Что-то мягко коснулось лица и отпрянуло, устыдившись случайного прикосновения, вернулось опять, задело руку и скользнуло вниз.
Ян, потрясённый невидимым волшебством, молча стоял, боясь неловким движением его разрушить, но потом испугался, что сойдёт с ума, если не включит свет.
Он нажал кнопку и понял, что произошло.
От удара крышка пневмопочты распахнулась, из трубы выпали накопившиеся за долгое время бумаги, и теперь они, подхваченные сквозняком, кружились в кабинете, словно осенние листья или снежинки, взлетали вверх и возвращались, постепенно накрывая пол тонким белым покрывалом. Ян замер посреди этой удивительной метели.
Один из парящих листов ткнулся ему в руку, Ян подхватил его и пришёл в ещё больший восторг.
Он держал чистый белый лист. Ни одной надписи.
А вот ещё один. И ещё.
Ян понял, что спасён.
Он вставил бумагу в печатную машинку, пододвинул раскрытую папку со стеллажа и скоро документ был готов. Идеальный, без единой помарки. Ян, проверив, пишет ли найденная на столе ручка, осторожно вывел в конце подпись и помахал бумагой в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли. Затем он сунул лист в отверстие регистрационного устройства; оно загудело и внутри что-то злобно лязгнуло. Ян вытащил бумагу, на которой появилась огромная печать, положил её в трубу пневмопочты и сдвинул тумблер на отметку "отдел документации". В трубе провыл ветер, Ян открыл задвижку и убедился, что воздух унёс документ.
Бумажный снегопад тем временем медленно стих.
2.18.
Больше ничего не произошло. Никакие документы не поступали, никто не звонил и не заходил. В конце дня Ян закрыл кабинет, прошёл по коридору и оказался в потоке спешащих людей. Кто-то из них остался на этаже ждать лифт, другие шли дальше к лестнице и спускались по разбитым ступеням.
Поблизости от проходной он увидел незамеченное им утром окно в стене, похожее на то, в котором выдавали бумагу. Однако оно было внутри такой же ширины, как и снаружи, и за ним стоял пожилой мужчина в чёрном костюме. Он принимал на хранение ключи и вешал их на забитые в стену гвозди. Возле турникета, через который теперь толпой следовали люди, сидел хмурый человек с пышными усами. Наверное, он наблюдал за порядком, хотя его, судя по всему, никто и не собирался нарушать.
Выйдя из здания, Ян прошёл по переулку к станции метро и спустился на перрон.
Люди в вагоне из-за почти одинаковой одежды и тусклого освещения казались молчаливым отражением друг друга, словно Ян попал в комнату с бесконечными зеркалами. А может, никто никуда и не попадал, отражения существовали сами по себе, и он был всего лишь одним из них. Но тогда, подумал Ян, они где-то в глубине должны чувствовать тоску по реальному.
Двери распахнулись, и Ян выскочил из вагона.
2.19.
Когда он подошёл к своей квартире, уже совсем стемнело. Коридор выглядел так же, как и в ночь приезда. Безмолвная вереница дверей, далёкое окно и единственная лампа на этаже.
Ян повернул в замке ключ.
- Всё хорошо. Я дома.
2.20.
Снова начался дождь. Как и в прошлый раз, он открыл окно и вытянул руку, однако вспомнил, что это бессмысленно. Потом выкрутил в обратную сторону регулятор яркости телевизора, и на экране появилось молчаливое изображение одинокого мужчины посреди пустой улицы. Ян хотел включить звук, но передумал и лёг на кровать.
Телевизор продолжал работать, наполняя комнату беззвучным светом.
2.21
Дни мало отличались один от другого.
Каждое утро Ян в одно и то же время уходил из дома, садился в метро, показывал около турникета пропуск и поднимался на свой этаж. Обычно к лифтам выстраивалась очередь - утром бывало очень многолюдно, но уже через несколько минут в коридорах никого не оставалось.
