Через несколько минут длительного ожидания, когда уже даже несколько воинов-татар, оторвавшись от столь любимых занятий, стояли чуть поодаль и смотрели на него едва ли не в упор, Ваня вдруг заметил, как к ним откуда-то из глубины улиц подъехал всадник. На вид он был весьма молод, но вот одежда и доспехи его, как и в целом всё убранство, заметно отличались от окружавших его воинов в лучшую сторону. Неужели это и был сам… Бахчисарай?
А затем он развернулся к всё ещё стоявшему напротив Орлу и заговорил на практически идеально чистом русском.
— Так вот какой ты, новенький! — Он усмехнулся и сразу же продолжил. — Какая сегодня прекрасная ночь! Подумать только: тот, кого я так долго не мог поймать на его же земле, наконец-то показался мне! Я-то представлял тебя похожим на того бугая, Курска, но тебе удалось меня удивить.
— Ты ведь Бахчисарай, да? — С трудом заставив голос быть ровным, решился спросить врага Орёл. Пришлось кричать, ведь Крым, — хотя, он ли это? — был ещё далеко.
— Что, тебе разве не рассказывали обо мне? Мне казалось, что моя слава идёт впереди меня. Что ж, Орёл, вот мы и познакомились. — Он двинулся к Орлу и, проехав буквально несколько метров, остановился.
— Я тебя не боюсь! Просто скажи мне: как тебе удалось так быстро добраться сюда? — Ваня ещё крепился, но его силы, как и самообладание, таяли с каждой секундой.
— Хм, а тебе многого не сказали. — Татарин спешился и ласковым шлепком отогнал лошадь ближе к своим. Почему-то думая что Крым будет выше него, Орёл не мог не отметить роста татарина, столь схожего со своим собственным. Это обстоятельство удивило парня, но, в то же время, дало ответы на многие вопросы, которые он задавал сам себе раньше. — Я — тень, которая не заметна до самого момента нападения. Я знаю всю территорию от Крыма и до центра Московии лучше, чем кто-либо другой, знаю все ходы и тропы. Если захочу, я и в Москву незамеченным проберусь, и никакой Курск, а уж тем более ты, мне не помеха.
— Что тебе нужно? — Голос Орла задрожал, но Ваня всё ещё пытался придать ему мужественность.
— Э не-ет, так важные разговоры не ведутся. — Крымчанин ещё на пару шагов подошёл к Орлу.
— Что ты имеешь в виду?
— А что, не видно? Смотри: я своё животное отпустил, теперь твоя очередь.
— Но у меня не… — Вовремя вспомнив о стоявшем рядом с ним воине, Ваня осёкся. «Всё правильно, — думал он, — Крым не был бы собой, если бы не отзывался так о людях. Он что, и правда такое чудовище, как и говорил Курск?..»
Немного поколебавшись, Орёл отдал ставшему лишним телохранителю команду отойти к обратно к воротам, но, как только тот, сомневаясь, сделал несколько шагов, его тело было проткнуто меткой стрелой также, как и его товарищ чуть ранее.
— Ну вот, другое дело. — Бахчисарай крикнул что-то подчинённым на своём, словно благодаря за помощь. Вздрогнув, Ваня вновь посмотрел на врага. Его лицо теперь было хорошо видно, и Орёл заметил на нём то, что потрясло его до глубины души — улыбку. Он наблюдал смерть и радовался ей. Ваню передёрнуло.
— Так что тебе нужно?
— Твоя наивность соответствует твоей внешности. — Засмеялся Бахчисарай. — Набрать рабов, конечно. — Слишком приторно и наигранно протянул он следом. — Но, коль я встретил тебя, то, возможно, моя добыча будет поменьше, но куда значительнее, чем простой скот.
— Почему ты думаешь, что я сдамся тебе?
— Прямо сейчас мне ничего не стоит забрать тебя силой, Орлик. — Теперь тон татарина был слишком ровным и спокойным, видимо он уже на ходу продумал весь этот разговор, а также его исход. А ещё он всё также улыбался, чем и бесил рисковавшего растерять всю свою решимость Ваню.
«Да как он вообще может так легко говорить об этом! И всё решать за меня!»
— Прежде скажи: ты видел Курска и… И остальных? — Наконец-то задал главный вопрос Орёл, и его рука, доселе лежавшая на рукояти сабли дрогнула, приготовившись к атаке.
