- Действительно только то, что здесь и сейчас. Мы в помещении суда. Он - единственное, в чём нет сомнений. Где прошлое? Где будущее? Наверное, они за дверью, в коридоре, ждут, когда мы их позовём. Пригласим как свидетелей! Но свидетелей чего? И смогут ли они нам что-то сказать?
- А если мы чего-то не знаем? Нас мучают вопросы, на которые нет ответа. Кто эти люди? Что я здесь делаю? В чём меня обвиняют? Или это я кого-то обвиняю? Почему всё так странно выглядит? Кто я?
- Можно ли вынести справедливое решение, не учитывая столь важные обстоятельства? Разумеется, нет. Спасибо, что выслушали меня.
Ян замолчал. Повисла тишина.
И вдруг кто-то поначалу негромко и неуверенно выкрикнул:
- Браво!
И этим словно нажал на спусковой крючок. Люди вскочили со своих мест, крики "браво" и аплодисменты донеслись со всех сторон, даже из неосвещённой части зала. Ян вышел из-за трибуны и смущённо раскланялся. Кто-то бросил на сцену цветы. Ян поклонился ещё раз, отступил к выходу и выскочил в коридор.
3.35.
Однако едва он успел сесть за стол, как в почтовой трубе послышался шум. Ян достал бумагу и с изумлением обнаружил судебную повестку, причём вызывали его на то же заседание, на котором он только что был. Документ выглядел совсем свежим, от него доносился запах чернил.
- Ничего не понимаю, - сказал Ян и пошёл обратно.
3.36.
Он вздохнул, как перед прыжком в воду, открыл дверь и очутился на сцене. Всё было по-прежнему, разве что зал встретил его короткими аплодисментами.
Ян прошёл за трибуну, подумав, что если раньше смог неожиданно для себя произнести речь, то, наверное, получится и сейчас. Он снова вздохнул и вдруг почувствовал, как его кто-то внизу дёргает за брюки. Ян отшатнулся и увидел, что под трибуной стоит маленький шкафчик или даже тумбочка, чем-то похожая на суфлёрскую будку. В прошлый раз он её не заметил. Дверца была распахнута, и оттуда высовывалась рука, которая, очевидно, и хватала Яна за штанину. Кому она принадлежала, понять было нелегко, поскольку всё пространство внутри тумбочки занимала тёмная шляпа, из-под которой рука с трудом смогла выбраться. Рука молчаливо размахивала в воздухе, не зная, что делать, но скоро нашла выход: обернулась, вытащила шляпу наружу и поставила её на тумбочку, отчего та стала напоминать человеческую голову, пусть даже необычно большую и квадратную. Но эта голова была здесь не единственной, потому что в освобождённом от шляпы пространстве возникло пухлое гладко выбритое лицо неопределённого возраста. Рука, наверное, принадлежала именно ему, и после его появления уползла внутрь за ненадобностью. Голова почти заполнила тумбочку и приветливо улыбнулась Яну.
- Судя по всему, - сказала голова, - вам подсознательно кажется, что я не существую иначе, кроме как внутри шкафчика. Однако вы не совсем правы!
Она засмеялась и словно погрозила пальцем.
- Вы произнесли прекрасную речь, и теперь мы будем вам подсказывать, чтобы следующее выступление оказалось ещё лучше.
- А кто это "мы"? - спросил Ян.
Голова шутливо нахмурилась.
- Какая вам разница, чьи слова повторять? Сосредоточитесь на главном - на интонациях. Язык важнее содержания, а интонации, соответственно, важнее языка. Соединение лёгкого цинизма с задумчивой открытостью всегда хорошо влияет на публику. Итак, вы готовы?
3.37.
- Я хочу заострить внимание на лицах, принимающих участие в процессе, - сказал Ян.
- Роли судьи, обвинителя, адвоката неоспоримы и не вызывают подозрений. Во время заседаний они ведут между собой тонкую изысканную игру, финал которой заранее неизвестен, во всяком случае, так принято считать. Но где здесь место для обвиняемого? Как он, не зная правил, может быть её участником? Законы - лишь видимая часть юридического айсберга, и она весьма невелика. Его попытки повлиять на процесс вызывают раздражённую усмешку, дилетантские рассуждения о морали, справедливости и здравом смысле не имеют к юриспруденции никакого отношения, своей наивностью он вносит сумбур и нарушает эстетику судебного заседания.
