Спецназ подступает к Матери.
– Мать, где ты видела Таракана?
– Дети спят. Я же сказала. А это мимо надо. Не орать-то ведь никто не может.
– Да отоспятся они ещё! – нетерпеливо переступая с ноги на ногу, рыкнул Спецназ. – Если живы останемся. Веди нас!
– Хорошо. Но – с другой стороны. Тем более что он как раз от Эм-3 шёл.
– На холм? Нет. Мы проигрываем во времени.
– Я догадалась! – радостно подпрыгнула Сплетница. – Спецназ думает, что Предатель отправился к террористам!
– Вперёд, воины! – воззвал Спецназ. – Все за мной! Он не должен уйти!
– Мы растерзаем Таракана, разберём на кусочки! – с воодушевлением возвестила Обжора. – Большие – мне, а остальные…
Лежебока толкнула Обжору в бок.
– Но Предатель… Кхе! Предатель же наверняка сделал своё дело.
– Да, поесть, пожалуй, не получится, – погрустнела Обжора.
Турист отбежал в сторону, затем остановился и обернулся.
– Уходим! Предложение действительно в течение пяти минут! Кто согласен – ко мне! Проходим подготовку и, проинструктированные, – в путь!
– Далеко же, – простонала Лежебока.
– Зато места-то какие! – радостно парировал Турист. – И живёшь, как бездомный, но уже не бродяга. Дауншифтерами будем называться.
Спецназ гордо выпрямился.
– Ладно, туристы-беженцы, я один двину. Я, конечно, мог бы и приказать, и меры соответствующие… Но я, Бойцы Шустрые Ноги, пойду сейчас и в одиночку покараю врага. Мать!
Мать вздохнула, покачала головой, затем направилась к лесу. Спецназ окинул собак сердитым взглядом начальника, пребывающего в состоянии крайнего недовольства, порычал многообещающе, затем повернулся и побежал следом за Матерью.
Фашист проводил взглядом удаляющихся Мать и Спецназа и с презрением сказал:
– Вожак называется. Давно уж в город надо было переселиться.
– Да-да, – поддакнула Сплетница. – И вот почему мы всё ещё здесь?
– А не повёл почему-то нас на город начальник, – продолжил Фашист, саркастически улыбаясь. – Да взяли бы какой-нибудь городишко, пусть даже районный центр, и жили бы припеваючи.
О городе разговоры заходили уже не впервые. Действительно, город есть город. Жизнь в каком-нибудь миллионнике или даже стотысячнике многим почему-то представлялась если и не раем пятизвёздочного уровня, то уж, во всяком случае, не шла ни в какое сравнение с нынешним их существованием. И какая это жизнь, если ночевать приходится на свалке отжившей техники, прозванной Ржавой выставкой последних достижений, сокращённо – Эрвэпэдэ?
Ладно бы ещё, если бы поблизости находился какой-нибудь, хотя бы мало-мальски значимый, источник пропитания. Но его нет. Точнее, он имеется, и очень даже неплохой, по крайней мере, в недавнем прошлом, а именно – в период проживания на территории атомной станции, никто особенно не жаловался. Однако доступа к нему, а это столовая и имеющаяся при ней кухня, собак практически полностью лишили. Да, сначала выгнали с территории станции, где у каждого была крыша над головой, а потом и дыры и щели в заборе ликвидировали. Более того, охране станции поручили выявлять и закапывать все лазы, которые собаки путём неимоверных усилий, в кровь обдирая когти, рыли, устраивая подкопы под бетонные плиты забора.
И наступил апокалипсис. Это если мягко и по-научному. А если прямо и по правде – голодать стали бездомные собаки. До мора ещё не дошло, но голодная смерть уже многим не казалась чем-то фантастичным и несбыточным. Кое-кому даже снилась, заставляя вздрагивать, дёргаться и вскакивать по ночам, обливаясь холодным потом до костей пробирающего ужаса.
Собачья кровь и рваная перчатка
Таракан лежал на вершине холма, около небольших кустиков и, приникнув к окулярам бинокля, осматривал территорию расположенной неподалёку атомной станции, а также окружающий её бетонный забор, когда к нему подкрался Предатель. Появившись из леса, подступающего к холму с южной стороны, он уселся в десятке метров от Таракана и принялся лаять, громко и злобно, так, как лают на чужих и опасных.
