— А что ты мне можешь предложить? — Хитро улыбнувшись, он протянул руку к её лицу и, коснувшись подбородка, провёл по нему парой пальцев.
— Я… — Понимая, что у неё нет ничего другого, что могло бы заинтересовать Крыма кроме неё самой в качестве рабыни, Клавдия решилась. — Я могу подсказать тебе дорогу к столице.
На несколько секунд на лице Крыма мелькнуло недоумение и искреннее удивление, но, быстро спохватившись, он скрыл свои эмоции внутри себя.
— Я, — она продолжала, — очень близка к самому Москве и знаю некоторые его планы. Я могла бы… — Было видно, что слова её даются с трудом, но она всё же не останавливалась. — Рассказать тебе всё, что знаю.[3] Например, я могу сказать расположение войск у столицы… Но это… — Она почти плакала. — Надо показывать на карте. Чтобы ты мне поверил сейчас, скажу, что ты можешь пройти через тульские земли. Сестра сейчас не у себя, она в Москве — там сложная обстановка…
Больше Клава не смогла сказать ни слова — по щекам её побежали слёзы. Ей было жаль, что она не могла закрыть лицо руками или вытереть их…
— Если всё то, что ты говоришь правда, — задумчиво произнёс Крым, — то я согласен.
— Что-то могло измениться, но незначительно. — Сквозь слёзы шептала девушка.
— С этим на месте разберусь. — Снова протянув к Калуге руку, в который в этот раз был нож, он поддел им верёвку, держащую руки пленницы за спиной. Почувствовав ими свободу, она, уже не думая ни о чём, кинулась к лежащему перед ней Орлу. Спасти его нужно было любой ценой, пусть даже и пострадает ненавистный ей, как и многим, Москва.
— Почему ты это сделала? — Крым всё ещё стоял позади неё.
— Что? Рассказала тебе?
— Да.
— Не все одобряют то, что происходит внутри Московии, но никто даже не может пикнуть. — Стараясь говорить как можно тише, словно боясь, что её могут услышать, ответила Клава. — Все очень хорошо помнят то, что случилось два года назад с Новгородом…[4]
Бахчисарай и сам знал обо всём, но то, что у кого-то хватало смелости идти против столицы, пусть даже в такой ситуации, всё равно очень сильно удивляло его.
— Бахти, — тихо окликнула его по имени Калуга, — тебя ведь так зовут? Отдай мне мою лошадь и вещи. Я заберу его с собой, и мы не будем тебе препятствовать в твоём походе. Клянусь.
Не понимая, почему же этот сопляк настолько важен для Калуги, Крым решил пока что не задумываться об этом. Замаячившая перед глазами возможность разграбления самого столицы уже грела ему душу.
— Хорошо. — Согласился он. — Но сначала, как и обещала, выложишь мне всё, что знаешь.
Калуге оставалось лишь кивнуть и, в последний раз уткнувшись в лежавшего Орла, громко всхлипнуть.
21 мая 1571 года. В степи, около г. Чугуева.
— Ну почему именно я? — После нескольких часов блужданий вдоль Муравского шляха нарушил молчание Елец. — Вон к Воронежу бы прицепился, что ко мне-то? Вам было бы очень весело вместе.
Его лошадь шла медленной рысью, словно устав, да и сам её хозяин почему-то выглядел не лучше.[5] Возможно, начало сказываться влияние всей ситуации, или, может быть, то, что Елец, имевший некоторые проблемы с развитием с точки зрения олицетворения, уже долгое время находился далеко от своей земли. А, может, мордвин и правда плохо влиял на него, и вот в эту последнюю версию сам Елец и верил больше всего.
— А ты, как обычно, и сам всё сделаешь. Ну да, знаю-знаю. Я вот что… Поговорить хотел. — Не стал лукавить Морша. — Наедине. — Сбавив скорость, он повёл свою лошадь такой же рысью, как и Елец.
— Ну чего тебе ещё? — Скривился Валера. — Разве мы уже не всё обсудили?
— Знаешь, в последнее время мне кажется, что ты стал относиться ко мне лучше, чем прежде.
Ещё вчера Елец на такое заявление мордвина ответил бы своим очередным язвительным замечанием в его сторону. Но сегодня он молчал. Нет, не потому, что Морша попал в точку, и его, Ельца, отношение к мордвину действительно изменилось. Просто в последнее время Валерий чувствовал себя всё хуже и хуже, и сам не знал, почему. Это началось ещё там, у него дома, и, по мере удаления от него, стало только усиливаться. А теперь, когда Елец был уже столько времени вдали от дома, это состояние обострилось ещё сильнее. Сегодня же на него и вовсе напала какая-то хандра, поэтому говорить с кем-то, а особенно с мордвином, он желания не испытывал.