- Из этого неопровержимо следует, что каждого обвиняемого изначально стоит удалить из зала суда, отстранив от участия в процессе. Так будет лучше для всех, и для него тоже. По меньшей мере, он теперь не разозлит судью глупыми репликами. Добропорядочный гражданин доверяет судебной системе, и он не должен пытаться на неё как-то подействовать. Подобно тому, как люди поручают своё лечение врачам, нужно вверить себя суду и выступающим на его сцене профессионалам, и неважно, что некоторым из них итоги процесса безразличны, а остальные хотят побыстрее отправить тебя на виселицу. Собственно, именно там и надо объявлять, чем закончилось дело, и никак не раньше. Большое всем спасибо.
3.38.
Ян вернулся к себе, но едва он попробовал сесть, почта опять принесла документ. Судебная повестка.
- Третий раз за день! - воскликнул Ян. - Что происходит?
Присмотревшись, он увидел, что вызывают в другой кабинет. Новым было ещё и то, что его статус не написали, как, впрочем, и место и зале.
3.39.
Однако называть кабинетом помещение, в котором проходил суд, не стоило. Это был круглый вытянутый далеко вверх зал со множеством нависающих, словно ласточкины гнезда, балконов, на которых безмолвно теснились люди, в то время как перед сценой находилось всего несколько рядов стульев. Сама же сцена была довольно большой, круглой и ярко освещённой; в её правой части оказалось неожиданно многолюдно, там сидели не одни судьи, которых Ян легко отличил от других клерков из-за мантий, но и десятки прочих сотрудников Министерства.
Как только он зашёл, к нему подскочил какой-то чиновник и, не говоря ни слова, схватил за руку и потащил за собой в обход зрительного зала. В стене обнаружилась дверь, сквозь которую они попали на сцену. Один стул оставался незанятым, человек указал на него и быстро убежал.
Ян сел и осмотрелся. За трибуной, размахивая руками, выступал какой-то мужчина, но он стоял далеко, и расслышать его было сложно. Справа от Яна, в нескольких шагах, согнувшись и не поднимая глаз, сидел пожилой интеллигентный клерк в очках. Когда Ян пришёл, он боязливо оглянулся, но потом снова понуро опустил голову.
Через полчаса одного докладчика сменил другой. Слов было не разобрать, но Ян и не прислушивался. Со вчерашнего вечера он ощущал себя разбитым и опустошённым, а теперь ещё и эти странные суды. Вопросы юриспруденции любопытны, но обязанность выслушивать лекции не может понравиться. Мысли о пропаже Адама, ранее постоянно занимавшие его, немного притихли. Думать об этом не хотелось, и он чувствовал отголоски вины, доносившиеся даже сквозь усталость.
Чтобы отвлечься, он вновь взглянул по сторонам. Самым удивительным в помещении была его вытянутая форма и нависшие над сценой балконы со зрителями. Некоторые из них располагались очень высоко, в сгустившейся наверху темноте.
Вдруг Ян опять встретил взгляд своего соседа, по-прежнему робкий и испуганный. Наверное, у него какие-то неприятности, подумал Ян и решил с ним поговорить.
- Не знаете, почему заседание проходит в столь необычном зале? - шёпотом спросил Ян.
Мужчина вздрогнул, будто не ожидал, что к нему обратятся.
- Вы - новичок, - ответил он.
- В общем-то, да, - признался Ян. - Хотя я уже побывал на нескольких судах.
- Тогда вам известно, что помещение напоминает рассматриваемое дело. Большое дело - большой зал, незначительное - маленький. Но не только размеры, и форма в каком-то смысле должна быть похожа! Поэтому и...- он грустно махнул на вереницу балконов.
- Вот как, - сказал Ян. - А ещё любопытно, будет ли приговор. Суд без приговоров пугает даже сильнее.
Чиновник потёр лоб и произнёс:
- Пожалуй, я с вами не соглашусь. При других обстоятельствах мысль кажется интересной, но, к сожалению, не сейчас. Здесь, видите ли, судят меня.
- Вас?
- Да. Вы удивлены, почему я, будучи подсудимым, не в клетке? Но все понимают, что я никуда не денусь. Это и я знаю. Куда бежать? Где края Министерства? Полагаете, вы не внутри него? Многие здания связаны, например, системой подземных ходов и могут считаться единым целым. Убежишь на край света, спрячешься в маленькой комнатке в забытой гостинице, но и там под кроватью отыщется запылённая печатная машинка, а в шкафу предназначенные для тебя документы.
Ян задумался.
- А какое преступление вы совершили?
