- Не знаю. Вчера как верблюда пил.
- А он и есть верблюда
.- Ну да?
- Только ему не говори.
Пока собрались, пока Ваську растолкали, майский свежий денек прочно утвердился. Каракут взлетел в седло. Левая рука на рукоятке черкесской шашки. Оглянул свой небольшой поезд. Погрозил шутливо Рыбке. Тот качался дремотно и полупьяно среди горбов понурого Васьки. Каракут махнул рукой. Двинулись.
ХХХ
Москва. Усадьба Шуйских. Два здоровых холопа бездельем мучались, ворота подпирали. Смотрели на улицу. Прохожих задирали. Бросали проходящим мимо молодкам.
1-й - Не туда идешь, карасик. Сюда ходи. Здесь слаще.
Молодка - Да что с тебя взять с холопа смиренного. Что мы с тобой делать? Ворота подпирать на пару.
2-й - Смотря чем подпирать. Если оглоблей.
Молодка. - Куда тебе. У тебя вся сила в язык ушла. Байбаки рязанские.
1-й - Брось их Федос. Тютя едет.
1-й холоп держал за уздцы крестьянскую лошадку. За ней возвышалась фигура здоровенного мужика.
1-й - Куды?
Мужик - Туды.
1-й - Куды туды?
Мужик не уступал.
М. - Туды куды
1-й - Туды?
М. - Туды.
1-й - Туды. Туды можно.... Если бы куды....Езжай.
Мужик чертыхаясь хлестанул лошадку.
У ворот подворья Шуйских. 1-й холоп смотрел вслед отъезжающей телеге.
1-й - Вот где, балабол. Не заткнешь. Что там?
2-й холоп показал разлапистый щучий хвост.
1-й - Ух ты какая жирная да купчистая. Чисто Меланья Патрикеевна с Арбату. Эта даже на рожу пригожей.
В это мгновение одна из створок тяжелых высоких ворот открылась и на улице появились красиво наряженные всадники на крупных немецких конях. Между ними был преувеличенно, выше самого высокого края лицемерия, бедно одетый тщедушный человек на маленькой хрупкой лошадке. У человечка были удивительно умные пронзительные, всеподмечающие глаза. И честно добытую щуку он подметил сразу.
- Что это у тебя, Фомка. - голос у человека был такого же высокого тона как несмазанные петли в деревянном хорошо натопленном доме.
Фомка не будь дурак, сразу на колени бухнулся, и щуку на руках перед собой держал.
- Вот, князь Василий.
- Это хорошо. На кухню снесите. От царя, если вернусь, попробую.
Холопы посмотрели как поезд князя Шуйского скрылся за поворотом, а потом Фома сказал.
- Эх, если бы я князем был...Никогда бы так. Что же это перед всей улицей у своих же холопов отбирать. Никакой чести.
А второй ему на это.
- Да что тебе понимать....Пановать не холопствовать. Там все навыворот, так уцелеешь.
ХХХ
Углич. Не боевые "украинные" стены а вполне себе мирные внутренние городские стены. Сушилось белье, а кое-где проломы были неряшливо заделаны досками и заросли кустами да травой. Тусклая деревянная икона над ржавыми воротами. У торговой дороги, ведущей в город, совсем молоденький стрелец в кафтане и с бердышом, начищенном до блеска. Он охранял женщину, по шею закопанную в землю. Недалеко девушка Дарья, а с другой стороны, на низенькой скамеечке, сидела бойкая старушка Макеевна, мать стрельца Торопки.
- Торопка, сынок. Может кваску. Солнце как печет
- Не буйствуйте, мама...Сидите тут и сидите. Дома Зорька не кормлена.
- Ты за нее не сердешничай. За себя горюй. Поставил черт усатый на солнцепеке. Уж я пойду. Пойду старосте губному пожалуюсь. Что же если робкий да неклепистый так и можно? Всем пистоли дали. А где наша пистоль?
- Матушка цыц.
- Не цыцкай на матерю. Разживись в начале, чем цыцкать.
- Я на вас тоже Ракову пожалуюсь. Стоять.
Бердышом Торопка преградил путь Даше. Та протянула кувшин.
- Водички. Напиться.
- Не можно. Принимай назад.
Эту сцену видели Каракут и Рыбка. Движеньем руки Каракут остановил их маленький поезд. Каракут спрыгнул с коня и подошел к стрельцу. Сзади него держался Рыбка. Торопка вперед выставил бердыш.