Тяргон и прежде замечал, что с его Лериком что-то не то, но, как только он заводил об этом разговор, Елец тут же его прекращал. Хотя, он и так с ним особо разговорчивым никогда не был. Поэтому-то Антону так и не удалось достучаться до истины, и за состояние своего сослуживца он волновался лишь сильнее.
— И… — Не услышав ответ, Морша продолжил. — Я бы хотел ещё раз извиниться перед тобой за то, что предал вас. Ну тогда, давно. Я даже не знаю, что ещё сказать в моё оправдание, но я сожалею о том, что так поступил, правда.
— И в чём смысл? — Елец всё же ответил.
— А?
— Ну скажи мне, какой смысл в твоих словах? Отца ты мне ими не вернёшь.
«Я хотел бы стать тебе почти таким же близким!..» — Слова уже были готовы сорваться с языка, но пронеслись только в мыслях.
Повисло молчание. В ложившихся на землю сумерках степь постепенно начала казаться обоим путникам странной, даже какой-то зловещей. Особенно страдал этим Тяргон — сказывалась привычка жить вблизи леса, а не на открытом пространстве.
Кончался третий день после отъезда Орла, и надо было возвращаться в Чугуев. Ни с чем, правда, но это печалило больше Ельца, чем Моршу.
— А ещё, — снова пытался вывести спутника на разговор Антон, — я хотел бы стать тебе другом. Если такое вообще возможно… — Поняв, что сболтнул лишнего, он неловко усмехнулся и уткнул взгляд в землю.
— Может, и возможно. — Пожал плечами Елец. — Не знаю пока.
Да, Валерий сегодня и впрямь был очень странным: взять хотя бы то, что за время совместного задания ещё ни разу не сорвался на спутника, не накричал и даже ни разу злобно не посмотрел.
— Лерик… — Почти шёпотом позвал его Морша.
— Ну что ещё-то?!
— Что с тобой сегодня?
— Не знаю. — После минутного раздумья выдал Елец. Но, вместо того, чтобы серьёзно задуматься над вопросом, быстро перевёл тему. — Может, по Орлу скучаю, не думал?
— Да, я тоже. Я вообще к нашей компашке привык, думал, что вместе будем на поле боя и всё такое… — Он вздохнул. — Вы, кстати, с Орлом как два сапога пара. Я имею в виду, сдружились так, от тебя прямо не ожидал.
— Ну я же почти всегда только вас с Воронежем поливаю. — Усмехнулся блондин. — Благо, не просто так, а ни в чём не виновного и очень наивного парнишку-то за что? Он просто ещё не заслужил. И, зная его характер, скорее всего не заслужит.
— Кстати, — слегка задумчиво произнёс Морша, — а тебе не кажется странным то, что Ваня находится среди нас? — Поймав слегка удивлённый взгляд Валеры, Тяргон поспешил объяснить свои слова. — Он же такой весь изнеженный и явно не предназначен быть пограничником…
— Вообще, мне тоже кажется, что здесь что-то не то. Серьёзно, почему бы и не оставить парнишку в покое и не позволить ему жить при дворе, допустим? Нет, надо отсылать на самый край царства, на передовую…
— А что, если он кому-то очень сильно не нужен, и таким образом его специально послали на верную смерть?..
Елец уже было собирался ответить, как вдруг неожиданно его лошадь остановилась, запнувшись обо что-то. Как только он нагнулся, чтобы осмотреть препятствие и проверить, не случилось ли чего более серьёзного, он так и ахнул: перед ним в почему-то сильно поредевшей степной траве вперёд, в сумрак вечера убегало множество тропинок из лошадиных следов, а кое-где даже виднелись следы от колёс.
Почуяв неладное, Тамбов тоже нагнулся — и всё сразу понял.
— Нас обошли?..
— Угум. А ещё Белгород нам не врал.
С этими словами Елец, слишком резко коснулся шпорами тела лошади, торопя её. Дело за отдачей не стояло — понятливое животное тут же понесло седока назад в Чугуев. Не столь быстро сообразивший, что делать, Морша поспешил за ним.
23 мая 1571 года, г. Калуга.
