- Вы кто такой?
- Пал Палыч, секретарь его велич... пардон, начальника департамента социальной политики.
- На кого кляуза-то? - поинтересовался господин Пукин. - Я подобные вещи очень ценю и уважаю - приделываю к ним ноги, глаза, уши, и выпускаю погулять при удобном случае. Давай сюда свою кляузу, сами разберёмся.
- Да кляуза так себе, серенькая, не вашего ранга. Вам, пожалуй, и пачкаться не стоит, - пошёл на попятную Пал Палыч.
- Давай сюда, я сказал, - жёстко произнёс господин Пукин, - сам разберусь, без сопливых, серенькая она или красненькая.
Но в тот же момент секретарь со своей кляузой растворился в воздухе, так и не ознакомив с содержанием высоких государственных лиц. Но она им не сильно и нужна была - тут же забыли и про кляузу, и про Пал Палыча. А ведь откройся смысл записки, и кое у кого жизнь могла пойти совсем в ином направлении.
Быстроглазая проворная девочка, пробегая мимо, остановилась, и уставилась, не стесняясь на невысокого господина, чьи портреты мелькали по всей стране.
- Дядя Вова! Вы мою пилотку со звёздочкой не видели? Потерялась... Я тоже хочу немножко повоевать, - боевая девчушка стрельнула глазками. С кармана её шортиков свисала резинка от рогатки. Во рту чавкала жевательная резинка. - Я на велосипеде люблю кататься, - сообщила девочка о своих предпочтениях.
- Молодец, - похвалил её господин Пукин. - Подрастёшь, я тебя в мотоклуб определю к "Ночным волкам". Будешь выть турбинами моторов...
* * *
Начальник службы по связям с общественностью Семен Степанович Шалый пожинал приятные плоды своей разросшейся деятельности. Распространённый на всю страну конкурс на лучшее предложение-проект по улучшению работы городской инфраструктуры принёс невероятный успех организаторам - несчетные мешки с корреспонденцией, которые любимый племянник Виталик не успевал отвозить в пункт приёма макулатуры. Такая возросшая деятельность таила в себе определённые риски. С одной стороны, радость от получаемой прибыли нейтрализовала страх и угрозу обвинения в жульничестве. А с другой, - о каком жульничестве может идти речь, если люди добровольно, по велению разума, сердца и каких-то неведомых сил - пишут и пишут, присылают и присылают свои конвертики с предложениями. Некоторые из них в отделах читают, обдумывают и бракуют. Кто виноват в этом? Понятное дело - конкурсанты-отправители.
Если с умом подойти к этому вопросу, то по-хорошему, с почты надо комиссионное вознаграждение требовать за организацию немыслимого письмо оборота. Виталик так и сказал, развалившись в кресле, Семену Степановичу, мол, дорогой дядя, надо бы с государственной почтой договор заключить на прогонку писем с оплатой получателю комиссионных за такой ворох корреспонденции в одни ворота.
Дядя морщился, но ничего не говорил, надеясь, что к следующей встрече дитятя поумнеет самопроизвольно. Чудеса же в жизни случаются, почему бы и тут не произойти?
- У тебя в руках такой причудливый инструмент, как голова, а ты не знаешь, что делать. Долби гранит... - Семен Степанович, склонившись к бумагам, помахал рукой, намекая, что занят и, желательно, очистить кабинет. Дорогой же племянник не торопился уходить, и озадачил дядю своей печалью, что не справляется с таким оборотом бумаги. И, конечно же, у него имелось два великолепных плана, как упростить работу при сохранении доходов. Первый был гениальный по своей простоте: не изменяя реквизитов получателя, указать адрес пункта приема макулатуры, там открыть своё отделение, и тогда мероприятие завертится образцово самостоятельно и чудесно.
- Да, действительно, гениально придумано, - съязвил дядя. - Надо только рот держать открытым, а туда будет течь денежный поток. Браво! Превосходно! А если конкурсант отправитель захочет узнать судьбу своего детища и приедет согласно адресу? Тебе известно, какие скареды эти изобретатели? Ведь они считают своё детище лучшим в мире, а тут ты на пути со своим подлым подвохом. Да они тебя в клочья порвут и сдадут их в макулатуру.
