Это о любящих мамах. У меня не было тесной связи с моей мамой. И боль от её «ухода» перекрыла боль от потери сына. Очень мощно и безоговорочно. Боль так оглушила меня, что никакой другой я уже не понимала. Совсем. Мама, прости.
Конечно же, я ездила к своей маме на могилу. Это было в сентябре и после моей больницы. Немного пришла в себя и смогла поехать одна в родной город на поезде за сотни километров. Остановилась у отца моей одноклассницы. К брату дорога заказана. Нашу квартиру разменяли, а библиотеку продали. Моя мама сделала успешную карьеру в мостостроении. Высокий руководитель, единственная женщина в Союзе – главный инженер. Я гордилась ею. Вот любви её мне всегда не хватало.
Поражаюсь человеческой алчности, порождающей бесчеловечность. Я не про наследство даже. Кладбище, где лежит моя мама старинное и большое. Служащие там женщины долго искали запись и, когда нашли, удивились, что мама захоронена в таком месте, где уже 40 лет никого не хоронят, если там нет родственников. Родственников, именно там, у нас не было. Я хотела вызвать такси, чтобы поездить по кладбищу и найти её последнее пристанище. Брат изрядно постарался, чтобы даже могилу мамы не нашла. Женщины оказались сердобольными и сочувствующими. Они вызвали местный автобус, и мы поехали. Три часа безуспешных поисков. Уже хотела поблагодарить и отпустить водителя, нельзя же так бессовестно долго использовать служебный транспорт в моих личных проблемах.
Только человек оказался понимающим: маму ищу. Он остановил автобус в сотый раз. Мемориал погибшим пожарникам: одинаковые серые памятники и впечатляющих размеров колокол. Вышла и оказалась прямо перед скромным холмиком, под которым и покоилась моя мамы. Очередное потрясение. Не от того, что, наконец-то, нашла. Нет! От того, что увидела. Убогий крест из плохо обструганных досок. На нём табличка и сделанная от руки кривая надпись. Сын, получивший колоссальное наследство, пожалел денег на достойное оформление захоронения нашей матери. Я позвонила этому «сыну» прямо от мамы.
На мои возмущения он ответил просто:
– Ты уже забрала всё, что хотела. Вот и займись своей матерью. А на твоего сына мне плевать. Удары под дых. В таком коротком разговоре. Где-то читала, что злой человек тебе простит зло, а вот добра никогда не простит, которое он от тебя получил. Вероятность этого подтвердилась ещё раз.
После развода с мужем, я усиленно занялась бизнесом. 90-е годы. Моих денег вскоре стало хватать на моих детей, на мою маму и на семью брата. Избалованный мамой Андрюшка – Андрейка – брат не умел и не мог содержать свою семью, где росли уже две дочки. Родные же. Как тут не помочь? А зависть проявлялась у него уже тогда. Видела. Но он был младший, а потому делала вид, что не замечаю ничего. Нас обоих родила одна мать. Родной брат? И врагу не пожелаешь такое услышать. Выплакав свою безысходность, оставив для мамы цветы и открытку, вернулась домой.
Немецкий столовый сервиз на двенадцать персон и тома Большой Советской Энциклопедии – о маме память. Это всё, что я хотела и что забрала. Мамины подарки при её жизни.
Судьба не давала мне продыху…Слова Ницше. Вот и делайся сильнее. Не сломало же. В очередной раз. Сколько их ещё будет. Кабы знать.
Фатальность бытия всего.
Непредсказуемость извечна.
Не изменить мне ничего.
Мы все уходим как-то в Вечность.
Не принимая выбор твой,
Корю себя, твою беспечность.
Глаза зелёные со мной.
Несут любовь, надежду, нежность.
Мой старший сын, мой пилигрим,
Опять все даты вспоминая
Мне снишься ты совсем один.
Я за тобой хожу по краю.
Не надо мудрости большой,
Чтобы понять, что жизнь не вечна.