– Пошёл вон! – обернулся к нему Таракан.
Однако Предатель продолжил лаять. Тогда Таракан, осмотревшись, сместился в сторону, подобрал сучковатую палку, потом развернулся и, приподнявшись, запустил ею в Предателя. Предатель, ловко увернувшись от летящего с посвистом снаряда, отбежал чуть подальше и принялся лаять громче, чем прежде.
– Вот же скотина! – выругался Таракан.
Он выхватил огромный кинжал из находящихся на брючном ремне ножен и с ненавистью уставился на Предателя. Предатель попятился назад и укрылся за стоящей на опушке леса сосной. И продолжил лаять.
Но это если со стороны смотреть. А на самом деле Предатель теперь уже не стремился излишне ярко выражать злобу, ненависть и презрение к Таракану, не старался брызгать горячей слюной и сверкать искусственно выпученными глазами. Предатель в данную минуту, откровенно, в общем-то, издеваясь над Тараканом, громогласно читал любимый стих знакомого оператора метеостанции:
– Буря! Скоро грянет буря! Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем. То кричит пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря!»
Таракан убрал в ножны кинжал, упрятал бинокль в футляр, а потом поднялся и, пригнувшись, побежал к лесу.
Предатель поспешно отскочил в сторону, а затем, убедившись, что ему ничто не угрожает, закричал:
– Ты понял, придурок, кто тебе кровушку-то попортить может? Распорядок, поди, время обходов высматривает. Идиот! Если бы у Спецназа получилось с этим сбродом справиться…
Предатель замолчал, прервав себя на полуслове, и задумался. Затем он кивнул несколько раз головой, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями, и побежал следом за Тараканом. Да, он рассчитывал стать свидетелем кое-каких событий, способных некоторым образом развлечь и позабавить.
А незадолго до этого Спецназ и Мать, бежавшие по лесной тропинке, внезапно остановились. Точнее, сначала замерла следовавшая первым номером Мать, а уж потом – ткнувшийся головой в её зад Спецназ.
– Что? – спросил он.
– Это было здесь. Я детей с дороги… Я сама отошла в сторону, а он…
– Куда он ушёл? – нетерпеливо перебил её Спецназ.
Мать кивнула в направлении виднеющегося за верхушками деревьев просвета.
– Я же говорила. Туда, к опушке леса, за которым – вершина холма.
– За мной! – сорвался с места Спецназ.
Вскоре он уже кружил и выписывал восьмёрки, обнюхивая траву на вершине холма, а Мать молча стояла тут же и без особого интереса посматривала по сторонам. Очень скоро это занятие окончательно ей наскучило, и Мать сказала:
– Да нет его здесь. Глазам-то уже не доверяешь?
– Это осмотр места происшествия называется, – пояснил Спецназ. – Он здесь лежал, и лежал долго. И не один раз.
Мать усмехнулась.
– А взять след, догнать…
– След я взял. И догоню! – не без обиды в голосе вскричал Спецназ и, пригнув голову к земле, бросился в сторону леса, растущего на южном склоне холма.
Мать без особой охоты побежала за ним следом. Не горела она желанием вновь встретиться с Тараканом. А правильнее сказать, она предпочла бы вообще никогда не видеть подобных типов, не сталкиваться с ними на жизненном своём пути. Да лучше бы такие подлецы и во сне не являлись бы ни ей, ни тем более её детям.
Терзаемая в прямом смысле этого слова мыслями панического плана Мать бежала небыстро. Да и нога ушибленная давала о себе знать всё никак не утихающей болью. И когда изрядно приотставшая Мать оказалась на месте только что состоявшейся схватки Спецназа и Таракана, то первое, что она увидела, это была кровь на тропинке. Небольшая такая лужица ещё не остывшей собачьей крови алого цвета.
Мать в ужасе оглянулась по сторонам. Где Спецназ? Куда он подевался? Жив ли он ещё? Заполз, теряя последние силы, в кусты и умер? Найти его и прикрыть утратившие блеск глаза? А вдруг враг ещё где-то здесь, поблизости? Мать, невольно пятясь, в очередной раз окинула взором окружающее пространство.
