– Да.
– Прекрасное качество. Ведь кто ещё, если не такой же, как ты, поймёт тебя лучше других. Гадкий уродец, нескладёха… Ты это уже слышал, не так ли?
– Случалось.
– И случится ещё, и не один раз. До тех пор, пока ты не скажешь себе: «Я лебедь!» Не курица, не утка… Лебедь. Запомни. Все остальные птицы по сравнению с тобой ― сор, ничто.
– Но…
– Поверь мне, это так. В тебе течёт благородная кровь.
– Но у меня хорошая, добрая семья.
– Не сомневаюсь. Заботливая мать, строгий, но справедливый отец… Но приглядись к ним получше. Ограниченные создания. Обыватели. Их глупое кряканье, при помощи которого они обсуждают свои суетные делишки, ничтожно, и тебе, возможно, придётся бежать, как мне, чтобы не стать их точной копией. Мальчик мой, нет ничего жальче лебедя, живущего как утка. А теперь ответь, ты что-нибудь знаешь о своих настоящих родителях?
– Нет. Мать оставила меня сразу после рождения.
– И ты не пытался о ней узнать?
– Когда-то хотел вырасти и найти. Но затем перестал об этом думать.
– Почему?
– Мне кажется, если бы она захотела… она сама постаралась бы меня разыскать.
Шёл декабрь. Юрий Никифорович (так звали лебедя) и Кирюша встречались тайком ещё несколько раз. Кирюшин покровитель оказался настолько щедр, что иногда (хотя Кирюша поначалу противился) снабжал мальчика карманными деньгами. Постепенно Кирилл стал принимать это как должное. «Что тут такого? ― убеждал он себя. ― Юрий Никифорович богат, к тому же добр. К тому же, как он сам сказал, я и он ― собратья. Почему бы ему не помочь? У отца денег не допросишься. Ну, разве что иногда под Новый год или в какой-нибудь другой праздник выклянчишь фаунрубль-другой на кондитерскую. Но для этого нужно обязательно потрудиться. „Деньги не даются даром“, ― мысленно передразнил Кирюша селезня. ― Будто я раб. Прав Юрий Никифорович: утки ― жалкие, приземлённые создания. Какого чёрта! Не хочу я быть Ряскиным-Тряскиным! Эта фамилия подходит бедняжке Вилли, но никак не мне. Кто просил записывать меня под ней?!»
Изменения в характере Кирилла стали заметны всем. Дома он стал дерзить. В глазах проскальзывали холодная ненависть и презрение, что особенно пугало мать. Учителя тоже были поражены. «Вашего молодого человека, будто подменили», ― говорил Паулине Викторовне бобёр, директор гимназии. «Сама не знаю, что произошло», ― печально вздыхала утка.
«Плохая компания, вот что», ― сказал как-то селезень. Он был уверен: мальчишка связался с какими-то сорванцами, и те на него дурно влияют.
– Погляди, ― доказывал он супруге, ― у него полные карманы всяких ирисок и монпансье. Где он берёт деньги? Ты даёшь ему только на обеды.
– Но, Витенька, ― боясь признать самое худшее, отвечала утка, ― он почти всегда дома. Выходит куда-то, но крайне редко.
– Но ведь выходит же. А зачем? Молчишь? А я, кажется, начинаю догадываться.
Свои подозрения селезень озвучил после того, как у Кирюши появились новенькие стёганные перчатки на ватине. Ими были заменены рукавицы, связанные Паулиной Викторовной.
– У тебя обновка? ― спросил Виктор Сергеевич, следя за тем, как, вернувшись с улицы, сын стягивает шарф. ― Поздравляю. Не самые дешёвые перчатки, хочу я сказать. Откуда? Где ты взял деньги?
– Моё дело, ― огрызнулся Кирилл.
– Твоё, да?! ― рявкнул селезень. ― Воруешь?! Отвечай мне!
Злой хохот мальчишки заставил Виктора Сергеевича оторопеть. Он не ожидал такой наглости.
– Где полиция? ― глядя отцу прямо в глаза, спросил Кирилл. ― Кто-то пришёл и обвинил меня в краже? Нет? В таком случае не говори, пожалуйста, того, чего не знаешь. Оставьте меня в покое! Все! Не хочу вас видеть!
Кирилл выбежал из прихожей. В комнате хлопнула дверь.
Спустя получаса в комнату сыновей вошла Паулина Викторовна. Кирилл лежал на кровати, уткнувшись в подушку.
