Пока девочка так сомневалась, старик неуловимо исчез, а Собака Главного Врача совсем забилась в угол. Трусливая злыдня - вот первый человек, который ее даже не заметил, и она сразу же напустила лужу. Будем иметь в виду - не такая она ужасная, как о себе лает и рычит.
А человек ушел, и теперь его можно называть про себя Черный Монах, он интересный. Девочка осмотрелась - вдруг он курит на скамье? Нет. Значит, он мог свернуть. Вот там было настоящее Иное Место! Чуть влево уводит лужок травы-тимофеевки, девочке почти по пояс. Дальше стоит больная корявая береза - у нее очень удобная толстая ветка внизу, можно там почти лежать и читать книжки, как в шалаше. Обычно под этой самой веткой проходит дорога роящихся муравьев - и сверху они, все эти ползущие цари и царицы, так блестят, что их можно принять за тоненький ручеек. А дальше стоит огромный серый дом с балкончиком на чердаке и с большим крыльцом. Крыльцо этим летом покрасили противной коричневой краской для полов, а до того старый дом был очень красив и странен. Ни бани, ни забора не было рядом - только кроличьи клетки и две небольшие грядки. В этом доме живет одна толстая дряхлая старуха, очень похожая на ведьму. У нее черные глаза и нос в виде запятой. Она носит черные галоши и толстые старинные чулки, как солдатские обмотки. В детстве девочка думала, что это ведьма. На самом деле это подруга бабушки, ее зовут очень таинственно - Фаина Григорьевна. Ее дом внутри еще чудеснее, чем снаружи - он двухэтажный, но второй этаж - это как бы настил над первым, а посередине - дыра до самой крыши и столб света с танцующей пылью. Дом, однако, не разрушен - когда к Фаине Григорьевне приезжают взрослые внучки, они живут в комнатках на втором этаже. А так они живут в том же северном городе, где и отец девочки. Таких домов в поселке больше нет. Самое интересное в нем - не второй этаж, а множество статуэток из фарфора, глины и гипса - солдатики, спортсменки, принцессы, буденновцы, кони,пограничник с овчаркой, много кто еще. Фаина Григорьевна говорит, все они сделаны до войны и даже сразу после революции. У нее стоят и стеклянные шары, в которых плавают рыбки или сыплется снег, если их встряхнуть. Так что что-то от ведьмы в этой старухе и правда есть. Даже бабушка становится похожей на колдунью, когда приходит к ней в гости .А говорят они о том, что было до войны и как предсказать погоду по больным костям - самые настоящие колдовские разговоры. Пьют чай из мяты и смородины. Когда речь идет об отце девочки, ее посылают присмотреть за козой или покормить кроликов. Но тут и слушать нечего, она знает - ее папа пьяница, он теряет работу за работой, за тунеядство и неплатеж алиментов его могут посадить. Только мама этого не хочет.
К этой странной старухе вполне мог пойти в гости странный старик. Но шагов она не расслышала, стука в дверь и скрипа петель тоже. Правда, у Фаины Григорьевны тяжелая и очень тихая дверь.
Стоять дальше и, сомневаясь, ковырять в носу не было смысла. Девочка повернула обратно и направилась домой. Если бы взрослый средь бела дня увидал привидение, то сошел бы с ума - это произошло с Ковриным, который говорил с Черным Монахом - а ведь Монах с ним подружился, любил его! А ребенок, уйдя из Иного Места, повел бы себя так, словно все в порядке, он теперь в нормальном мире. Девочка не могла поступить ни так, ни этак. Она решила: пора поливать огород и гладить белье. Все. И пошла домой. Шла себе, думала про овощи и неглаженые носки, и не обратила внимания, что Душман куда-то убежал.