Ты – Ангел там, я здесь изгой.
Судьба совсем бесчеловечна.
Нас разделила, раздвоив.
И я живу с открытой раной.
Что по – живому – не зашить.
Как больно быть без сына мамой.
Как мне не хватало моего старшего сына. Его слов. Его рук. Его голоса. Его умных и смешливых глаз. Как же одиноко молчалось, рыдалось, горевалось. Безысходность и безнадёга – мои «подруги» с приставкой «без», которая означало одно: я – мама без старшего сына. Без его любви, без его будущего, без его детей – моих внуков, без моей счастливой жизни на все годы, которые определит мне Бог.
Скоро Новый год -2007. Наш любимый семейный праздник. И год с моей любимой цифрой – 7. Как же так? Семейный праздник и без Димки… Я не хотела ни ёлки, ни праздника, ни подарков. Ничего! Закрыться в ракушку и заснуть. А если насовсем? Нет. Не могла бросить тех, кто есть у меня на Земле. Мой младший сын, мои зверики, мои друзья… И память о старшем сыне. Все, кто «ушёл», живы нашей памятью.
Мне солнца свет не греет душу.
Я не своя. И я – ничья.
Хочу услышать, но не слышу
Остры осколки бытия.
Вот год кончается печальный
И я не знаю, как мне быть.
С такой большой и рваной раной.
Не залечить и не зашить.
И слёзы катятся привычно,
Тихонько дни мои крадут.
И мир не светел, как обычно,
А иногда он как-нибудь.
Не раствориться в море счастья.
Я и любви уже не жду.
Всё рухнуло так в одночасье.
И не пойму я, как живу.
Проходит время, но не лечит.
Чем больше срок, тем мне больней.
А дети так порой беспечны,
Что оставляют матерей.
Весь день 31 декабря 2006 года провела со старшим сыном. Принесла еловые ветки, поставила в вазу… Шары, гирлянды, «дождик», всё, как обычно. Так мы украшали свой дом. Всегда остаюсь с сыном, пока горит свеча. Так придумала для себя: свеча горит – сын со мной разговаривает. Сколько свеч сгорело в тот день, не знаю. Разговор был длинный. Не помню: был мороз или нет? Потом, как очнулась, ведь собака замёрзает. Шурка не просилась домой никогда. Лежала и ждала. Я про зиму и холода. Безоговорочная преданность.
В доме, как всегда, празднично и уютно, только наполовину пусто. За нашим большим столом дети: Дениска и Меланья. Они подарили мне новый телефон. Приятная неожиданность. Но потрясающей неожиданностью стало другое: будущий муж и его будущая жена ждут ребёнка. Моя радость и печаль смешались в коктейль. И… Надо решать вопрос о свадьбе: когда, где и сколько. Бабушка Меланьи в неведении, что взрощенная и обожаемая ею внучка, почти три года живёт с мальчиком и без росписи. Оказывается, мама Меланьи, соблюдая все ханжеские устои, до последнего скрывала этот факт, а потому со свадьбой надо поторопиться. Кому в этот момент было до меня? До моего мнения? НИ-КО-МУ. Я про клан Семенюков и Дениса. А ведь он – МОЙ сын. Мой.
О беременности бабушка узнала только после свадьбы. Непросвещённая Евдокия Трофимовна работала на крупном заводе бухгалтером, а значит, с математическим действием – сложение проблем у неё не могло быть даже после выхода на пенсию. Странное сокрытие правды непонятно, но там чужая семья. Ханжество неприемлемо для меня. Для них – норма и стиль жизни.
Конечно, я надеялась, что нас объединит рождение ребёнка… Первый внук у меня и первый внук у них. Или внучка. Девочка мне желаннее. Сейчас.
Рождество, как и все остальные праздники в России, проводила с Димкой и Шуркой. Наши семейные традиции делились теперь на утро и вечер.