Когда Ваня наконец-то пришёл в себя, он с трудом понял, где находился. Место было знакомым, но, в то же время, и будто бы новым. Он огляделся. Вокруг него была обычная ничем не примечательная комната-спальня и, судя по тому, что обстановка не отличалась роскошью, жил в ней либо кто-то небогатый, либо же просто прислуга. В прочем, ладно: он хотя бы очнулся, и это Ваню уже очень сильно радовало.
Подводила память. Ваня помнил, что Бахчисарай неожиданно объявился в его землях, а ещё — что он, Орёл, сам выходил к нему на битву. Только сейчас, лежа на не особо удобной кровати и глядя в потолок, он вдруг понял, насколько же глупо и безрассудно это всё выглядело со стороны. Но, если подумать серьёзно: он же имел благую цель! Если Крым оказался уже так глубоко в Московии, то за судьбу Курска и других переживать стоило ой как серьёзно!
После того, как Бахчисарай его сразил, Ваня не помнил ничего. И не мудрено — столько проваляться без сознания да ещё и с такими-то ранами!
Стоп. Раны. Ваня попробовал встать, потом сделать это же, но более плавно и аккуратно, потом — хотя бы повернуться на бок. Последнее получилось, но не без труда: мало того, что тело загудело следами последней битвы, так ещё ведь и мышцы, уже успевшие затечь, заболели!
Выгнав из головы почти все мысли, Ваня вдруг услышал как за стеной кто-то с кем-то переговаривался. Звук был очень приглушённым, но, тем не менее, сосредоточившись на разговоре, Орлу удалось разобрать почти всё.
— Что-что-что ты сделала, чтобы его спасти?! — Первый голос был Ване точно не знаком. Принадлежал он явно мужчине и был глубоким, бархатистым и, что само собой отметилось в голове Вани, довольно красивым. — Повтори ещё раз.
— Я рассказала Крыму всё. — Второй был тише и явно женский. Вот он, в отличии от первого, уже вызывал в Орле какие-то воспоминания, но в таких условиях чётко определить его хозяйку было совсем невозможно. — О том, где находятся позиции наших войск. О том, как безопасно пройти в Москву, чтобы объявиться практически у самого города. И о том, что в нашем царстве в последние годы творятся хаос и беспредел — и всё благодаря самому царю! — Ване показалось, что говорившая волновалась.
— Я вот не понимаю, Клав, тебе что, плохо живётся, ты стране зла хочешь?
Точно, это была Калуга. Будучи сестрой Тулы, она являлась самому Орлу тётей, и Ваня в своё время был к ней довольно сильно привязан. Но кто с ней говорил? И при чём тут она вообще?..
— Это я-то стране зла хочу? Посмотри, что делает Москва: то свои же города разоряет, не забывая при этом и нас, олицетворений, то Опричнину ввёл, будь она неладна! Да он же вообще как из ума выжил! — Она замолчала на несколько секунд, видимо для того, чтобы перевести дух. — А Ваня — наша единственная надежда на хоть какие-то перемены в стране!
— Возможно ты и права. — Сдался, наконец, мужской голос. — Но я бы всё равно основательно подумал перед тем, как делать такое.
— Я подумала трижды и решила, что жизнь и здоровье моего племянника мне гораздо дороже. Да и… Борь, ты просто не был в той ситуации.
— И очень сожалею, что в ней оказалась ты. — Хмыкнул голос. — На твоём месте я бы поступил совсем иначе.
На этом голоса затихли. Пытаясь переварить полученные сведения, Орёл, собрав силы в кулак, всё-таки смог сесть на кровати. «Интересно, а почему я для тёти Клавы такой важный?.. Это… как-то связано с моим отцом?.. Но ведь я его вообще не знаю! Или же…»
Его размышления нарушил скрип двери, и на пороге появилась уже не являвшаяся для него неожиданностью Калуга. Видеть её он был рад, а потому улыбнулся ей своей самой счастливой улыбкой.
— Ой, а ты уже пришёл в себя! — Обрадовалась Клава. — А я только решила тебя проведать. Пока ты был без сознания, я так волновалась, что приходила к тебе очень часто. Как ты себя чувствуешь?..
Сев на кровать рядом с Ваней, она осторожно прижала его голову к себе.
— Если честно, так себе. — Орёл тихо зашипел от неудачного касания тётушки, и она поспешила исправить положение. — Не знаю даже, где болит больше.
— Расскажешь, как ты всё это добро получил? И вообще, почему ты был пленником Крыма?..