– Птенчик мой, ― ласково заговорила мать, ― что происходит? Что с тобой?
– А вам что за дело? ― глухо, не поднимая головы, ответил подросток. ― Я вам всё равно неродной.
– Кирюшенька, как ты можешь! ― с болью произнесла мать и тут же услышала плач. ― Пожалуйста, ― заволновалась она, ― скажи, что случилось? Не мучь меня, прошу тебя!
– Не сейчас, мама. Не сейчас. И вообще… никто меня не понимает.
– Поговори со мной. Я хочу понять тебя, неужели не видишь?
– Прости… потом. Просто оставьте меня в покое.
Глава X
Старый знакомый и искатель приключений отправляет подробные письменные отчёты
Окунувшись в события, мы, к сожалению, совсем забыли о другом герое нашего повествования. Не самом важном, это без обсуждений, но без него общая ткань рассказа была бы неполной и покрылась прорехами.
Итак, вернемся назад и поглядим, что происходило в Фаунграде на площади Шпоры и Когтя у здания Городского совета 20 октября **18 года. Было утро, часы на башне Совета только что пробили одиннадцать. По краям площади, как всегда, теснились фаэтоны для езды по городу, тарантасы и четырёхместные кареты для дальних следований. Одетые в форму извозчиков, пыльную и выгоревшую на солнце, за небольшим раскладным столиком собрались кони. Кто-то жевал тощий бутерброд, покрытый салатным листом; другие убивали время за подкидным дурачком. Подошёл воробей. На нём была круглая шапочка из чёрного бархата, прикрывавшая макушку, кургузый коричневый пиджачок в пятнах неизвестного происхождения; концом крыла он удерживал средней ёмкости, дорожный чемодан. Опытные глаза извозчиков сразу распознали в нём сельского жителя.
– Дорогие господа, кто-нибудь из вас может отвезти меня на… Сейчас, минуточку, ― Зиновий Шпац (ибо это был он) заглянул в клочок бумаги. ― На улицу Льняного семени, дом тридцать четыре. Только недорого, у меня мало денег. Это далеко, не подскажете? Может, легче добраться пешком?
– Поберегите лапы. Пешком далековато, ― отбиваясь тузом, проговорил конь с толстыми мохнатыми конечностями, выглядывающими из рукавов.
– Тогда, может, вы меня довезёте? Но так, чтобы недорого, ― повторил просьбу воробей.
– Рады бы, да не можем, ― ответил уже не юный рысак с костистым лицом и густой спутанной гривой, свисающей прядью из-под картуза с матерчатым козырьком. ― У нас забастовка. Вы что, не знали?
– Нет, ― простодушно признался Зиновий. ― Я в городе недавно.
– Пока не отменят строительство ветки до Собакино, с места не двинемся, ― сердито добавил кто-то из картёжников. ― Мало того, что своим паровозом отобрали у нас пассажиров по всем крупным направлениям, так ещё и тех, кто следует до уезда, тоже хотят отбрить. Шиш! Не удастся!
– Будем сидеть тут, пока кто-нибудь из городской управы не выйдет и не выслушает нас, ― вновь веско, басом вставил тяжеловоз и с размаху шлёпнул по столу трефовой девяткой. ― Это всегда было нашим бизнесом. Наши прадеды занимались извозом, наши отцы…
– Точно!
– Они говорят, мол, ― прогресс, никуда не денешься. А нам-то что? Что ж нам, с голоду подыхать?
– Не дождутся! Всё равно будем настаивать.
В этот момент, цокая кованными сапогами, удерживая под мышками оглобли и везя за собой лёгкую бричку, к бастующим подбежал их гнедой коллега.
– Вам ехать? ― спросил он воробья. ― Куда?
– Льняное семя, дом тридцать четыре. Много не заплачу, у меня лимит.
– Залезайте.
Не заставив себя долго упрашивать, Зиновий Шпац проворно вскочил в коляску. Пустившись с места рысью, гнедой зацокал дальше.
– Куда?! ― опомнившись, загорланили извозчики. ― Штрейкбрехер! Предатель!
В доме тридцать четыре располагалась гостиница. Сравнительно недорогая. С номерами, где было всё необходимое: дощатая кровать, спиртовка и пыльное покосившееся оконце. Заплатив несколько фаунрублей, Зиновий мог жить здесь, если понадобится, неделю. Как он уже понял, всё им задуманное, быстро решить не получится. В столице придётся задержаться.