- Вообще-то я не совершал никаких преступлений. Разве я похож на преступника?
- Нет, не похожи, - согласился Ян. - Значит, вас ошибочно в чём-то обвинили?
- Меня никто не обвинял.
- Тогда вы не должны здесь быть!
Мужчина обхватил себя за плечи, будто ему стало холодно.
- Нет. Должен.
- Извините, - сказал Ян, - но я вас не понимаю. Я очень хочу помочь, но не знаю, как это сделать.
Собеседник тоскливо посмотрел на сцену.
- Я забыл представиться. Меня зовут Михаил, я работаю в отделе учёта документов. Мой кабинет на пятнадцатом этаже, в конце коридора. Он маленький, потолки низкие, но я привык. Напротив меня сидел Филипп, ему столько же лет, сколько мне, у него тоже давно появились седые волосы. В незапамятные времена он, как и я, неизвестно откуда пришёл в Министерство, в отдел учёта. Также как я. Жена у него умерла, также... а впрочем, к чему это рассказывать, если несколько лет назад его перевели в другое место.
Он помолчал и продолжил.
- Однажды почему-то ко мне явились из отдела проверок. Легко понять, что они идут к тебе по коридору - лампочки начинают мерцать, зеркала трескаются, надписи на стенах проступают. Я едва успел погасить лампу, как они уже были тут. Я всегда выключаю свет, когда приходят эти существа. В темноте не так страшно. Ты же их не видишь! Разум, конечно, рисует жуткие картины, но это лучше, чем смотреть на них воочию. Говорят, воображение способно выдумать куда более страшное, чем есть в действительности, но на отдел проверок данное правило не распространяется. Здесь реальность даст фору самым извращённым фантазиям. Зачем они приходили, неизвестно. Постояли, покривлялись и ушли. Они частенько так себя ведут, наверное, для поддержания дисциплины. Кстати, очень действует. Я подумал, что всё закончилось, и вдруг - повестка! В ней предписывалось некоему Аркадию, которого я и знать не знаю, прийти в суд из-за его опоздания на работу. Предписывалось ему, но прибыл документ-то мне! В мой кабинет! Я пошёл к заместителю начальника и спросил совета. Он перепугался не меньше меня, сказал, чтобы я явился в суд, а тот разберётся. Я так и поступил.
Он минуту молчал.
- Я потерял счёт заседаниям. Я по-прежнему здесь, в непонятной роли обвиняемого. Мне страшно.
- Напрасно вы так боитесь, - попытался успокоить его Ян. - В худшем случае выпишут штраф. Вы никого не убили, а всего лишь немного опоздали.
Михаил грустно улыбнулся.
- Наказание - нечто большее, чем оно выглядит.
- А вы не пробовали сообщить суду, что вы - другой человек?
- Нет. Как-то неудобно, - произнёс Михаил и поправил очки. - Очень надеюсь, что меня об этом спросят, но пока почему-то не спрашивают. И потом, не будет ли хуже? В конце концов, я не против того, чтобы несправедливо пострадать за справедливость, это судьба всех интеллигентных людей, но вопрос в том, насколько! Всё хорошо в разумных пределах. Чересчур страдать не хочется. Значение страдания в том, что оно помогает избежать большего страдания, а смысл большего в избегании ещё большего, но почему нельзя осуществить это за один раз и разорвать цепочку? Эх, не к добру меня так часто вызывали сюда, и всё ближе и ближе к сцене.
Он вздохнул.
- И даже если я попытаюсь объяснить, что изменится? Скажут, мол, согласно инструкции такой-то сходства достаточно. Повестки-то куда приходят? Надо быть реалистом. Возможно, это некий новый вид преступления. Преступления, которого не совершал, но за которое должен понести наказание. Справедливое наказание.
- Вы противоречите логике, - возразил Ян.
- Логика, как и реальность, вещь согласованная. Согласованная, утверждённая и прописанная в инструкциях. Никаких противоречий. Я сталкивался с этим каждый день и ни о чём не думал. Но дальше, однако, сомнения зародились. Коснувшись тебя, закон приобретает иные очертания. Удивительно. Говорят, мол, если что-то не имеет смысла и причиняет боль, стоит предположить, что мы просто чего-то не знаем, и это происходит только затем, чтобы принести нам счастье. Предполагать можно что угодно, а из-за своих выдуманных частей вещи и поступки меняются. Плохое становится хорошим, а хорошее - дурным и запретным... но у меня не очень выходит. Возникает много вопросов, и безосновательные ответы их не устраивают. Может, за это меня и судят? Уж лучше за это, ведь иначе - совсем кошмар.