— А. Вот, значит, как. — У Вани в голове будто сложился ещё один кусок мозаики. — Это долгая история. Ты ведь знаешь, что Москва послал меня на границу?
Калуга грустно кивнула.
— Там я нашёл хорошего наставника и верных друзей. — Говорить ему было трудно, но он, как мог, старался составить более-менее связный текст. — Один из них и предупредил нас об опасности. Так мы и узнали, что Бахчисарай объявился снова. Меня выбрали гонцом в столицу, чтобы обо всём сообщить. Но доехать я успел только до моего центра: Крым напал следующей же ночью. Дальше уже понятно… Я всего лишь хотел узнать о друзьях… И Курске… — Ему стало неловко. — Ну и вот… Кстати, почему я здесь? И… Где мы?..
— Э-это уже моя вина. Я встретила Крыма на нашей с тобой границе, и мы решили с ним немного… Поговорить. Ну и мне удалось вынудить его отпустить тебя. Кстати! — Осторожно коснувшись обеими руками Ваниных плеч, Калуга вдруг начала довольно пристально его разглядывать. Вскоре на её губах снова появилась улыбка. — Как же ты возмужал! Какой стал большой и, знаешь, теперь ты не выглядишь таким доходягой!
— То есть раньше я им был? — Притворно обиделся Ваня. — А я думал, что ты меня любишь!
— Опять ты за своё! Привык в детстве, что я души в тебе не чаяла, аж до сих пор пользуешься! У-у-у-у, радуйся, что раненый сильно, так бы заобнимала! — Напомнив себе таким образом о состоянии племянника, Клава снова стала серьёзной. — Я вижу, тебе лучше… Но, всё равно, какое-то время поживёшь тут. Этот дом мой, но он, так сказать, не основной. Надеюсь, тебя не станут искать. А пока что мы с Борькой тебя снова на ноги поставим. Можешь положиться на нас.
— Борькой? — Ваня снова вспомнил тот красивый голос, что слышал недавно.
— А, точно, вы же друг друга, скорее всего, не знаете… Надо это исправить.
Она улыбнулась и громко позвала ещё одного своего гостя.
— Ваня, это Брянск, в миру — Борис. Брат твоего начальника, Курска, кстати. Он должен был помочь защитить меня от Крыма, но теперь это уже не нужно.
В дверном проёме уже стоял обладатель того прекрасного голоса.
— Борь, а это — Орёл. В миру Иван. Будь с ним поласковее и не гоняй так, как Курск.
— А откуда вы знаете о наших трени… — Ваня не успел договорить, как Калуга уже засмеялась.
— Мы просто знаем Курска.
Хоть они и говорили о Глебе, судьба которого всё ещё волновала Орла, сейчас же ему почему-то стало немного не до него. Да, Глеб, безусловно, был одним из самых дорогих олицетворений для Вани, но тот, кто стоял перед ним в этой небольшой комнатушке, казался ему улучшенной версией брата: то же телосложение, те же черты лица, схожий цвет волос… Вот только цвет глаз отличался кардинально, но улыбка, которой Борис затмевал всё вокруг и будто бы силой притягивал к себе, заставляла забыть об этом сразу и навсегда.
Следующие несколько часов все трое, будто возвращая Орла в реальность, разговаривали обо всём и ни о чём — как старые друзья, которые не виделись много лет, и во время обсуждения Ваня постоянно украдкой посматривал на нового знакомого.
Тогда же у него в голове и промелькнула та самая мысль, из-за которой ему сразу стало очень стыдно: «А что, если на одном только Курске свет клином не сошёлся?..»
Опомнившись, Орёл захотел выгнать её из головы. Возможно, поэтому он неосознанно потянулся к левой стороне тела — туда, где между рубахой и кафтаном у него всё ещё хранилась та самая самодельная карта, которую Глеб нарисовал для них обоих. Только теперь, после перенесённого сражения, она была местами изрезана и почти полностью залита кровью. Интересно, зачем Крым её ему всё-таки сохранил?..
— Кстати, Ваня, я думаю, что Крым Курска не тронул. — Заговорщически улыбаясь, сообщила, уже уходя, Калуга. И, отметив про себя слишком резко поднятый на неё удивлённый взгляд племянника, добавила: — Я предполагаю, что он его обошёл, иначе бы просто не смог так быстро оказаться так глубоко в стране. А на тебя время потратил потому, что захотел «познакомиться» лично и проверял на удачу, на месте ли ты.