***
Итак, послушная девочка с благими намерениями возвращается домой. Пока она не думает ни о чем по-настоящему важном, пока ее мысли замерли, мы можем рассмотреть ее получше. Она идет, а толстый блокнот хлопает ее по бедру; девочка этого не замечает. Она сутулится и подволакивает ноги в кедах - так она делает в крепкой задумчивости. А поскольку задумывается она часто, то обувь на ней просто горит, и она донашивает то мамино, то бабушкино старье. Она шевелит губами и хмурится. Мама говорит, это тики. Девочка довольно тщедушная, с большой головой. Палка-палка-огуречик, получился человечек. У нее есть повод для смущения - грудь начала прорастать еще в третьем классе, потому она и носит мешковатые футболки, иначе за "титьки" ее станут хватать просто из озорства (проверить, носит ли она лифчик; но таких маленьких лифчиков не бывает). Ножки у девочки короткие и немного похожи на букву Х. Зато лоб широк (лобные бугры как зачатки рожек), глаза большие и синие, брови широкие, а губы тонкие и нос еще не оформился. Есть щечки. Светлые волосы лежат в основном легкими волнами, но есть и более крутые кудряшки и завитки. Такие волосы прическу не держат, и мама все время пытается пригладить дочурке кудряшки, а та уворачивается. Летом девочка не стрижется и ходит лохматая, этакий очень запущенный ангелочек, еще не отрастивший крыльев и с бабушкиными часами на руке. Вместо крыльев торчат лопатки.
Что же теперь писать в Зеленой Тетради? Сегодня я в 14.16 или около того видела там-то и там-то Черного Монаха? Да если мама это прочтет (а она считает, что обязана перечитывать любую детскую писанину), то она тут же отведет дочь к своей подруге, психиатру-невропатологу. Подруги меняются книжками и гоняют чаи из корней валерьянки. А девочка дружит с дочкой психиатрицы, очень капризной Юлечкой из балетной школы. Сама девочка ходит в школу художественную, у нее нет ни слуха, ни чувства ритма, ни пластики - мама и эта Людмила Евсеевна, психиатр (очкастая тетка с химзавивкой), всегда так говорят. Но в дневник наблюдений надо записывать все, иначе это не наука! Может быть, сочинить про Черного Монаха сказку, и это собьет маму со следа? Она и так считает, что девочки должны быть вроде Юлечки - платьица-оборки, куклы-капризы, а вот ее дочь - это какой-то казак, и подружки у нее такие же. Дочка только первое лето ходит без ссадин на коленках и синяков под глазом...
Решаясь на такую сделку с научной совестью ради спокойствия мамы, девочка вернулась в реальный мир и зашаркала бабушкиными кедами еще сильнее. Но пыль все равно почти не удалось поднять. Пыль, поднявшись всего на сантиметр, тут же осела. Девочка была на повороте во двор, а это и есть самая что ни на есть реальная реальность. Не рассказывать же о Черном Монахе, который идет в гости к старой ведьме, Лильке и Оле? Это же просто-напросто девочки с косичками! Лилька (в белом сарафанчике вроде матроски) и Оля Волкова (в выцветшем зеленом платье в горошек) сидели на лавочке, словно две бабуси, выгуливали колорадских жуков на ниточках и ели семечки. Рядом в пыли копалась рыжая курица, торопилась склевать скорлупки. Иногда девочки вспоминали о ней и кидали семечко-другое. Обе они - девочки-дразнилки, на класс старше нашей героини, они никого зря не мучают.
Оля Волкова - ничего себе девчонка, но она всегда хочет быть лучшей, потому что она старше. То она больше грибов набрала, то пескаря первая поймала! Зато Оля каждый год весной и осенью лежит в больнице - у всех по две почки, а у нее три, и все они болят. Там она научилась плести всяких чудиков из крашеных капельниц и учит этому всех, кому интересно. Но капельницы сейчас так просто не дают, из-за СПИДА. Их приходится искать на больничной помойной машине и отмывать от крови где-нибудь в луже поблизости. Олю воспитывает бабушка, у нее опухают ноги. Оля то общипывает пух с кроликов, то кормит индюшат, то следит за козами, чтобы они не жрали окурков и не портили молока. И при этом у нее всегда есть свободное время. Бабушка девочки говорит, что бабушка Оли уже никогда не будет нормально ходить, и отпускает свою внучку на помощь другой внучке. Чаще всего вместе приходится собирать коз на закате. Если сразу не поймать за рога белого козла с крестом на спине, он сделает так, что остальные трое будут метаться по огромному кругу, их придется ловить по одной, пока они не устанут. А это нежелательно, их ведь нужно еще и доить. Олин отец когда-то лежал в психушке, и за это его лишили родительских прав. Мать где-то скитается по деревням и пьянствует. Отец - нормальный тихий непьющий дядька, хоть и псих, пропадает в лесах и на реке. С ним можно ходить на рыбалку, мама и бабушка отпускают.