Первое письмо на постоялый двор было доставлено, спустя примерно неделю после вышеописанных событий. Принёс его сельский почтальон, Харитон Игоревич, из породы обычных сизых голубей. Харитон был уже, что называется, в летах, страдал избыточным весом, воспалением голеностопного сустава и конъюнктивитом. Последнее, вынуждало его частенько промокать глаза платком, отчего казалось, будто эта тучная, с трудом передвигающаяся по сельскому бездорожью птица с почтальонской сумкой всё время по ком-то скорбит.
Хозяйка двора Галина впустила Харитона Игоревича в дом и подала по его просьбе воды.
– Может, покушаете, Харитон Игоревич? ― спросила она, нетерпеливо разламывая на письме сургуч.
– Не могу, Галина Иосифовна, ― пыхтя, как паровозный котёл, и вытираясь платком, ответил почтальон. ― Решил голодать. И для здоровья полезно, и, скажем так, приятно. Находишься днём, вернёшься домой, а там ужин. Жена всегда что-нибудь готовит. Наешься, и спать. А на следующий день снова ― голод и воздержание. Письмо от мужа, я так полагаю?
– Угу.
– Когда вернётся, не пишет?
– Скоро. Да. Должен, ― пробегая глазами строки, невнимательно отвечала хозяйка.
Прочтём письмо вместе с ней.
(Примечание: воробьиная стилистика и пунктуация в письмах исправлены, но лишь частично, ‒ с тем, чтобы хоть в какой-то мере сохранить особенности оригинала.)
22 октября **18 года. Фаунград
Дорогая и многоуважаемая Галина Иосифовна!
Пишет тебе, сама знаешь кто. Извини, всего прямо говорит не буду, придётся догадываться. Потому что дело, которым мы заняты, требует осторожности. Кстати, кусочек мой, попрошу тебя провести маленький эксперимент. Догадываюсь, что письмо доставит Харитон Игоревич. Так вот, глянь ему в глаза. Осторожно, чтоб не заметил. Хорошо? Надо понять, вскрывал он письмо или нет. Если вскрыл и обо всём догадался, это будет заметно по его лицу. У птиц, которые что-то скрывают, всегда всё написано на лицах в мелких подробностях. Придётся тебе, кусочек, стать таким же опытным физиономистом, каким стал я за эти долгие годы.
Но хватит. Поговорим о деле.
Хожу в центральный инкубаторий уже несколько дней. Делаю вид, будто я молодой отец и в сильном нетерпении жду потомства. На самом деле ищу какое-нибудь должностное лицо, которое покажет мне книгу регистрации. Сама понимаешь, просто так делать этого никто не станет. Поэтому ищу такое лицо, которое сделает это за небольшую умеренную плату.
Моё дело осложняется тем, что я, если ты помнишь, не помню последней цифры в нужном нам номере. То ли это Л-03580, то ли Л-03587, то ли Л-03581. Это всё ты, сладость моя. Ты тогда сбила меня и я всё забыл. Но я, как добрый и сердечный муж, не держу зла, и всё тебе прощаю.
Деньги от постоялого двора складывай под половицу, как я учил. Они ещё понадобятся.
Следующее письмо Харитон Игоревич доставил только через полмесяца.
9 ноября **18 года. Фаунград
Многоуважаемая Галина Иосифовна!
Прости, что не писал так долго, был крепко занят. Удача! Кажется, дело пошло!
Вот что случилось за это время. Познакомился в инкубатории с ночным сторожем. Птица из породы сыч. Любит деньги, и это хорошо. Подозрителен не тот, кто их любит, потому что это нормально, а тот, кто их не любит. Так вот, журнал регистрации рождений с **06 года по **09 наконец-то был у меня. Там я стал искать нужный номер. Поскольку моя память по твоей милости истратила последнюю цифру, то я стал искать всё, что было близко к этому. То есть сначала я искал № Л-03580, затем Л-03581, после этого Л-03582… И всё в таком порядке. Соображаешь? (Если помнишь, буква «Л» указывает на то, что яйцо принадлежит лебедям.)
Некоторые из этих номеров были не те. Потому что самки лебедя, рядом с которыми эти номера стояли, снесли всего по одному яйцу. Но ты ведь понимаешь, что женщина, которая согласилась выдать чужое яйцо за своё, не могла оказаться в инкубатории просто так. Она тоже рожала. А если рожала и роды у неё принимала знакомая нам ехидна, да упокоят Высокие Небеса её грешную душу, то в журнале регистрации рядом с её именем должны были записать, по крайней мере, двойню. Надеюсь, тебе понятна комбинация?