На тот рождественский вечер 2007 года были назначены мои смотрины. Евдокия Трофимовна, как глава клана семьи невесты, пригласила нас с Денисом на праздничный ужин. Стараюсь всегда хорошо выглядеть, какая бы ситуация не сложилась. Многолетняя привычка работы с заказчиками.
Меня восприняли с нескрываемым любопытством. Откровенно разглядывали и без стеснения мне в лоб:
– Вот оказывается какая мама у Дениса… Не ожидала.
Какую маму Дениса она ожидала, не знаю. Евдокия Трофимовна была крайне удивлена и тем, что моя профессия и моя работа дизайнера приносят какой-либо доход.
– У тебя есть заказчики? – прозвучало довольно дико. Для моих ушей.
В этом городе к тому времени я сделала немало проектов для строительства известных ресторанов, брендовых магазинов и множества загородных домов, не считая мелочи, как интерьеры квартир и прочее. У меня постоянные заказчики, и моё имя знали. «Сарафанное радио» работало. Ни убеждать, ни доказывать ничего не стала. Не видела смысла. Все люди с высшим образованием, элементарное чувство такта должно быть. Так считаю. Только высшее образование – не всегда гарант элементарного воспитания, как оказалось в последствие.
Мне понравилась сестрёнка Меланьи – Маргарита. Красивая девочка с печальными глазами.На тот момент ей было всего двенадцать лет.
.
Вот Новый год. А мне так грустно –
Судьбы моей переворот.
На сердце запредельно пусто.
Тоска моя. Печальный год.
Я не забуду три «шестёрки»,
Что год ушедший «подарил».
И жизнь, разбитая в осколки.
Собрать бы всё. Где столько сил?
И суть моя на издыханье,
Где боль и горечь пополам.
Дала я сыну обещанье.
И не нарушу, не предам.
Мой солнца лучик, мой Митяша.
Весёлый, славный мальчуган.
Ушёл. Полна слезами чаша.
Ушёл совсем и навсегда.
Слова, как приговор с набатом.
Я их пишу, как сток с души.
Одна во всём я виновата.
Погас мой свет в сырой глуши.
На этом смотрины не закончились. К родителям Меланьи приехала родня из Ставрополя. После второго визита в ту семью, мне нужно принимать гостей у себя. Денис страшно волновался. Немедленно начал покупать новые вещи в ванную комнату и в гостиную. Я делала ему комплименты по поводу оригинального и правильного выбора фактуры и цвета. Он гордо отвечал:
– Так чей я сын? Я в тебя весь.
Мне очень приятно это слышать. Младший тоже, вне сомнений, мой сын. Половинка моего сердца пела и была счастлива.
Мои фирменные пироги, пиццу и торты обожают все. В наши лучшие времена за нашим большим столом и в нашей немаленькой квартире собирались толпы друзей. Своеобразные салоны по интересам. Музыканты, художники, артисты… Мне нравилось это столпотворение. Светика всегда на подхвате – моя помощница во всех моих сумасшествиях. И здесь мы расстарались с ней на славу. Нельзя подвести Дениса, он так хотел, чтобы нашим будущим родственникам всё у нас понравилось. Первый визит не должен их разочаровать.
Беспардонность меня всегда изумляет. Евдокия Трофимовна не стеснялась в выражениях:
– Странная квартира у вас. Прям музей. Как вы тут живёте? Я бы никогда не смогла так. А зачем так много картин на стенах?
Молча, слушала. Не знаю, что в таких случаях можно сказать.
Квартира у нас пятикомнатная, «сталинка», где потолки выше трёх метров и окна не стандартные, а огромные и с эркером. Мы со старшим сыном долго выбирали квартиру под себя, когда уже могли себе позволить купить что-то лучшее, чем двухкомнатная «хрущёвка». Моя любовь к антиквариату передалась и моим сыновьям. Старинная «горка» для посуды, буфет на кухне, много сундуков, старинные XVIII века стулья, раритетные книжные шкафы с уже моей библиотекой, старые зеркала в массивных рамах и множество картин на стенах. Кроме мебели, мне нравится стекло. Бутылочное стекло: форма, цвет и прочее. Бутылок у нас много. На кухне целых две полки под потолком. Могу разглядывать часами и любоваться. У кого какие ассоциации вызывает эта красота.