- Не подходи.
К нему на подмогу бросилась Макеевна.
- Уйди носатый.
- Ты чего, жиночка.
- Думаешь, если у нас пистоли нет так можно? Торопка, дай бердыш.
- Матушка.
Пока они тянули друг у друга бердыш, Каракут склонился над преступницей. Ее глазабыли закрыты, но она еще жива. Каракут достал маленькую сулейку. Приложил ее к пересохшим губам женщины.
- Ты что это. Нельзя. - крикнул Торопка.
- Нельзя так нельзя. За что ее?
Из под локтя Торопки выглянула Макеевна.
- Мужа свово казнила, убивица. Пока спал, зарезала.
- Было за что?
.- Коли так. Что с того?
Каракут подошел к Даше.
- Дочь? Нечего тебе тут делать. Домой иди. Она заснула теперь. Далеко она .
ХХХ
После того как пополдничали, Битяговский за ухо вытащил Митьку Качалова из-за теплой большой печки. Там Митька, как и положено провинциальному русскому человеку, вознамерился славно всхрапнуть часок, а лучше и другой и третий.
- Да рази ж сегодня мой черед, Михайло Петрович.- жаловался Митька. Дьяк его не слушал и свое долдонил.
- Рассыпались как тараканы. Вот уж мы с вами субботу святую спразднуем. Розгами да уксусом. Заходи, - дьяк толкнул Митьку в черный спертый воздух Брусенной избы. Теперь дьяк сидел за толстыми хозяйственными книгами, а напротив Качалов скрипел пером и нудел.
.- Леонтия Терехова вдовица. Две кадушки с медом гречишным. Эх, она сама как мед..
- Жито, жито за ней.
- Не было за ней жита.
- Гляди лучше.
Качалов со вздохом встал и пошел к двери. Дверь внезапно распахнулась. Впечатала Митьку в бревенчатую стену.. Вошел разъяренный Михаил Нагой. Высокий с испитым лицом.
- Где деньги, дьяк.
А дьяк, словно не расслышал, сказал невозмутимо.
- Мишка а книги прибери. - а потом добавил как будто только сейчас заметил князя.
- Здрав будь княже, Михаиле. С брюхом что не так? Больно гневлив ты сегодня.
- Деньги, дьяк.
- Нету, князь. Пока с Москвы указу не было.
- С Москвы. От Бориса.
- От государя.
- От государя... Как бы все не перевернулось однажды, дьяк. Тогда...
- Это я уже слыхал. От кого же? Андрюшка Молчанов помяс ваш что-то такое вспоминал. Пропал он что то. Давно не видать. Или видать. Это с какого крыльца смотреть. С моего вот допустим...
Михаил нагой тяжело смотрел на Битяговского. Резко повернулся и вышел из Брусенной избы.
ХХХ
Во дворе московского кремлевского дворца ловкие ярославские мужики сколачивали невысокий широкий помост. Все как один в просторных рубахах. Тесали высушенные бревна, добирались до белого тела. Стучали, покрикивали друг на друга.
Борис Годунов отошел от окна. Он красивый черноволосый мужчина. Мягкой рукой обнимал золотое яблоко державы. Прошел мимо пустого деревянного резного трона, чуть касаясь его рукой. На лавках у стен самые сильные люди . Лупп Колычев, дьяк Вылузгин, Ф.Н. Романов и Василий Шуйский
Вылузгин развернул свиток и начал зачитывать письмо Битяговского.
- А Андрюшку Молчанова на дыбе пытали и показал тот, что Михайло Нагой принуждал его над парсуной царя ворожить и волос царицын над колдовским огнем жечь. Говорил Михайло, что царица бесплодна как пустыня Синайская. А еще зелье ядовитое у Нагих в подполе в мешках хранится. Оный Андрюшка по недосмотру убег, но ловят его знающие люди. Не уйдет колдун.
Лупп Колычев не выдержал. Лохматый огромный он почти кричал.
- Колдуна этого в Москву везти. К патриарху. Пусть в огне издохнет.
- Другого найдут. Под корень рубить надо.- заметил Вылузгин.
- Нагих. Все семя в Пелым. Память о них избыть. Углич вон он как бельмо в глазу. Всем видать. Не прыщ на заднице.- это уже Федор Никитич себя проявил, а Годунов как бы и не слышал. На Шуйского посмотрел.
- Князь Василий Шуйский что думает?