Заметив, как напрягся его оппонент при упоминании севрюка, Бахчисарай, видимо поймав в голове очередную гениальную идею, снова растянулся в улыбке. То, что сам же и рассказал татарину о том, что Курск не один, Ваня так и не заметил.
— Да, но я не только видел его. — Решил поиграть с загнанной жертвой Крым. — В любом случае, в его нынешнем состоянии он гораздо более полезен для меня, нежели до этого.
По телу Орла снова прошёлся холодок, а затем он, задрожав, ощутил, как в нём поднимается ярость.
— Ты лжешь, он жив! — Резко выхватив из ножен саблю, Ваня бросился на врага. Но, прежде, чем он успел хотя бы ранить Крыма, его порыв был остановлен быстрым и мастерским блоком татарина.
— Поймай меня, если сможешь. — Усмехнулся Бахчисарай, отражая шквал атак Вани и всем своим видом показывая, что для него это не полноценная битва, а так, развлечение.
Орёл вкладывал в каждый удар всю свою силу, мощь, ловкость — словом, всё то, что так упорно воспитывал в нём Глеб. Но он был ещё неопытен и, конечно, составить конкуренцию знаменитому хищнику степей не мог. А потому все старания парня были по сути тщетными, но сам он этого не замечал — ярость и месть застилали ему глаза.
А вот Крым продолжал веселиться: он находил такое сочетание решительности и неуклюжести, как у Орла, весьма интересным. Более того, оно даже напомнило ему его самого несколько столетий назад.
Словно вспомнив что-то плохое, Крым, замешкавшись на несколько секунд, не успел вовремя поставить очередной блок. Последствия не заставили себя долго ждать: когда кончик сабли Вани царапнул его по щеке, Бахчисарай одним лишь взглядом показал своему оппоненту, насколько это его действие было лишним.
А потом татарин просто перестал сдерживаться. В ход пошло не только мастерское владение саблей, но и идеальные движения самого тела, и опыт, позволявший предугадать выпады ещё такого предсказуемого соперника, как Орёл.
И, когда спустя десяток с чем-то минут, Ваня, потеряв сознание от боли, рухнул к ногам победителя, Крым понял, что его игра, к сожалению, закончилась слишком рано.
Обведя взглядом разорённые и горящие улицы, татарин остановил его на крепости. Он уже вошёл во вкус и заканчивать на полпути был не намерен.
Бахчисарай покинул город поздним утром — только после того, как оставил после себя лишь обгорелые развалины ещё совсем молодого главного города Вани. Сам же Орёл, всё ещё не приходя в себя, ехал в татарском войске на север.[2]
Туда, где Калуге, будущей жертве Крыма, ещё только предстояло пасть под его ударами.
Туда, где лежал сам центр царства и Москва, в которую Орёл так и не доставил своих вестей.
21 мая 1571 года, г. Чугуев.
Военный совет в этот раз длился куда меньше, чем в день приезда Белгорода. Курск, видимо, всё ещё находясь под влиянием обстановки, говорил быстро, чётко и по делу, а потому все его слова и здесь звучали приказами.
— Пропускать Бахчисарая внутрь страны нельзя. — Сосредоточившись на проблеме, говорил севрюк. — А потому, если он сам не хочет показываться нам и, возможно, пошёл обходной дорогой, нам следует изучить окрестности.
— А почему ты думаешь, что Крым всё-таки здесь? — Вернулся к начатому на улице Воронеж. — Почему ты не рассматриваешь вариант того, что твой, прости Господи, брат нас обманул?
Молчавший до этого Белгород заметно напрягся и посмотрел на Вадима тяжёлым взглядом.
— Ну ты сам посуди, — продолжил брюнет, — является к нам неизвестно откуда, едва ли не ночью, имеет при себе чисто ордынскую саблю, заявляет о том, что видел Крыма… Что, только мне это показалось подозрительным? Я-то поверил потому, что ты, Курь, уж больно яро его защищал и вообще ручался за него, но, по честноку, ты же и сам не видел его с его детства. А уж чем он жил и вовсе не знаешь. А о том, что он самый что ни на есть шпион, не думал?
Курск молчал. Он сидел во главе стола и, подперев одной рукой голову, вспоминал о том, что именно это же говорил ему и Орёл несколькими днями ранее. Взгляд его гулял по горнице, но чаще всего возвращался ко вновь обретённому брату. А что, если Воронеж прав?