Сейчас Оля и Лилька вели самый интересный за несколько дней разговор - надо ли снимать трусы, если тебе вырезают аппендицит?
- Не аппендицит, а аппендикс! - авторитетно сказала толстая Лилька, дочь диетсестры и буйного алкоголика.
Ответ на этот вопрос девочка знала точно. Когда Олеська вместо того, чтобы вернуться из лагеря, угодила в больницу в городе с аппендицитом, девочка спросила бабушку как раз об этом. Так поворчала: "Все вы только об одном и думаете! Может, вашей Олеське там совсем плохо?", но объяснила все, как есть. И сейчас девочка сказала:
- Привет. Не только трусы снимают - еще бреют одно место! Мне бабушка сказала.
Ну, если бабушка сказала - значит, так оно и есть. Девочка сделала то, чего делать не очень-то и надо: Оля и Лилька сидели бы еще долго, выгуливали своих жуков, обсуждали, снимают или не снимают трусы при аппендиците, придумывая бог знает какие жуткие подробности. А теперь тема разговора враз исчерпала себя, и собеседницы растерялись. Но девочка, сама того не желая, пустила разговор по новому руслу.
- А зачем бреют? - невинно спросила Лилька, а Оля сказала:
- Привет, Знайка.
Знайка! Все, назвали - так оно и будет. Прошлым летом передавали из рук в руки "Незнайку на Луне". И прозвали ее Знайкой. Девочка решила - все это потому, что ей выписали очки для школы, и перестала их носить. Мама потребовала объяснений. Дочь заявила, что ее из-за очков прозвали Знайкой, а Знайка - зануда! "Но ты и есть зануда, дочь моя" - важно ответила мама и рассмеялась. А прозвище приклеилось, хотя Знайка носила очки только на уроках. Мама даже на этом сильно не настаивала - отец Знайки близорукий, дочь на него очень похожа, а теперь еще и эти очки...
- Зачем бреют там? - повторила Лилька.
- Дура, - осадила ее Оля. - И этого не знаешь.
- Чтобы волосы в рану не попадали, - добавила ужасов Знайка.
- А все хирурги - мужики! - вздохнула Лилька. - И даже Машкин папа.
- Машкин папа, - властно объяснила Знайка, - Будет смотреть тебе на кишки, а не туда.
- Фу-у, Знайка! Плюнь три раза!
- Тьфу, тьфу, тьфу!
- Пойдем куда-нибудь? - Оля встала и спустила жука с нитки.
- Не, - Знайке было как-то вяло. - Надо белье гладить и огород поливать.
- Ну, ладно.
Знайка пошла дальше, а Оля увела Лильку куда-то к баням - может быть, кормить индюшат.
- Аппендицит бывает, если ты ешь семечки со скорлупой! - постаралась восстановить авторитет глупая Лилька.
- А давай попробуем, съедим их так. Заболеем или нет? - заинтересовалась Оля. Курице теперь не достанется ничего. Знайке было прекрасно известно от бабушки, что аппендицит из-за семечек - полная чепуха. Но говорить об этом сразу не стоило. Вот пусть попробуют и не заболеют - то-то им обидно будет! Нет, все-таки дети живут очень, очень скучно, потому и маются дурью. Им только издеваться интересно, хоть над жуками. Знайке вдруг стало скучно, совсем как взрослой. Ничем до этих детей не достучишься, и нужны им всякие глупости.
Но теперь все было нормальней нормального: состоялся обыкновенный разговор, ее зовут Знайка, а дома есть довольно срочные дела.
***
Но вот только гладить белье Знайка так и не собралась. Она выложила блокнот и карандаш, сменила юбку на зеленые шорты, которые на будущий год уже не налезут, кеды - на синие бабушкины сланцы (ей стало трудно их носить) и повесила на шею ключи от дома и от сарая. Она решила, что дождя не будет - и надо полить огород. Но вместо того, чтобы идти прямо к сараям, она опять ушла влево, за шоссе. Там и был ее "пруд" - кювет, довольно глубокий и широкий. Много лет в нем водились лягушки двух видов и иногда показывались жабы. Все эти годы девочка дралась со всеми, кто желал надуть лягушку через соломинку или оборвать ножки водомерке (за такое даже ее бабушка могла огреть батогом кого угодно). Ловить можно - поймал, посмотрел и отпустил обратно. Или забрал домой и держишь у себя в банке. Только так. В этом году не было нужды драться - повывелись лягушки, и девочка знала, почему.
