - словно что-то ударило его в грудь, отбросило, не пустило дальше - развернулся и почти побежал по коридору. Обратно, к Басе с ее обреченной пластиковой улыбкой настоящего буши.
- Что-то забыл? - Бася стояла на пороге в длинном белом платье и босиком. Име даже померещился в ее волосах веночек Офелии.
- Что это за платье? - Има отодвинул ее и прошел в квартиру. В воздухе пахло благовониями и ладаном. Надрывались Portishead.
- Это подвенечное платье, - пояснила Бася, - забирай что ты там забыл. И позволь мне наконец нарыться в кашу.
Има взял ее за плечи и развернул к себе. Подвенечное платье было без рукавов, и длинные перчатки в Басином наряде без труда заменяли бинты, намотанные от запястья до локтя, подвенечные парадные бинты с проступающими полосами крови. Басины босые ноги оставляли на паркете чуть заметные кровавые следы.
- Что ты делаешь? - спросил Има. Бася не была ему ни другом, ни любимой девушкой, но даже абсолютно чужую бабу грешно бросать вот так умирать.
- Я не знаю, - Бася вывернулась из его рук и села в кресло, поджав ногу - ступня, и верно, оказалась вся изрезана, похоже, что опасной бритвой, - Не думай, я не хочу умереть. Просто мне очень плохо, и я правда не знаю, что с этим дальше делать.
Има запустил пятерню в свои короткие дреды.
- Переоденься во что-нибудь менее романтическое, - произнес он наконец, - можешь даже заклеить ноги пластырем. И возьми с собой паспорт.
Самолет приземлился и покатился по взлетной полосе, как пишут литераторы, "звеня и подпрыгивая". Бася проснулась:
- А ты почему не хлопаешь?
- Ты же не хлопаешь в маршрутке, - ответил Има.
"Вас приветствует аэропорт Храброво. Температура за бортом семь градусов выше нуля" - проговорил нечеловеческий голос, шипящий, как вампир.
- Жара, - удивилась Бася, - целых семь градусов жары.
- Здесь всегда теплее, - пояснил Има.
Дорога от аэропорта до города была как из детской сказки - деревья по обеим сторонам сплетали над нею свои ветви полукруглым сводом. В сумерках смотрелось ошеломительно.
- У тебя здесь родственники? - спросила Бася.
- У меня здесь работа время от времени, - отвечал Има, - и два гостиничных номера, которые сняла моя фирма. Типа офисы. В одном буду жить я, в другом поселим тебя.
- А так можно?
- Мне - можно, - Има улыбнулся, показав нутриевые зубы, - Завтра вечером я отправлю тебя домой. И в твой номер заедет Вова Шварцман.
- Понятно. Милосердие имеет свои границы, - ответила Бася, - Спасибо тебе. Ты меня удивил, значит, полдела сделано.
- Я покажу тебе подводную лодку и могилу Канта. Увидишь, в честь кого меня назвали. Только не просись в зоопарк - я не пойду, мне жалко животных.
- Здесь есть зоопарк?
- Еще какой. Калининградцы им гордятся.
Таксист, до этого обративший внимание пассажиров на аистиное гнездо и омелу, патетически воскликнул:
- Смотрите - дом барыги!
Как будто там стоял дом Пушкина. Ну да, возле одного из домиков припарковано было сразу штук пять такси. Бася удивилась:
- Тоже мне, невидаль.
- Здесь все очень дешево, - прокомментировал Има, и таксист зыркнул на него презрительно.
Город встретил их моросящим дождем. В промозглых сумерках не разглядеть было, ни каковы улицы, ни архитектурных изысков. Возле гостиницы радужными огнями фосфоресцировала пальма. Бася ужаснулась пальме и вошла в холл. Има взял на стойке ключи:
- Я бы посоветовал тебе сейчас поужинать и лечь спать.
- Поужинать в ресторане? Мне кажется, местные проститутки тебя уже приревновали.
И в самом деле, две женщины злобно следили за ними из кресел. Има приветливо им помахал.
- Закажи еду в номер. Заявим, что съел Вова Шварцман.
- А где сам Вова Шварцман?
- У любовницы, само собой, - развеселился Има. Лифт вознес их на седьмой этаж. Има отдал Басе ключ:
- Иди же, и не в чем себе не отказывай.
- И хастлера можно вызвать?
- Если тебе не жаль репутации Вовы Шварцмана...
Бася открыла дверь, оглянулась - Има стоял за ее спиной.
- А ты где?
- В соседнем, - Има подбросил в воздухе деревянный бочонок. Не поймал, уронил. С кряхтением поднял с пола...
- Имаш, ты действительно Собо, лоа прочности, стабильности и французского офицера.
- Иногда я чувствую, как отрастает форма, - усмехнулся Има и пошел к своей двери.
Бася захлопнула за собой дверь и упала на кровать, не зажигая света. Из приоткрытой форточки пахло снегом, хотя снега в этом городе не было. Возможно, носился в воздухе, не достигая земли.
Нужно было вставать, и звонить в ресторан, заказывать ужин. Хотелось пойти под горячий душ, смыть с себя дорогу и засохшую кровь - будет больно, но оно того стоит. Бася поднялась с кровати, вышла на балкон и посмотрела вниз - розовая пальма перед входом светилась, словно била струей артериальной крови. Снег не реял в воздухе, но было ощутимо холодно. Люди бежали внизу по своим делам - лбом вперед навстречу ветру.
Neon on my naked skin, passing silhouettes
Of strange illuminated mannequins...
Окошко соседнего номера слабо светилось - значит, Има был там. От этой мысли Басе сделалось тепло и спокойно - словно мягкий пуховый клубок перекатился в груди. Почему же помощь всегда приходит нам от тех, о ком мы даже не думаем?