Работа оказалась несложной.
По трубе пневмопочты прибывали письма. Чаще всего для ответа на них было необходимо переписать цифры из таблиц, но иной раз требовались небольшие подсчёты. Что означали эти цифры, Ян пока не выяснил.
Некоторые бумаги он приносил на подпись. Борис их почти не читал, небрежно ставя резолюцию, лишь иногда быстро пробегал взглядом и одобрительно кивал, соглашаясь с написанным. Затем Ян шёл к себе и отправлял почтой ответ, или, не найдя названия отдела на тумблерах, относил документы сам.
Бумаги порой присылали странные, напоминающие бессвязный набор слов. В таких случаях Ян писал отправителю о том, что ничего не понял и просил переделать документ, однако на просьбы никогда не отвечали. Ян не был до конца уверен, что поступает правильно. Возможно, стоило посоветоваться с Борисом, но не хотел тревожить его по таким пустякам.
На всём в кабинете (столе, шкафе, печатной машинке, арифмометре и прочем) Ян обнаружил маленькие аккуратные надписи серой краской, состоящие из комбинаций цифр и букв. Очевидно, их нанесли во время инвентаризации, и они являлись в каком-то смысле именами вещей. Единственным предметом, на котором почему-то не написали номер, было лежащее на полке зеркало.
Кабинеты в Министерстве походили друг на друга, отличаясь разве что величиной и освещением - таких тёмных помещений, как отдел статистики, Ян пока не встретил.
Люди выглядели замкнутыми и необщительными, хотя, наверное, для этого имелись причины. Зайдя куда-то, Ян отдавал документы, человек молча расписывался в журнале и отходил по своим делам - что-то печатать или считать.
Одевались все почти одинаково. Тёмные сюртуки, платья, костюмы; когда люди собирались домой, обычно надевали пальто или плащи тех же расцветок.
Ян обедал и ужинал в кафе неподалёку от Министерства или около дома; вместо завтрака он пил в своей комнате кофе. Несколько раз ему через окошко в стене выдавали зарплату - она оказалась очень небольшой, однако Ян не слишком расстраивался.
Деньги он почти не тратил. По выходным он обычно лежал на кровати, смотрел телевизор и о чём-то думал; лишь иногда вечером выходил из квартиры и недолго гулял по улице.
2.22
С Борисом они мало разговаривали. Яну он казался грустным и беспокойным, будто постоянно ожидал чего-то плохого. Когда Ян заходил к нему, тот неизменно сидел за столом и печатал какие-то бумаги. Однажды он назвал их "отчётами", мрачно добавив "кому они нужны", однако тут же испуганно оглянулся, словно сказал что-то лишнее.
Ян хотел расспросить Бориса о Министерстве, но удобного случая не представлялось.
Единственная важная новость, которую он узнал, состояла в том, что Борис был не начальником отдела, а только заместителем. Это обнаружилось, когда тот поставил на документ не одну подпись, как обычно, а дописал к ней свою должность. Подняв глаза, он заметил удивление Яна.
- Не пойму, что вас так поразило, - проворчал Борис. - Будто не знали, кем я работаю! - раздосадовано добавил он, вытащил платок и протёр очки.
- Не думал об этом, - попробовал выкрутиться Ян. - А кто начальник отдела?
- Не забивайте голову ненужной информацией. Вся работа идёт через заместителей. Начальник отдела - слишком значительное лицо, чтобы заниматься отделом. У него другие задачи, и нам они неведомы. Я и сам не помню, когда последний раз его видел, но он, безусловно, существует.
Ян понял, что разговор Борису неприятен и поспешил уйти.
Больше Ян никуда не ходил, и когда у него выдавалась свободная минута, сидел в тишине за столом. В своём отделе он не появлялся. Необходимости не было никакой, да и не получалось забыть тот смех за дверью, хотя он часто говорил себе, что не стоит переживать из-за мелочей.