У нее было приспособление - то ли "корейское", то ли "китайское окно" - а на самом деле просто старый аквариум из юннатского кружка. Если опустить его дном поглубже в воду, все в глубине станет видно, как в телевизоре. Но недавно аквариум стал пропускать воду, а пластилин вместо замазки не годился - отваливается он в воде. Так что девочка уже несколько дней искала или замазку, или эпоксидную смолу, из которой когда-то папа отливал искусственные янтари с проволочными комариками внутри - но осторожно, чтобы мама не заметила и не наругала за беспорядок, грязь и глупости вместо домашней работы.
Пруд со стороны дороги зарос низким ивняком, и по самой его середине кто-то позапрошлым летом сбросил целый штабель бревен, словно лестницу. Сейчас бревна совершенно почернели, но не рассохлись и лежали прочно. Под кустом должна быть литровая банка - словно бы подзорная труба вместо широкого окна в водный мир. Но какой-то гад ее нарочно разбил огромным комом земли, и осколки оставил там же! Значит, ничего увидеть не получится. Знайке было понятно, почему в этом году нет лягушек - хотя весной икры было много, целые студенистые лепешки. Из-за лестницы - штабеля пруд наполовину разделился на два затона. В одном давно жила личинка стрекозы (взрослеть она не собиралась, так и жила в воде) - и челюсть ее подобна маске-выкидухе, а во втором поселилась личинка плавунца - она плавает лучше, а челюсти ее как серпы. Девочке было любопытно, что произойдет, если хищницы встретятся, кто кого сожрет - но они не покидали своих ям. Обе, водяной леопард и водяной волк, опустошили пруд, слопали почти всех головастиков.
Судя по всему, должна быть гроза. Маленькая жаба слонялась в траве - а они выходят только в темноте и непосредственно перед сильным дождем. Вода, всегда зеленоватая, теперь казалась черной и непрозрачной. Не было даже вертячек - эти жучки всегда появляются стайками, крутятся-вертятся, словно капельки ртути, вместе сплывают, уходят на дно и меняют место. Руками их не поймать: глаза вертячки поделены надвое, у нее четыре глаза, она видит все опасности сверху и снизу. Сейчас и вертячек не было, только одинокая водомерка стояла в отражении бревна и не двигалась.
Будущим летом этот пруд могут засыпать, но сегодня он выглядит так, словно жильцы его уже покинули. Очень похож на старый дом Фаины Григорьевны, но она-то там живет! Жаль, что разбита банка - насекомые ушли на дно... У этого пруда еще есть шанс - он зарастает элодеей и стрелолистом, но не ряской. Большой дальний пруд с камышами ряской покрыт, как детской мозаикой, и теперь на нем пасутся гуси и утки. Утки дикие, гуси домашние.
Раз смотреть нечем - то и дальше тянуть время смысла нет. Знайка отступила чуть выше на бревна и осмотрелась еще раз. Сколько она тут сидит? Ни одной машины не проехало, а часы она оставила дома, чтобы не намочить. Рядом с этим прудом время словно исчезает, и здесь можно остаться навсегда, как Аленушка на картине. Девочка бросила в воду травинку. Поверхностная пленка чуть прогнулась и выдержала, кругов почти не было. Но кто-то шевельнулся в тени, и Знайку охватило предвкушение - насекомое большое!
На воде лежала она, та самая личинка стрекозы! И она начала превращение в имаго! Треснула на спине ее черная шкура - в воде она казалась зеленой. Знайка поскорее подхватила стрекозу - та не смогла хорошо ухватиться за бревно и упала в воду. Насекомое не шевелилось, не нападало, не вырывалось - просто лежало. Девочка всегда думала, что стрекозы сразу вылезают из мрачной личиночной шкуры зелеными и синими, яркими - но у этой из разрыва просто выпирал мясной горб - вот и все. Личинка захлебнулась и была мертва. Знайка осторожно приложила ее к бревну, потом к сухой травинке в воде - ничего не произошло, лапы не уцепились за опору, а ведь личинки стрекоз очень сильные. Все, мертва. Девочка выпустила стрекозу, та соскользнула на воду, почти не потревожив поверхностной пленки.