- У меня есть идея, - сказал Ян. - Я пройду за трибуну и скажу, что вы другой человек.
Михаил содрогнулся и замахал руками.
- Прошу вас, нет! Это опасно! Суд сам разберётся! Надо верить! Кому верить, если не суду? Мне теперь кажется, что я действительно похож на Аркадия. Посмотрите, ведь и вправду похож?!
- Как можно знать, когда его никто не видел? Перестаньте бояться. Я коротко выступлю, и всё будет хорошо. Если ничего не предпринимать, то неизвестно, куда это выльется.
Ян встал, и немного наклонившись, чтобы не привлекать взглядов, подошёл к одному из судей, молодому парню с равнодушным лицом.
- Я хочу выступить, - сказал Ян. - У меня есть важные замечания. Когда это сделать?
- Да идите хоть сейчас, мне-то что. Я здесь также как вы, по повестке, - ответил тот, и вдруг встрепенулся. - Кстати, вы сегодня тоже судья. Один из многих. Хаха! Не досталось мантии? Может быть, их часто разворовывают. Не возвращают на склад после заседаний и потом используют для ролевых игр. Очень удобно! И не спрашивайте меня, что делать. Думайте сами. Взрослый человек. Детей судьями не назначают, если, конечно, они не чьи-то родственники. Судья принимает решения исходя из закона и своего внутреннего ощущения, точнее, голоса. Несомненно, надо прислушиваться не к голосу совести, а к тем странным голосам, которые постоянно смеются и ругаются у нас в головах. Опытные судьи так и поступают, посмотрите судебную практику.
Ян захотел что-то спросить, но докладчик закончил речь, покинул сцену, и Ян поспешил занять его место.
Подойдя к трибуне, он обнаружил внизу открытую тумбочку со шляпой и знакомую радостную голову, но притворился, что ничего не заметил. Когда же его настойчиво стали дёргать за штанину, он ногой захлопнул дверцу, после чего из подполья донёсся звук падения, что-то ойкнуло, подпрыгнуло и покатилось.
- Обращаю особое внимание суда, - веско проговорил Ян, - на то, что человек, который сидит в зале как обвиняемый, совершенно другой, не тот, кто причастен к тяжкому преступлению. Из уважения к суду он согласился лишь ненадолго его подменить. Временно исполнить обязанности подсудимого. Вероятно, он не похож на него и внешне. А если и похож, то это поверхностное сходство, которого недостаточно даже для суда столь высокого уровня.
Произнеся речь, Ян ушёл, не посмотрев на реакцию зала, и встретил белое от ужаса лицо Михаила.
- Что вы натворили, - прошептал он. - Что я вам плохого сделал? Вы несколько минут назад впервые меня увидели, и так со мной поступили.
Потом Михаил широко улыбнулся и погрозил Яну пальцем. Его руки задрожали, на губах выступила пена, лицо превратилось в кривую гримасу.
- Я понял. Я нашёл истину. Всё несложно. Мы неправильно понимаем суд. Мы думаем, что наказание назначают за преступление. Нет, конечно, так тоже иногда случается. Но мы забыли, что суд - это механизм, и, как и все механизмы, если он перестанет работать, не будет никого судить, то начнёт простаивать, заржавеет и сломается. Иначе говоря, суд - не "за что", он - "зачем", и ему безразлично, что произошло, кто подсудимый, и преступник ли он. Все листы бумаги одинаковы, и текст на них неважен. Тщательное разбирательство станет причиной перебоев, откладывания заседаний и тому подобного. А машине необходимо работать плавно, без рывков, в одном ритме. Суд - часть Министерства, и для их существования как раз и происходят судебные процессы. Без еды им не обойтись! Физиология легко объясняет большинство великих целей. Гражданин обязан прилагать усилия к тому, чтобы всё прошло гладко, хорошо и внимание суда не рассеивалось по мелочам. Тот, кого приносят в жертву, должен чувствовать гордость! Эта роль тяжелее других, кого угодно на неё не подберёшь! Понятия "зла" и "несправедливости" примитивны. Тебе всего лишь подыскали место в мире согласно своим желаниям, и желания эти очень просты. И есть тот, кто имеет на это право! Абсолютная власть не зло, а уже нечто иное! Если вам что-то не нравится, можете уходить, хотя уйти вам никто не даст!