Выслушав дядину версию, племянник поутих и уже не так бойко предложил подыскать себе помощника, чтобы дело веселей спорилось и, чтоб он не бегал в запарке мокрым, грозя простудиться и заболеть.
Несговорчивый дядя и этот план забраковал, сославшись на то, что в такое дело посторонних втягивать опасно - лишний свидетель ни к чему.
Виталик загрустил, и собрался было покинуть дядину обитель, но задержался из-за медлительности.
В кабинет грубо постучали и следом вошли. За спиной у Александры Калины выпрыгивала из одежд секретарша, стараясь донести до сведения начальника, что на посетительницу нет никакой управы, прёт, словно танк на ополченца, разве что воздействовать каким-либо тяжёлым предметом. И предупредила, что электрошокер её не берёт: то ли прибор неисправен, то ли гражданка из полена сделана.
Гражданка, сделанная из полена, захлопнула дверь за собой, чуть было, не оттяпав нос секретарши. Но всё обошлось - та вовремя отскочила в свой удел.
Рукава рубашки Саши Калины были закатаны по локоть, чтоб не мешать движению рук. И невольно в этих руках представился немецкий автомат шмайссер времен второй мировой, к выражению лица... Она решительным шагом направилась к столу руководителя, и тут заметила Виталика.
- Ага, - сказала Саша Калина, - это тот, который водил меня за нос.
Она мигом подскочила к своему обидчику, и ловким движением руки ухватила молодого человека за нос. Семен Степанович мог только засвидетельствовать, что захват был надёжный, и вырваться не представлялось никакой возможности. С одной стороны он сочувствовал Виталику, а с другой подумал: пусть жизнь его немножко потаскает во благо будущих дел. Александра так и сделала, как подумалось дяде. Она обвела племянника вокруг стола и выпроводила в двери. Её нога самопроизвольно пожелала боднуть Виталика под зад, подведя победный итог, но тот оказался шустрее, и как только неприятельская рука отпустила нос - исчез в проеме, как и не было. Саша Калина плюнула в сердцах, что не успела поддеть пленника, и попала в официальный портрет, висевший над столом секретаря.
- Точное поражение, а главное, по заслугам, - прокомментировала она результат своего попадания. Глаз изображенного на портрете первого лица заслезился от потёкшего плевка.
Секретарша на всякий случай притаилась под столом, держа в руке бесполезный электрошокер.
- Ну?! Каков результат внедрения моего проекта в народ? - спросила Александра у начальника службы по связям с населением, когда они остались вдвоём в кабинете. - С моим проектом туалета открытого типа все специалисты ознакомились?
Семен Степанович благоразумно промолчал. Ему всё ещё мерещился шмайссер в руках решительной посетительницы.
Саша Калина же молчать не собиралась - не для того пожаловала.
- У меня есть последователи идеи. Десятки приверженцев. Их лозунг к проекту: "Что естественно, то не безобразно". Вот так-то, господа чиновники. Я сама осваиваю удобства собственного проекта: захотелось нужду справить - сажусь и справляю, всем ветрам назло.
И только вы ни тпру, ни ну.
- О, Александра! Смените гнев на милость. Ваш проект, безусловно, интересен и в дальнейшей перспективе, несомненно, будет воплощен в бетон. Но ныне победил проект другого участника, вашего коллеги, можно сказать, и мы его реализуем. Поймите, специалисты так решили, ни я. И против не попрёшь - у них сила умственного сцепления в руках.
- Скажите, у кого сейчас находится проект моего коллеги-соперника? Пойду его обгажу. Я докажу любому, что важнее моего проекта ничего в жизни нет и быть не может. Естественная надобность возникает и существует помимо воли человека и требует соответствующих условий непредсказуемо, в первую очередь, и каждый божий день. Ответьте мне - проект коллеги, который вы запустили - в нём у человека есть ежедневная потребность?
- Как сказать. Покупать ежедневно производимый товар смысла нет, а вот использовать - как без него, - Семен Степанович усиленно тёр лоб. Нужна была срочно плодотворная идея, чтобы отшить посетительницу. Варианты: иду на совещание, придите завтра, нет времени на разговоры, торопит неотложная работа - не устраивали, в том числе, и своей обыденностью.