В этот миг послышался треск ломаемых сучьев под ногами кого-то большого и неосторожного, и из-за деревьев появился Таракан. Он вышел на тропинку буквально в десяти шагах от Матери. Вышел, бросил на Мать свирепый взгляд, затем нагнулся и вырвал из-под ног у себя пучок травы. Спустя секунду Мать уже наблюдала, как этим зелёным клочком он вытирает лезвие окровавленного ножа.
За минуту до встречи со Спецназом Таракан, шедший по этой сбегающей с холма лесной тропинке, остановился, вынул из кармана мобильник и, сняв с правой руки кожаную перчатку, коснулся пальцами сенсорного экрана смартфона.
– Я нашёл… – сообщил он невидимому собеседнику. После этого произнёс ещё несколько фраз, прерываемых непродолжительными паузами. – Нет, лаз. Собаки. Если пролезают собаки… Ну, подкопать придётся. Сколько у меня времени?.. Да-да, постараюсь успеть.
Закончив разговор, Таракан спрятал мобильник в карман и резко обернулся. И очень вовремя. Он увидел, как стремительно приближающийся Спецназ отталкивается от земли всеми четырьмя лапами и прыгает на него. Таракан, пытаясь прикрыть голову, вскинул кверху левую руку с зажатой в ней правой перчаткой, а правой рукой ухватился за рукоятку находящегося на поясе ножа. Затем, когда Спецназ снова кинулся на Таракана, последовало рассчитанное и точное движение, хорошо отрепетированное.
А перчатку пришлось выбросить. Она, эта порванная собачьими клыками перчатка, попалась на глаза Матери, когда она в поисках Спецназа металась среди кустов и деревьев. Мать обнюхала находку, повертела, ухватила зачем-то её зубами и даже попробовала разорвать, однако передумала и отшвырнула в сторону.
Неудачный поход продотряда
Лежебока, Обжора, Сплетница и Фашист сидели посередине лесной поляны, выстроившись в шеренгу, а Турист, преисполненный важности, прохаживался перед ними и вещал о трудностях, с которыми сталкиваются путешествующие собаки. Затем он остановился и спросил:
– Что ещё необходимо помнить, путешествуя на большие расстояния в режиме долгосрочного странствия по миру? Ну, кто знает?
– Поесть не мешало бы на дорожку, – высказалась Обжора и облизнулась.
– И выспаться. Кхе! – добавила Лежебока и, потягиваясь, широко зевнула.
Малорослая Сплетница втянула голову в плечи и отодвинулась от Лежебоки.
– Ты пасть-то прикрывай, когда зеваешь. Мне даже страшно стало.
– Да, сбегать в деревню, подкормиться, потом отоспаться… – мечтательно проговорила Обжора.
Сплетница нахмурилась.
– Местные накостыляют.
– Всем вместе двинуть. С понтом, продотряд, – предложила Обжора. Сдаваться она и не думала. – Да, всем коллективом.
Турист, крайне недовольный развитием событий, пробовал протестовать и скандалить, настаивая на необходимости не откладывать путешествие в долгий ящик, однако потерпел поражение. И спустя непродолжительное время Обжора, Сплетница, Турист, Фашист и Лежебока (она позади всех) уже бежали по лесной тропинке, приближаясь к Эм-3. Достигнув дороги, они отправились по ней в направлении то ли действительно существующих заманчивых запахов чего-то неописуемо вкусного, то ли всего лишь рождаемых богатым воображением размечтавшихся зверей.
Неожиданно от придорожных кустов отделилась четвероногая фигура. Это был Предатель.
– Далеко ли, уважаемые? – спросил он с усмешкой, когда собаки остановились напротив него.
– Сам-то как думаешь? – недовольно произнёс Фашист.
Предатель многозначительно улыбнулся и, слегка понизив голос, сказал:
– Тут и поближе что покушать найдётся.
Обжора подскочила к Предателю.
– Что? Где?
Предатель кивнул в сторону.
– Кусты рябины видите? Щас из-за них сотня килограммчиков выкатится.
Какие килограммчики? Почему и с чего это вдруг они выкатятся? Естественные, казалось бы, вопросы, однако никто из оголодавших особей Предателю их не задал – просто все бросились бежать по дороге туда, где к ней вплотную подступали кусты рябины. Предатель же, довольно улыбающийся, остался стоять на прежнем месте. А когда из-за кустов рябины показался Таракан, выкатывающий на дорогу мотоцикл, Предатель укрылся за одиноко растущей у самой дороги берёзкой.
