Кто-то из отдыхающих, не желавший тишины, включил приемник. "Маяк" передавал концерт по заявкам радиослушателей, которые, очевидно, были любителями исключительно классической музыки. Мы прослушали арию мельника, "Вальс цветов" из "Щелкунчика", арию Снегурочки, что нас особенно развеселило в такую жару, и что-то из Моцарта. Но вот некий Сидорчук из Днепропетровска захотел услышать "Мелодию" Глюка. Нежные звуки флейты, сливаясь с шепотом моря, казались волшебными. Я украдкой любовался очаровательным профилем Вареньки, но она не замечала моего взгляда, наблюдая за Вероникой с постепенно возрастающей тревогой. Вскоре ее беспокойство передалось и мне. Теперь уже и я, не отрываясь, смотрел в сторону утеса.
Там, наверху, вскочив на ноги и судорожно прижимая руки к груди, стояла испуганная Вероника. Вся ее поза выражала невыносимое страдание. Варя стремительно вскочила и побежала к утесу, крича на бегу:
- Ника, милая, что с тобой? Спускайся скорее! Я здесь! Я с тобой!
Но подруга не слышала ее. Она металась по крохотной площадке утеса, выкрикивая непонятные слова, смешанные с рыданиями. Подбежав к утесу вслед за Варей, я смог различить только "тормоз" и "Максимка"...
Мы с Варенькой потом часто вспоминали этот день. Она считает, что все дело в той "Мелодии" Глюка. Это она окончательно разбудила Веронику. Наверное, именно ее передавали по радио в тот момент, когда произошло несчастье. Но спросить это у Вероники никто из нас никогда не решится. Даже ее любимчик - наш Андрейка, который называет ее "другая мамочка", и которому она многое позволяет.
" В ПОРЯДКЕ ЭКСПЕРИМЕНТА"
Лениво подкатываясь к берегу, морские барашки нежно поглаживали ноги двух сидевших у самой кромки воды женщин. Обе они были одинаково загорелыми, головы их украшали одинаково сплетенные из соломки шляпы с широкими полями, да и по годам они выглядели ровесницами, находясь в том самом возрасте, который деликатно принято называть элегантным.
Обе женщины приехали из Москвы, но до этой встречи на юге знакомы не были.
Теперь же, когда срок их отдыха подходил к концу, а загар стал предельно шоколадным, когда разговоры о Москве возникали все чаще, а о личной жизни все откровеннее, они были уже почти подругами. И сейчас, сидя на неудобной колкой гальке и болтая в воде ногами, они поверяли друг другу свои сердечные тайны.
- Нет, Тамарочка, я оказалась не такой везучей, как ты. Правда, я тоже была когда-то замужем, но теперь мне уже кажется, что это было в каком-то далеком сне. Хотя его карие глаза и мягкий взгляд помню до сих пор.
- Зачем же тогда надо было расставаться?
- Не знаю. Наверное, слишком несхожими были наши характеры. А, может, по молодости не дали себе труда понять друг друга, притереться, так сказать.
- Что ж, Аня, бывает. Сплошь и рядом бывает. Ну, а потом? Так никто и не встретился больше?
- Как не встретился? Попадались, всякие были, но замуж выходить я уже не решалась. Помню, был у меня один, бухгалтер. Мы с ним в метро познакомились. Так получилось, что ездили на работу в одно и то же время, да еще и в одном и том же вагоне. Тихий такой, ласковый, во всем со мной соглашался.
- Вот и хорошо, чего тебе еще надо было?
- А мне хотелось, чтобы хоть раз вспылил, возразил мне, пытался настоять на своем. Так нет, все ему ладно, все головой кивает. Начнешь его ругать, спорить с ним, пытаться его расшевелить, а он отмолчится, пока не устану, пока весь мой пыл не пройдет. Прогнала его, не выдержала. Так он и ушел - тихо и молчаливо, будто спал на ходу. А я из-за него работу поменяла, чтобы этой дорогой больше не ездить.
- Так никогда и не виделись с ним?
- Нет, не встретились. А тут другая страсть. Мой начальник на новой работе оказался холостяком. Интересный такой мужчина. Наши все от него без ума были, даже замужние. Ну, понятно, я тоже не была исключением. И закрутилось - портниха, парикмахер, косметический кабинет, маникюры, педикюры - что только ни делала. Сама себя перестала узнавать. Иду мимо зеркала, брошу привычный взгляд и прямо вздрагиваю от неожиданности. А он хоть бы что.
- Бывают же такие непробиваемые!
- Да нет, пробиваемый. Но как, думаешь, мне удалось его охмурить?
- Даже представить себе не могу.
- Как-то напутали что-то в чертежах, и пришлось две недели без выходных сидеть и корпеть над бумагами. Какой там маникюр-педикюр! Я причесываться и то не успевала. Задерживалась дольше всех - я ведь без семьи, а другим надо домой бежать, муж, дети ждут. Вот сделали мы все, исправили. Начальник этот нам всем руки пожал, спасибо сказал, а мою руку задержал в своей и пригласил поужинать вместе. В ресторан, конечно. Поужинали. Раз, другой, а потом уж дома стали ужинать. Да только недолго.