Эрнста он лишь раз встретил в коридоре. Тот куда-то спешил, сухо и вежливо ответил на приветствие и скрылся за поворотом.
Иногда Ян поднимал телефонную трубку и неизменно слышал в ней чужие голоса. В основном болтали о погоде, телевизионных программах, несколько раз, смеясь, обсуждали каких-то людей. Ян предполагал, что телефон нечаянно присоединяется к другим линиям, но однажды услышал повтор разговора, произошедшего несколько дней назад. Тогда он подумал, что голоса на время остаются в проводах, словно блуждающие электрические токи, но как-то спустя неделю снова услышал одну из бесед, но уже немного другую, будто её содержание отредактировали и изменили.
2.23.
Ян, к своему удивлению, быстро привык к здешнему отсутствию света. Фраза Бориса о том, что в темноте предметы выглядят естественнее, теперь казалась не совсем шуткой. Если спокойно рассудить, думал Ян, то становилось ясно, что вещи для существования почти нуждались в темноте, взять хотя бы телефон с живущими внутри голосами.
То же следовало сказать и о печатной машинке. Однажды Ян, уйдя домой, забыл в ней пустой лист бумаги, и утром обнаружил небольшой напечатанный текст. Ночью сюда никто не заходил, самым разумным объяснением произошедшему было то, что клавиши машинки нажимались самопроизвольно, под влиянием неких скопившихся напряжений. Конечно, текст не имел настоящего смысла и представлял собой нагромождение слов, но зато был написан без ошибок и прекрасным языком. Наверное, машинка хотела что-то рассказать, но не смогла этого сделать из-за своей механической ограниченности.
- Ничего удивительного, - сказал Ян, - здесь напечатано много документов, и слова въелись в механизм. Такова их природа.
Однако оставлять на ночь бумагу прекратил.
Лишь устройству для регистрации не требовалась темнота, поскольку его и при свете включать было страшновато. После проведённой без работы ночи металлический шкаф гудел, дрожал и подскакивал. Рука с документом находилась в опасной близости от похожего на пасть отверстия, и Ян решил купить длинные каминные щипцы.
2.24.
Конфигурация здания была очень запутанной. Один этаж отличался от другого, коридор или лестница могли неожиданно закончиться тупиком, свернуть куда-то вбок, а то и пойти назад. Проходы между стенами иногда сужались настолько, что в них с трудом расходились два человека, и именно там часто стояли шкафы, железные сейфы, лавки и другие вещи. Как-то Ян наткнулся в темноте на металлический ящик и едва не упал.
Но это ещё были мелочи.
Однажды он повернул на ведущую вниз лестницу, вполне обычную, тёмную, выщербленную, со старыми деревянными перилами, а потом она вдруг закончилась. В шаге виднелась последняя ступень, а за ней не было ничего, чёрный обрыв. Ян схватился за перила.
Издалека светила лампочка, в тишине неторопливо капала вода. Ян вгляделся во мрак, поджёг спичкой обрывок бумаги и бросил вниз.
Он долго падал и погас, не успев долететь до дна.
Ян со всех ног побежал наверх, как будто пропасть пыталась его настичь, однако через минуту, отдышавшись, уже смог спокойно рассуждать.
- Похоже, лестницей давно не пользовались.
И добавил дрожащим голосом:
- Все лестницы куда-то ведут, и то, что эта ведёт в никуда, не нарушает общего правила. Бояться нечего.
2.25.
Яну очень хотелось спросить про странный суд, о котором в первый день с таким испугом говорил Борис. Удобного случая не представлялось, но однажды Ян набрался смелости и, забирая документы, безо всякого повода немного нескладно поинтересовался, чем закончилось заседание. Борис устало махнул рукой.
- Всё как всегда.
Потом исподлобья посмотрел на него.