– Вот гады! – прорычал Таракан, обнаружив бегущих в его сторону собак, и поспешно поставил мотоцикл на подножку. Затем он нагнулся и вырвал из-под коробки передач прикреплённый к ней скотчем пистолет.
Фашист, нёсшийся впереди всех, затормозил всеми четырьмя лапами и выкрикнул:
– Атас! Подстава!
Обжора, Сплетница, Турист и Лежебока также резко остановились.
– Я знала! – взвыла Сплетница.
– Я же уже настроилась! – с отчаянием простонала Обжора, изумлённо уставившись на Таракана, целящегося в неё из пистолета.
– Уходим по одному! – прокричал Турист и метнулся в сторону.
Остальные, кто мгновенно, а кто и с некоторой задержкой, то есть уже после того, как зазвучали выстрелы, бросились врассыпную.
Тяжёлая материнская доля
За несколько секунд до того, как зазвучали выстрелы, Мать сделала шаг в сторону от лежащего на лесной полянке Спецназа и проговорила:
– У меня дети, мне некогда твои раны зализывать.
Пять минут тому назад она нашла Спецназа около покрытой мхом валёжины, оказала первую медицинскую помощь и помогла перебраться на эту полянку, прогреваемую почти прозрачными лучиками солнца.
– Да заживёт, как… – Спецназ покосился на резаную рану на своём правом боку. – Заживёт, в общем. Кровь ты почти остановила. А то что…
Спецназ замолчал и принялся считать зазвучавшие в отдалении выстрелы.
– Что это? Ты слышал? – обернулась к нему Мать.
– Это Стечкин. Кстати, видел я уже Таракана. За нашего принял.
– Давай провожу на Эрвэпэдэ, – предложила Мать. – Кто-нибудь там наверняка в ближайшее время появится.
– Полежу, – отказался Спецназ. – А то и вообще здесь заночую.
Мать с сомнением осмотрела Спецназа.
– Не справиться тебе с ним.
– Ну уж! – Спецназ вскинул голову. – Я ж порвал ему руку!
Мать усмехнулась.
– Перчатку ты порвал, а не руку.
Спецназ предпринял попытку вскочить на ноги.
– Нет! Я… Ой! – Он скривился от боли и осторожно опустился на землю. – Да, он держал в руке перчатку.
– Хотя ты и сзади… – не без иронии произнесла Мать.
– А это нормально, – запротестовал Спецназ. – Если противник превосходит в… Ну, если разные, к примеру, весовые категории, то так и полагается.
– Возможно. Но как-то… не очень достойно, что ли. И вцепиться следовало в глотку. Разве нет?
Спецназ опустил глаза и вздохнул.
– Просто не тренировался давненько, некогда как-то всё. Ну и рацион несбалансированный. Раньше-то Андреич следил.
Мать окинула Спецназа критическим взглядом.
– Когда ел-то в последний раз досыта?
– Не, ну я же охотник, я рыбак.
– То, что ты приносил детям, не очень-то похоже на добычу охотника.
Спецназ смутился.
– Ну… В общем, давай не будем об этом. И… Ну, я хотел бы надеяться…
– Могила, – кивнув, заверила Мать. – А теперь побегу. Я пришлю кого-нибудь.
Мать прощально вскинула лапу, повернулась и убежала. Спецназ вздохнул, затем предпринял попытку дотянуться пастью до раны на правом боку. Не получилось. Но боль усилилась, и Спецназ, застонав громко и жалобно (стесняться теперь некого было), прижался щекой к легко колышимой ветерком траве.
Мать, слух у неё отличный, остановил стон Спецназа. Она повернула голову назад и навострила уши. Потом некоторое время топталась на месте в нерешительности и даже хотела возвратиться. По крайней мере, мысль такая у неё появилась. Однако, взвесив все за и против, она продолжила свой путь, даже ускорилась слегка. У неё дети. Голодные дети. К тому же – без присмотра уже не менее часа, наверно. Стреляли, конечно, не в них – откуда-то с юга выстрелы доносились, но мало ли иных опасностей, что подстерегают не имеющих крыши над головой детей двух бездомных собак, родителей их злосчастных.