– Ирина, вы всё это выпили? – очередной возглас Евдокии Трофимовны вынудил-таки меня всё же пояснить, что это собрано годами и не так много из всего этого количества бутылок нами выпито. Не убедила. Как говорят: у кого что болит. В её семье не всё благополучно с употреблением спиртного.
Дети подали заявление в загс. День свадьбы – 16 февраля. Начали готовиться к торжеству. Печаль захлёстывала меня, когда вспоминала, что свадьбы должно быть две. Меня раздвоили. Одна часть горевала, а другая пыталась радоваться. Слишком мало времени прошло для моего веселья от предстоящей свадьбы. Всего 5 месяцев.
Всё на нерве. На срыве. Навзрыд.
Не живу. Существую в бреду.
Сердце – сгусток крови, грубых мышц.
Ощущаю. Стучит. Я живу.
Раздвоилось, разбилось внутри.
И вопрос: я зачем на Земле?
И душа не горит, а чадит.
Горе жжёт. Мир без цвета и нем.
Я и ждала, и боялась ночи каждый день. Боль отпускала меня во сне. Иногда. Короткий отдых
от реальности. Но каждое утро приносило горечь. И я боролась с собой и с новым днём, учась жить.
Состояние предчувствия
Так опутает, не стряхнёшь.
Не прося ничьего сочувствия.
Опрокинуться в сонную ложь.
И верёвкою сны затянутся.
И раскатится бытиё.
И опять что-то там расправится.
Может крылья… Иль что ещё.
Маргаритка стала частым гостем в нашем доме. Михаил Васильевич был рад, что его дочери учатся печь пироги и шить. С младшей сестрёнкой Меланьи мне комфортно. Девочка любопытна и старательна. Всегда находились общие темы для наших разговоров. С Меланьей тема всегда одна: её обида на родителей и на Маргариту. Меленью растила Евдокия Трофимовна, потому что мама внучки училась в медицинском институте, а папа – в военном училище. Внимания родителей девочке не хватало, да и баловали они её редко. На стипендию не разгонишься. Какие подарки? Только мелочь, если что. А вот бабушка баловала, ещё и как. Зависть Меланьи к младшей сестрёнке настораживала. Мы общались с невестой моего младшего сына наедине совсем мало. Она избегала разговоров со мной. Всё, что я знала о ней, это только со слов Дениса. А у того любовь затмила всё. Его разум его покинул. И, как потом оказалось, на долгие годы.
Беременность Меланьи стала предметом некоего шантажа: мне врач запрещает это, мне врач запрещает то. Десяток яиц донести от машины до квартиры категорически нельзя:
– Мне тяжёлое врач запретил поднимать.
Воспринимала это, как своего рода, выказыванием её превосходства, в «пику» мне. Часто ничего не представляющий из себя человек своим пренебрежением к другому пытается показать и утвердить свою значимость. Только я твёрдо уверена, что чем умнее человек, тем он доступнее и проще в общении. Беременность – гормональный сдвиг в организме. Сама прошла через это. Прощала и молчала. Её слова:
– А для кого я рожаю? – родили диалог.
– Девочка, рожают для себя. Я своих уже родила и даже вырастила, – мои ответные слова удивили её. Вскинутые вверх брови и непонимающий взгляд. Её не поняли.
Я очень хотела к двум сыночкам ещё и доченьку. Бог не дал. Дочка – это нежность, доброта и немного милых капризов. Меланья была чужой дочкой… Её доброта и нежность не для меня. Для меня её «капризы». Отнюдь не милые. Иногда просто отвратительные.