- Чем дальше от Москвы тем славы больше.- заметил князь Василий. Эх, знал что-то князь Василий. Все понимал. Здесь среди этой расплывающейся серой роскоши, его скромное платье блестело самым лучшим бриллиантом.
- Тебе ли не знать. - подметил молодой Романов.
- Мне ли не знать. - смиренно признал Шуйский.
Лупп не унимался.
- Кто теперь про брата твоего помнит, князь Василий? А он герой. Псковский сиделец. Баторий круль польский об этого воеводу зубы обломал. А как злоумышлять стал. Новую жену царю Федору приготовил. Вмиг в опале оказался и смерть нелепую принял. В бане угорел. Кто про него теперь помнит.
- Я помню.
- Вот так так. Смотри,правитель, зря ты его из опалы достал. Не смирились не забыли Шуйские. - Романов посмотрел на Годунова.
- Прав ли Федор Никитич, князь Василий? - спросил правитель.
Шуйский отпираться не стал.
- Прав. Прав. Не забыли Шуйские. Не забыли, что бунтовали против законной власти и не простим себе этого пока не искупим грех верной службой.
Ох и скользкая жаба. - громко сказал Федор Никитич, но про себя.
- Верю тебе, князь. А более всего твоему поучительному прошлому. Оно ни тебе ни меня не подведет. Что с Нагими присоветуешь?- поддержал Годунов Шуйского
- Если бы не Дмитрий. Раз и нет Нагих. А здесь. Природного царя наследник. Тут думать надо кем он дальше будет. Рюрикович по имени и Нагой по естеству. Их разделить надо. Нагих в Угличе оставить, а Дмитрия сюда в Москву. При себе держать. Понадежней. Федор Никитич не сдавался.
- Дмитрий в Москве повод для бунта. Всегда и везде. А Пелым. Там им хорошо будет. Лес, монастырь и палаты каменные. Приставом Пеха пошлем, а князь Василий?
Шуйский улыбнулся и кивнул головой.
Правитель снова отошел к окну. Всех выслушал, теперь ему решать. Сказал сам себе вполголоса
- И ничего-то ему не нужно. Ни одеж золотых, ни казны. Потому как природный. Настоящий. От бога. Как Дмитрий царевич. Царь государь. Батюшка. Царица волнуется. Обедать пора.
Один из мужиков поднял голову и махнул рукой правителю. Годунов свое решение принял, но никому об этом не сказал. Ни для этих ушей такое решение. Снова правитель прошел мимо пустого трона и залицемерил как замироточил в церковный расписанный в святцах праздник.
- Мы с вами люди наилутчшие, но такое дело не нашего умишка. Здесь речь о сыне государевом. Значит, государь решать будет.
ХХХ
По рыночной площади Углича расхаживал казак Рыбка. Вокруг верблюда Васьки образовался почтительный круг из горожан никогда не видавших такого чуда.. У Каракута на руке белый кречет в слепой шапочке. Рыбка ходил кругами. В руке держал белоснежная огромную кость. Развлекал народ честной.
- А зайцы в Сибири как коровы. Их доить можно.
В толпе рассмеялись.
- Вот брехун казак
- Брехун? А это что, по-твоему?
Рыбка махнул костью.
- Нога зайчонка сибирского. Сибирь это Эдем где млеко в берегах. Земля жирнее самого жирного попа. Из одной елки полдеревни срубить можно. Рыбы в реках воды не видать. Так что православные, если хотите как у Христа запазухой жить. Бросай все. Дуй в Сибирь. Мы сейчас в Москву. Ермаковскую казну царю везем. Потом назад пойдем. Так что женочки которые вдовые бобылихи или так одинокие. Девицы на вас надежда особая. Казаки, воеводы, людишки царские, полоненные. Вся Сибирь стонет. Какая нибудь хворая лядащая бабешка на которую в Угличе никто и не взглянет. Царицей будет. Ханшой Обдорской земли и всех пределов.
На краю толпы смятенье. Через толпу пробиваются братья Нагие с холопами. Колотят деревянными ручками нагаек по неуклюжим медлительным спинам. Стихло веселье. По получившемуся проходу шел царевич Дмитрий. По бокам Нагие.
- Кто такие? Что затеваете? - Спросил Афанасий Нагой. Младший брат Михаила.
- Сибирское посольство к государю... И к нашим девкам женихи. - подлез к нему близко какой-то посадский.
Нагой толкнул его в грудь.
- Чего зубы скалишь?
Дмитрий смотрел на Ваську.