- Но ваш товар ни пить, ни есть не просит, а значит, и естественная надобность ему ни по чём. С организмом человека этот номер не пройдёт. Что кричит ваш брат чиновник по всякому поводу: самое главное - это человек, а не товар, заметьте. Так чей проект важнее и критически необходим людям? Вот то-то же! Говорите по-доброму, у кого находится проект моего конкурента - иначе, задушу... - и это очень походило на правду.
* * *
Лучи солнца, заходившие с утра в кабинет Кирилла Мефодьевича Ракушкина, меркли от взгляда начальника департамента. Накануне, Пал Палыч, секретарь руководителя, выложил на стол кляузу, которую удалось перехватить у секретаря министра пользуясь доверительным знакомством. Секретарь министра требовал взамен комиссионных денег и у него были большие шансы их получить. Только не называйте, ради бога, это коррупцией. Если кому-то не повезло, и он не может лёгким движением руки или одним коротким звонком заработать кучу денег, то кто вам виноват, что не имеете такой возможности. Так и говорите - я не везучий. Это вам и жена подтвердит. А то привыкли чуть что кричать - коррупция-коррупция. Ну, коррупция, ну и что? Завидно? Вот и моей жене тоже...
Кирилл Мефодьевич вновь и вновь перечитывал донос и багровел от подлости описываемой правды. Да, перечислял департамент деньги на фирмы, которые должны были оказывать помощь неимущим, больным и возрастным категориям населения. Они и перечисляли им деньги, обеспечивали продуктами, лекарствами, медицинским оборудованием, но тратили на это в пять раз меньше, а по возможности, и вообще, не тратили, а он то, начальник департамента, под чью подпись перечислялись эти деньги, при чём здесь? Накося выкуси, поди докажи. А всё равно осадок нехороший и внимание привлекает преступной правдоподобностью. Но что поражало, написавший кляузу подлец, расписал проценты прибыли участников, как вроде б то сидел с ними за одним столом. Вот скотина! Откуда только и прознал. А действительно, откуда узнал? Своим-то, какой смысл сук рубить, на котором расселся? Вот загадка, так загадка. Это тебе не жизнь на Марсе вычислять. Какая разница, есть там жизнь или нет. Кому какая прибыль? А тут, извините, за живое поддевает. Или же покупали товары по завышенным ценам, а после брали мзду - так все нормальные люди поступают. Вот, что зависть делает с людьми.
Так думал Кирилл Мефодьевич, вновь и вновь перечитывая текст кляузы. Он это делал с единственной целью - убедиться, нет ли ещё чего такого, что может всплыть и между строк читается, но пока скрыто от посторонних глаз. Стекающий пот резал глаза, злость колотила сердце.
Но самое нелепое и наглое - донос был подписан именем конкретного человека, что выглядело крайне неразумно, - Канарейкой Зиновием Вульфовичем. "Толи полный дурак, толи бесстрашный борец с ветряными мельницами", - подумал начальник департамента, и больше склонился к первому мнению, хотя и второе смотрелось убедительно. Он тут же послал найти все данные по засветившейся персоне, и особое внимание уделить наличию компромата.
Спустя недолго, Пал Палыч лично доставил документ. Текст занял пол печатной страницы и горделиво отмечал, что обозреваемая личность проработала в департаменте четверть века и не имеет никаких отличительных качеств, характеристик, свойств, кроме, как участия в разработке номенклатурных документов и рабочих проектов. В работе был грамотен, аккуратен, добросовестен.
Кирилл Мефодьевич призадумался, прочитав досье, и сурово приказал:
- А ну-ка, тащите ко мне эту канарейку!
Канарейка был притащен и поставлен в углу кабинета, чтобы бежать было некуда, а от возможного падения страховали стены. Рядом располагался огромный аквариум, в котором рыбы жадно глотали кислород, пузырившийся и подаваемый специальным механизмом. Зиновий Вульфович смотрел на рыб, на начальника департамента, с которым ему доводилось встречаться за четверть века, исключительно на расстоянии, и очень завидовал креслу, на котором разместился Кирилл Мефодьевич.