- Неужели и с этим?..
- Да еще как скоро! Это оказался не человек, а какой-то фанат производительного труда. Веришь, ему не нужны были все эти наши ухищрения - локоны, стрижки, помада, тени, приталенный силуэт... Вот если вкалываешь целый день, как отбойный молоток, то ты человек, тебя и полюбить можно. А просидишь на работе от и до, не горишь до дыму, то все, ты рядовой, безликий, неинтересный служака, серость. Бывало, за весь день не улыбнется ни разу. Сбежала я и от него самого, и из-под его подчинения. Ну, скажи, неужели я такая разборчивая?
- Что ты, Анечка, я бы тоже так не смогла.
- То-то и оно. Ну а потом повстречался мне просто замечательный человек. Добрый, внимательный. С ним я дольше всех прожила - почти три года. Но...
- Разошлись? - всплеснула руками Тамара.
- Да, ничего не поделаешь. Всем был хорош, пока на него не находило.
- Как это - находило?
- Ну, запои его. По целым дням пил, даже на работу не являлся. Потом отпускало его, и снова ласковый и замечательный. Ладно, я терпела, нравился он мне... Хороший, славный человек был бы, если бы не это. И уговаривала, и ругала, и плакала... Сам, говорит, все понимаю, а поделать с собой ничего не могу. Терпела, терпела, пока он под парами руку на меня не поднял.
- Ну, это уж слишком.
- Вот-вот, я тоже так посчитала. Решила: раз уж начал, то так будет всегда. Подумала, подумала, да и отпустила на все четыре стороны. А ведь так жалко его было. Вот потому все одна и одна. Так до сих пор и живу.
- А где же муж? Ну, тот, первый?
- Не знаю, ни разу не виделись больше. Да у него теперь уж наверняка дети взрослые. Если уж откровенно, любила я его, да и замуж по любви выходила. Но... Может, и вправду, не подходили мы друг другу? Почти каждый день ссорились и все из-за каких-то пустяков. Но это я теперь понимаю, что из-за пустяков. Да, жаль...
Приятельницы замолчали, наблюдая за скользившим по воде маленьким юрким катерком и думая каждая о своем.
- А сейчас хочешь замуж выйти? - спросила Тамара.
- А сейчас уж меня никто и не возьмет. Вон молодых сколько, новеньких, любую выбирай. Зачем же им старенькие? - Аня подозрительно зашмыгала носом.
- Да брось ты, не расстраивайся. А знаешь, в нашем институте будут испытывать одну электронную машину. Наша разработка. Вот в эту машину закладывают данные на несколько сотен людей, и эти данные она обрабатывает. А наши сотрудники хотят попробовать заложить не просто данные мужчин и женщин, а с их пожеланиями к выбираемому спутнику жизни, и посмотреть, как машина справится с этой задачей. Это они так забавляются, на самом деле машина предназначена совсем для других целей. Не хочешь попробовать?
- Мне кажется, глупости все это. Тут сама в себе не разберусь, где уж машине.
- Попробовать же можно, тебя от этого не убудет. Вот тебе мой телефон, приедем в Москву - звони. Конечно, попасть к нам трудно, но я все устрою.
- Думаю, ничего путного из этой затеи не выйдет, - со вздохом ответила Аня, тем не менее бережно пряча кусочек бумаги с цифрами в кошелек.
Вспомнила она о летнем разговоре глубокой московской осенью, когда не было уже золотой листвы, но и кружившие в воздухе крохотные парашютики-снежинки не успевали застелить землю белым ковром. Это была та самая пора, когда тоска и непогода вместе давали такой резонанс, что одиночество становилось особенно невыносимым.
Аня отыскала заботливо переписанный в записную книжку номер телефона и сняла трубку...
- Вот, Анна Владимировна, в этой комнате вас ожидает человек, с которым вы, возможно, свяжете свою дальнейшую судьбу, - остановил Аню перед закрытой дверью молодой мужчина с холеной бородкой. - Прошу вас, не волнуйтесь, ведите себя естественно. Вы оба знаете, почему вы здесь, поэтому не должно быть никаких двусмысленностей. Ведь вы оба входите в экспериментальную группу людей, добровольно согласившихся помочь нам в наших исследованиях, за что мы вам безмерно благодарны. По результатам, полученным с машины, вы оба отвечаете требованиям, предъявляемым вами к выбираемому спутнику жизни с учетом особенностей ваших характеров. Ну, будьте непринужденнее, - еще раз подбодрил он. - Прошу вас, сюда.
Дверь бесшумно отворилась, и Аня вошла в небольшую, обставленную по-домашнему мягкой мебелью, комнату.
За журнальным столиком, просматривая свежую газету, сидел кареглазый темноволосый, но с уже тронутыми сединой висками, мужчина. Он поднял голову и с любопытством посмотрел на вошедших.
- Это ты? - одновременно раздались два голоса - мужской и женский, сливаясь в один удивленный и радостный возглас.