- Это верблюда?
- Он самый княже. - торжственно произнес Рыбка.
- Царевич казак царевич. - сказал Михаил нагой.
- Прости царевич.
- А кроме коровы горбатой что еще из затеек имеется.
Рыбка протянул кость.
- Вот. Зайца сибирского нога.
- Возьмем? Царицу потешим. - спросил Михаил у царевича.
Дмитрий заметл кречета.
- Кто это у тебя?
- Белый кречет, царевич. Самый сильный охотник. Никакой сокол не сравнится. Бесценная мудрая птица. Но и достать его трудно. Гнездо ставит высоко. В полунощных горах. Много охочих людей его добывают да мало кому он дается.
- По мне такой слуга. Дядя возьмем птицу. Давай казак.
- Не могу царевич. Это дар воеводы Трубецкого победителю Кучума царя.
- Годунову? - царевич спросил гневно.
Михаил вмешался.
- Дай казак. Тебе царевич велит.
- Моя бы воля... Отдал бы. Но нет здесь моей воли. То царская воля и птица царская.
- Не мне значит...Все равно царем стану моей станет. А Годунова, Годунова.
Внезапно речь его оборвалась. Дмитрий повалился на землю. У него мелко начали дрожать руки и ноги. Приближался приступ. Михаил Нагой действовал быстро.
- Кругом! Кругом становись! - закричал он.
Нагие и остальная свита захватила Дмитрия в кольцо. Закрыла от нескромных взглядов. Кричали.
Расходись! Расходись!
Михаил Нагой на коленях перед царевичем. Держал голову. Вставил тонкое лезвие ножа между зубами.
Афанасий Нагой с обнаженной саблей приблизился к Каракуту. Каракут мгновенно понял, что сейчас произойдет. Пытался вытащить шашку. Сзади на него набросились. Прижали к земле. Рядом бросили Рыбку. Афанасий Нагой рубил редкую благородную птицу и яростно втаптывал в грязь уже безжизненное тельце.
Конец 1 части.
Часть 2.
Битяговский выделил рассохшиеся дроги и добротную костлявую лошадку.
- Смотри, стрелец, добро казенное.
- А везти куда?
- Куда? - Битяговский задумался - А куда у вас привычно возят?
Торопка пожал плечами.
- Не знаю...Такого у нас еще не было.
- Какой поп не откажет к тому и вези. -решил дьяк.
На дрогах вернулся Торопка к Троицким воротам. Даша сидела рядом с матерью. Макеевна гладила ее по голове и вздыхала. Торопка вытащил заступ.
- Отойдите пока...
Раскапывал Торопка Устинью долго. Хоть и мертва, старался не повредить. После того как казаки уехали, Устинья глаза не открывала. Ждали до вечера, пока Макеевна не сказала.
- Все, сынок. В церковь надо везти.
Пока Торопка махал заступом, Даша тихо плакала. Наконец Торопка подхватил еще теплую, не задеревеневшую Устинью под плечи и потащил из ямы. Макеевна взялась за ноги. Вместе они положили Устинью на дроги. Макеевна уселась сзади. Торопка старался ехать медленно, чтобы Даша не отставала. Она шла позади стучащих по бревенчатой мостовой дрог и плакала, утирала лицо мокрым рукавом. На улицу с низенькими избами вывалился угличский народ. Посмотреть, что творится. Для Макеевны самое раздолье. В ее подоле лежал наконец отвоеванный бердыш. Макеевна дробно кланялась людям и добродушно рассказывала всей улице.
- Отмучилась, грешница...Здорово, Лукич. Видал, какой Торопка мой.
Проходящий мимо Лукич ворчал.
- Сопли подтереть...Так чисто воевода.
Макеевна шумела вслед.
- Поглядим, поглядим ишо, борода твоя козлиная.
Торопка, сгорая от стыда, выговаривал матери.
- Чего вы грубиянничаете, матушка? Не знаете, что ли кого везем?
- А что такого. Везем, везем и привезем. Ей то чего? Ничего. Там уже Боженька ей место определит. Такая здоровая с виду была, а гляди и двух ден в земле не прожила.
- Тебе бы, перечница, такой казни предать. -крикнул кто-то из толпы.
- И что? - забодрилась Макеевна. - Да я бы... Да и Бабайка атаман гулевой меня бы оттуда не выковырнул. А что? Одежи не надо. Забот тоже. От дождя и снега навесом обнести. Живи, не хочу.