— Эй, ты, — заметив сомнения Курска, начал взбешённый Белгород, — сам замолкнешь или мне тебе помочь? Я прекрасно понимаю, как я выгляжу со стороны, но, тем не менее, я прошу верить мне! Я говорю правду и ничего кроме неё, ведь у меня, в отличии от некоторых здесь присутствующих, — он специально повернулся к Воронежу и, плюясь словами, словно ядом, продолжил, — есть свои принципы и правила поведения, и, более того, я намерен соблюдать их до самого конца. Что Крым где-то близко, я больше, чем уверен, но, так как мне одному он точно не под силу, я и приехал к вам.
Морша и Елец молчали, иногда переглядываясь. Признаваться, что они думали также, как Вадим, они не решились.
— Вот что мы сделаем. — Наконец-то заговорил Курск. — Ты, Воронеж, и ты, Елец, — переводя взгляд с одного на другого, указал на них севрюк, — возьмёте самых быстрых лошадей и выйдете на разведку. Один на Муравку, другой — на Изюмку, куда и кому — решите сами. Морша, — он повернулся к сидевшему рядом с ним мордвину, — ты останешься здесь и…
Но договорить он не успел потому, что оказался перебит самим Тяргоном:
— А можно я помогу им? — Его взгляд почему-то был слишком решительным, но, вместе с тем и просящим, и Курск, вдохнув, понял всё.
— Я не думаю, что кому-то из них понадобится помощь, но, раз ты сам хочешь… К кому присоединиться, решишь сам.
Кивнув, Морша улыбнулся, буквально светясь изнутри. А вот помрачневший Елец не радовался совершенно: ещё бы, теперь отвязаться от помощничка ему будет уже невозможно.
— Что ж, раз всем всё понятно, то предлагаю приступить к исполнению… — И, немного помедлив, Курск добавил. — А тебя, Белгород, я, как уже говорил ранее, попрошу остаться.
22 мая 1571 года. В пути, севернее г. Орла.
То, что происходило что-то странное, Калуга поняла уже подъезжая к своей южной границе. На дороге, ведущей в её город, почему-то было очень оживлённо. Сначала Клавдия подумала, что большую часть ехавших составляли торговцы, и даже удивилась тому, как выросло её взаимодействие с территорией её племянника, Орла, жившего южнее. Уже позже, въехав в толпу, она вдруг поняла, что люди ехали не торговать, а бежали от какой-то страшной опасности. А уж после того, как она перекинулась несколькими фразами с парой человек, ей всё стало ясно: Бахчисарай уже у её границ и, более того, у него в плену уже находилось какое-то олицетворение, которое татарин явно мечтал продать в рабство. Но, видимо из-за жажды ещё большей добычи, Крым всё-таки решил двинуться дальше на север, к ней.
Что ж, как раз его она ждала как никто другой. Точнее, Клавдия была бы рада и вовсе не видеть его, однако то обстоятельство, что он ежегодно нападал на Московию, грабя всё на своём пути и уводя в плен тысячи людей, заставляло её заметно нервничать. Но ещё больше волновало девушку то, что на её собственных землях Бахчисарая она не видела уже давно — именно поэтому с самого начала оттепели она периодически объезжала царские войска, находившиеся в её ведении, заранее готовясь к неожиданному гостю. Сейчас, в конце весны, делала она это особенно тщательно, так как Тула временно была занята в столице.
Больше всего её внимание привлёк слух о каком-то пленном олицетворении, распространившийся среди беженцев. На секунду она даже задумалась о том, мог ли им быть Орёл. Будучи в составе последней засечной черты перед самим Москвой, она была посвящена в некоторые планы царя относительно Крыма. И то, что её племянник сейчас должен был быть где-то на юго-западных рубежах, она тоже прекрасно знала. Там как раз и проходил обычно Крым, чтобы попасть в центр Московии, а, значит, этим пленным с большой вероятностью мог оказаться Ваня.
Но, хоть Калуга и была частью Большой черты, куда больше, чем воевать, она любила читать. Настоящие книги попадали в её руки редко, но, тем не менее, она всё же умудрялась доставать источники новых знаний и в других формах. Ей нравилось учиться и учить других, и все другие занятия привлекали её гораздо меньше этого. Странность эта проявлялась у неё повсеместно: даже дома в тереме она, сидя взаперти не пряла или шила, а читала, писала и… мечтала.