- Вам интересно узнать, что такое суд? Не тревожьтесь, думаю, скоро сами увидите.
2.26.
Через несколько дней Ян обнаружил, что в Министерстве существуют ненастоящие кабинеты, точнее, их имитации. Кое-где к стенам прикреплялись двери, очень похожие на обычные, с номерами, замками, ручками, и отличить подделку можно было лишь подойдя вплотную. Они выглядели лучше оригиналов, их не открывали, не захлопывали, они почти не изнашивались со временем. Не сумев придумать ничего другого, Ян решил, что это делалось для красоты.
- Эстетикой можно объяснить всё.
2.27.
Как-то в поисках нужного отдела он забрёл совсем далеко, увидел маленькую дверь, приоткрыл её и попал в огромное заполненное людьми помещение.
Оно напоминало зал ожидания на вокзале, с одной его стороны находились встроенные в стену редкие полупрозрачные окошки, а с другой на деревянных лавках сидели люди и держали в руках какие-то документы. Много людей. Ян сразу понял, что это не сотрудники Министерства, настолько они были хуже одеты. Некоторым из них не хватило места на лавках, и они молчаливо жались к стенам или толпились у окон.
Когда подходила их очередь, они передавали в окно бумаги и возвращались на лавки, или становились в такую же очередь к соседнему окну.
Они почти не разговаривали, и словно опасаясь крика или удара, тихо и почтительно смотрели на проходящих мимо клерков.
- Извините, а кто эти люди, - спросил Ян у одного чиновника.
Тот недоумённо взглянул на него.
- Просители, кто же ещё, - ответил он и пошёл дальше.
Что именно они просят, чего добиваются, подают какие заявления или жалобы, Ян не узнал. Потом он часто видел их в коридорах, около кабинетов чиновников.
2.28.
- Можно вас попросить.... - однажды с неловкостью произнёс Борис. Он сидел за своим столом, когда Ян принёс ему бумаги, и выглядел ещё более встревоженным, чем обычно.
- Не удивляйтесь тому, что я скажу... Посмотрите, нет ли кого у меня за спиной? Вы не ослышались. Извините, но больше я ни к кому не могу обратиться с такой просьбой.
- Нет никого, - медленно ответил Ян, - а кто там может быть? Ваш стол находится у стены.
- Никого? Вот и хорошо, - Борис отвернулся. - Пожалуйста, не вспоминайте об этой просьбе. А лучше забудьте её совсем.
- Никого нет, - повторил Ян. - Вы в этом когда-нибудь сами убедитесь. Страх уйдёт.
- Этого я тоже боюсь, - сказал Борис. - Ладно, давайте поговорим о чём-нибудь другом.
2.29.
Через несколько дней прозвонил телефон (первый телефонный звонок за всё время), и незнакомый голос сообщил, что нужно прийти в отдел кадров за удостоверением.
Как и в первый раз, когда Ян зашёл, чиновник сидел спиной к двери и что-то писал.
Улыбаясь, он забрал временный пропуск и отдал Яну новый, очень похожий на прежний, но с чёрно-белой фотографией в уголке.
Ян удивился тому, что в Министерстве есть его снимок. Присмотревшись, Ян нашёл ответ, правда, изумление не исчезло, а, пожалуй, даже усилилось.
- Это не моя фотография. Здесь другой человек!
- Я плохо слышу, - сказал старик, но сообразил, что такое объяснение не устроит.
- Но ведь она похожа! Неужели этого мало? И имя ваше! Что лучше - изображение или имя? Зачем вы задаёте эти глупые вопросы? Узнать вас можно. Вот вы и узнавайте, а не смотрите! Не вглядывайтесь, доверяйте подписи к фотографии, и тогда всё будет хорошо. Люди обычно так и делают. Надпись важнее содержания! Если не верить именам и начать всматриваться, вещи превратятся неизвестно во что, а нам среди них жить!