"ПРАВДА, СМЕШНО?"
- Вот видите, мы знакомы всего два часа, а вы уже назвали меня хохотушкой. Да что вы, я не обижаюсь, я к этому привыкла. Такой уж у меня характер. Меня так еще в школе называли, и, надо сказать, все меня любили за веселый нрав. Помню, в последнем классе мы дружили с одним мальчиком. Он был самым красивым и эрудированным во всей школе. Девчонки его просто обожали, а мне страшно завидовали. Только моя подруга Нелька Волкова его терпеть не могла, называла его выскочкой и "ерундитом". Когда он после уроков догонял нас, чтобы проводить меня домой, она всегда фыркала и сразу же уходила. Представляете, как я смеялась, когда они вдруг поженились? Мы тогда уже оканчивали институт. Он меня, как обычно, провожал после занятий и вдруг пригласил на свадьбу. Я так хохотала, что чуть в обморок не хлопнулась. И на их свадьбе веселилась больше всех. Как они живут? Не знаю, я ведь тогда переехала в другой город. Окончила институт и уехала по распределению. Наверное, хорошо живут, ведь он мне на своей свадьбе признался, что еще в школе любил Нельку. Как на новом месте? О, меня встретили хорошо. Даже квартиру дали. Как молодому специалисту. Коллектив замечательный, добрые все такие, отзывчивые. И скучать не давали. В гости просто нарасхват, наперебой приглашали. Душой компании называли. Я, конечно, ценила такое отношение: когда аврал и на работу могла в выходной выйти, и с чьим-то ребенком посидеть. А что? Я ведь свободная и всегда веселая. А потом познакомилась с хорошим человеком. Влюбилась прямо с первого взгляда, а он мне почти сразу и предложение сделал. Свадьба у нас была комсомольская. В кафе пришлось праздновать, так много народу было. Умер? Почему же умер - мы разошлись. О, это уж совсем смешная история вышла. Вообразите: через неделю после свадьбы он мне вполне серьезно заявляет, что женился на мне из-за квартиры. Давай, говорит, разводиться и делить квартиру. Оказывается, у него уже давно была невеста, а теперь она должна вот-вот родить, но жить им негде. Поэтому он и решился на такой мерзкий поступок, прости, мол, меня, негодяя, а друзьям скажем, что ошиблись в чувствах. Я так хохотала, что чуть совсем не слегла. Зачем же квартиру делить, говорю, живите, а мне одной и в общежитии не тесно. Правда, смешно? Невообразимо смешно. Да, вы угадали, я потом уехала, решила перебраться поближе к югу. Всегда, знаете ли, тепло любила. Да и здоровье что-то стало... Нет, замуж я больше не выходила, не решалась. Танечка? Танечка - его дочь. Ну какой же вы смешной, простых вещей не понимаете. Танечка - его дочь, я просто ее растила. Ах, так вы не знали? Он ведь меня потом нашел, разыскал даже в другом городе. Раз иду с работы, поздно уже было, а у двери двое дожидаются - мужчина и девочка. Я и подумать не могла, что это ко мне. А пригляделась, да так и ахнула - он! Но в таком виде! И девочка... Вся бледненькая, худенькая, плохонькая, одета кое-как. Ну, пригласила я их, поужинали, чаем напоила, поговорили. Да все в толк не возьму, о чем это он. А как поняла, ручьем слезы из глаз, уж тут изменила своему веселому нраву. Девочка-то, оказывается, сирота. Мать умерла - это та его невеста. А он, как видно, уже тогда пил, вида только старался не показать. Короче, оставил он Танечку мне. Помогать, правда, нам не смог, да и не надо было, нам и моей зарплаты хватало. Вон, какая из нее теперь невеста получилась, красавица, умница, ласковая такая. Правда, грустит часто, не в меня. Оно и понятно, я ведь ей не родная мать. Только она не любит об этом, мамочкой меня называет. Да и жених ее, то есть с сегодняшнего дня уже муж, тоже меня стал так называть. Как же, говорит, мамочка, вы без нас тут жить будете? Правда, смешно? Разве ж я пропаду? Слезы? Это, наверное, от смеха. Почему ж одна? Скоро ее отца из лечебницы будут выписывать, у меня будет жить. Он мне так и заявил: дочь, мол, вырастила, теперь меня выхаживай, тебе все равно больше не для кого жить. Ну разве не смешно? А вот и музыка! Пойдемте, пойдемте, на свадьбе полагается веселиться.
Димка зевнул и вернул рассказ в папку.
"Что ж, я, вообще-то, не специалист... Может, и неплохо, но первая папка, на мой взгляд, интереснее".
Он встал, потянулся и, перейдя в гостиную, остановился у окна. Ждать оставалось недолго. Через несколько минут дверь подъезда открылась, и из нее вышла Ленка с небольшой спортивной сумкой через плечо. Она оглянулась и посмотрела на окно Димкиной квартиры. Тот отпрянул, но тут же рассмеялся.
"Нет, я не боюсь, но словить себя не дам", - все еще смеясь, подумал он.