Благодаря накопленным знаниям и опыту она также немного понимала и в военном деле и политике, но этого было явно недостаточно для того, чтобы составить конкуренцию тем же Туле, главной в Большой засечной черте обороны от нападений Крыма, или Рязани.
И вот теперь там, у Орла, снова был её исторический противник. Намереваясь разузнать ситуацию получше и особенно всё то, что касается пленного, она, недолго думая, направила лошадь на юг.
Но проехать удалось недолго. Уже когда Клава подъезжала к обширному и довольно ровному участку вблизи протекавшей в этих местах реки Злынки, в поле её зрения попал небольшой отряд татар, передвигавшийся налегке. Предположив, что это, скорее всего, разведчики, которых Бахчисарай всегда выпускал впереди своего войска, и оценив собственные возможности, Калуга решила не пересекаться с ними. Она повернула лошадь в сторону и пустила её галопом.
Вот только было поздно: то, что она была замечена отрядом, Клава узнала по глухому стуку подков о землю и шумному дыханию скакунов позади неё. Попытка оторваться, пустив лошадь во весь опор, провалилась, а, когда один из преследователей и вовсе догнал её и, вытащив саблю, закричал что-то по-татарски, Калуга поняла, что сопротивляться было уже бесполезно.
Через пару часов девушка уже стояла перед самим Бахчисараем со связанными за спиной руками. Её лошадь также была приведена в лагерь — Крым всегда ценил хорошие вещи врагов, а уж лошадей и подавно.
— Я точно запомню этот поход надолго! — Он улыбнулся. — Второе олицетворение само идёт ко мне в руки! Давно не виделись, Клавушка. Что привело тебя ко мне?
— Будто ты сам не знаешь. — Огрызнулась пленница. — В этот раз я на очереди была? А то, смотрю, что-то ты давно в гости не приходил…
— Ну почему же «была»? — Поднявшись со своего места, он прошёлся по лагерю, расположенному прямо под открытым небом. Было очевидно, что надолго задерживаться в этих местах Крым не собирался. — Ты всё ещё считаешься моей целью.
— Я слышала, что у тебя в плену олицетворение. — Не сдавала позиций Калуга.
— О, откуда? А, понял-понял, поди сплетни разнесли уже. — Бахчисарай подошёл к ней ближе и, улыбнувшись, окинул взглядом с ног до головы. — Ты что, присоединиться хочешь? — Он засмеялся.
— Для начала хотя бы узнать, кто это.
— Ну, это никакая не тайна. Более того, он сейчас недалеко отсюда. Хочешь посмотреть? Правда приготовься, он немного не в том состоянии, чтобы разговаривать с кем-либо, да и вообще жить.
После этих слов Калугой овладело волнение. Всё время, пока они шли к лежанке, на которой и ждал её тот, ради кого она приехала, Клавдия не находила себе места. И, когда её взгляд, уже привыкший к светлой майской ночи, упал на спящего парня, она поняла всё.
Порванный кафтан, резаные раны тут и там на коже, некоторые из которых, правда, всё-таки были перевязаны, уже запёкшаяся на всём, чего она коснулась, кровь — всё это делало открывшуюся девушке картину жуткой и мучительной.
— Хорошо я его отделал, а? — Самодовольно ухмыльнулся Крым, наблюдая за реакцией девушки. — А ведь он сам на меня полез. Странно, меня обычно боятся, а у него будто и страха вовсе не было. Только вот не знал он, с кем связывался…
Калуга боялась только одного — что не выдержит и заплачет прямо перед врагом. На самом-то деле, она всегда очень переживала за своих родных и близких. А уж за Ваню — в особенности, потому что в детстве была для него практически второй матерью.
— Ч-что ты хочешь за него? — Её голос дрожал, угрожая вот-вот сорваться на крик, но Клава прилагала все усилия для того, чтобы сдерживать себя. — Что, скажи?! Я всё сделаю, только отпусти его!
Крым хмыкнул. Очевидно, он не ожидал таких слов от своей старой знакомой, и оттого, казалось, находился в замешательстве. Ясно понял он только одно: этот юнец был явно почему-то очень важен Калуге. За постороннего, пусть даже и олицетворения, такого не предлагают.