Так мне удалось узнать, что нужные нам номера это Л-03584, Л-03585 и Л-03586. А также 03580 и 03581. Потому что в одном случае (номера с 03584 по 03586) родилась тройня, в другом двойняшки. Соображаешь?
Сычу я заплатил не слишком дорого. Мог запросить больше. Но я воспользовался личным обаянием и силой убеждения мысли. Ты знаешь, я умею воздействовать этим, если надо, и на зверя, и на птицу. Именно это позволило мне (исключительно бесплатно!) переписать на отдельную бумагу фамилии и адреса лебёдок, рожавших в **07 году ― одна двойню, другая тройню. Начну поиск с той, которая снесла три яйца. Потому что двойня встречается чаще, а вот тройня это уже несколько подозрительно.
О том, что мне удалось узнать, напишу следующим письмом. Уже ночь и пора ложиться, чтобы завтра встать бодрым и посвежевшим. Придётся идти в приличный дом к лебедям и снова пользоваться обаянием.
Прощай, кусочек мой! Надеюсь, скоро заживём!
Третье письмо Галина получила чуть быстрее. Пришло оно спустя девять дней. Вот что сообщал ей муж.
13 ноября **18 года. Фаунград, гостиница «Райский скворечник»
Здравствуй, Галя!
Как я уже сообщал, какое-то время назад я должен был посетить два дома. В одном мне предстояло найти мать тройняшек, а в другом… Но не буду повторять, ты знаешь. Хочу надеяться, что мои письма ты читаешь внимательно.
В первую очередь, ранним утром 10 ноября я отправился в дом лебединого семейства с очень смешной фамилией. Шипуновы-Водянко. Хотя мне сказали, фамилия старинная, аристократическая.
Скажу тебе, это дом, так дом! Роскошно живут некоторые пернатые. Во дворе фонтан, у входа статуи… Как только я это увидел, тут же подумал: «О, эти птицы не поскупятся, если я скажу им, что мне известен один секрет!» А потом найду ещё одну птицу, которая затеяла весь этот шахер-махер, и… Мой сахарный кусочек, если мои усилия наконец увенчаются, у нас перед домом тоже будет фонтан. Ну, и статуи, так и быть. Но забегаю вперёд, прости.
Должен сказать сразу: из дома Шипуновых-Водянок меня выставили. Как побирушку, представляешь? Хотя я всего лишь попросил поговорить с хозяйкой. И когда меня представили, то я немножечко намекнул ей на то, что, возможно, один из её детей не её. Но тут пришёл гусь, лакей… Этот краснолапый хам взял меня за воротник… Скажу одно, мои чувства были жестоко затронуты.
Но, как оказалось, мой неудачный визит к этим Водянкам был определён судьбой. Почти тут же вслед за этим, когда я сидел у себя в гостинице и обедал, ко мне прибежал посыльный от сыча. Тот, из инкубатория, я говорил. Так вот, в своей записке сыч сообщал, что ему удалось узнать маленькую, но очень важную деталь. Самка лебедя, снесшая яйца под номерами Л-03580 и Л-03581, от одного из яиц отказалась. Там же, в инкубатории. Знаешь, от какого? Л-03581. Запомни эту цифру! Она будто бы сказала, что по бедности не сможет прокормить сразу двух птенцов. Но, кусочек, неужели не ясно. Какая здоровая душой птица так легко откажется от собственного дитя? Если только птенец чужой.
Так вот, сразу после этого, не мешкая, я пошёл прогуляться по адресу, который был у меня записан. Валентина Егоровна Крылова, так звали мать двойняшек. И вот тут, моя засахаренная конфетка, начинается самое интересное! Читай внимательно.
Указанные в журнале регистрации дом и квартиру я нашёл на самом краю Фаунграда. Не самый приятный райончик, скажу я так. Шипуновы-Водянки устроились гораздо лучше. Что ж ты хочешь, кусочек. Аристократы.
Ну так вот, саму Валентину Егоровну я не застал. Точнее, застал, но в таком виде, что, можно сказать, почти не видел. Её парализовало. Причём давно, два года назад. Она сидела в кресле с мягкой подушечкой под головой и, не отрывая взгляда, глядела мне на пуговицы.
За ней, а также за оставшимся ребёнком (яйцо № Л-03580), присматривает её родной дядя. Он взял их к себе. Говорит, племянница Валентина всегда отличалась слабым здоровьем. А тут ещё такое.