- Твоё произведение, красавчик? - показал отпечатанный на странице текст из-за своего стола начальник департамента.
Зиновий Вульфович всмотрелся в представленный документ и лихо, по-военному, ответил:
- Не могу знать! Текст не виден.
- Видеть тут нечего, нет необходимости, - злобно прорычал начальник департамента, - вспоминай, что писал в доносе... Не помнишь? Забыл! Ступай сюда, вместе будем читать твоё сочинение, - рычал тигром Кирилл Мефодьевич.
- Не могу, - ответил жалобно обвиняемый, - ноги дрожат и не повинуются от волнения.
- Волноваться надо было тогда, когда писал донос, а теперь уж поздно - живым я тебя не выпущу...
- За что? - пролепетал Зиновий Вульфович и рухнул на колени.
- За всё! - ответил в слог ему Кирилл Мефодьевич, и повелел, - ползи сюда, сволочь.
И "сволочь", набравшись храбрости, поползла. У стола "ей" было представлено письмо для ознакомления и освежения памяти.
- Ой, - сказал Канарейка. - Фамилия моя указана, а подпись не соответствует... Хоть и на "К" начинается, но у меня завитушки другие, господин Ракушкин.
- Ты меня ещё товарищем назови. Гражданин я тебе - понял?
- Не я, не я... гражданин, товарищ, господин Ракушкин, Кирилл Мефодьевич. Подпись поддельная - сравните, проверьте, эксгумируйте...
- Эксгумировать рано, - задумчиво произнёс Кирилл Мефодьевич, - ты-то ещё живой...
- А ну-ка, распишись здесь, - начальник департамента подсунул листок и ручку.
Зиновий Вульфович подполз, не вставая с колен, ближе к столу и поспешно расписался. И тут же выдернул листок из-под протянутой руки Кирилла Мефодьечича.
- Я ещё пару раз распишусь для верности. У меня от волнения вот тут завалилась буква, а здесь пропустилась. Я исправлю, а первую подпись аннулируйте, как глупую фатальность.
Ракушкин долго и внимательно сличал подписи, хмыкал, матерился, пускал пузыри. Ведущий инженер Канарейка в это время отказался дышать и только глазами следил за лицом недосягаемого начальника.
- Ладно, - сказал Кирилл Мефодьевич, скрежеща зубами, - до вечера посидишь в кладовке, где хранятся болоны с очищенной питьевой водой, а там посмотрим... - и вызвал по телефону секретаря. - Проводи инженера в кладовку, да запри хорошенько до вечера, а после зайдешь ко мне, - распорядился начальник.
Выполнив указания, Пал Палыч зашёл к шефу, и тут же побледнел заботами руководителя:
- Не он это, - ответственно заявил Кирилл Мефодьевич, - слаб очень, не по его нутру такая писанина. А это значит, что у нас завелась крыса, и мы должны всем миром изловить её, иначе в работе смысл теряется. А что твои усы? Не стриги их больше - пусть отрастают, я лично их сбрею, если не отыщешь предателя в две недели? Задача ясна? Шагом марш!
* * *
С утра на площади имени Четвёртой революции царил скрытый ажиотаж. У каждого фонаря стоял персонаж в солнцезащитных очках с развёрнутой газетой или книгой в руке. В подворотнях покашливали "старички" с приклеенными усами и бородами. По площади взад-вперед беспрестанно ходили слепые, постукивая перед собой длинными тонкими палками, в дымчатых очках Люцерна с защитой глаз сверху и с боков от нежелательного проникновения чего бы то ни было. На крышах близлежащих домов копошились снайперы охраны.
Со сцены, установленной на площади, должен был выступить президент. Государственные флаги вяло болтали своими полотнищами. Солнце, как назло скрылось, обнажив противоестественное количество людей в темных очках, курсирующих по площади и прилегающих улицах. Стал накрапывать предательский дождь, разогнав обычных граждан и демаскируя сотрудников президентской охраны. Они переминались с ноги на ногу, на которые были одеты черные туфли одинакового покроя, и как мог бы догадаться смышленый гражданин, выданные с одного склада. Внутри туфель на подошве, прикрытый ногой обладателя, красовался инвентарный номер.