Э! Да я бы и сам с удовольствием посмотрел во сне художественную гимнастику, если бы эту длинную атласную ленточку, прикрепленную к маленькой палочке, накручивала кольцами и волнами какая-нибудь стройная, симпатичная гимнастка, совершая при этом различные гран плие, гран батманы и пассэ!
Да, именно стройная, симпатичная гимнастка, а не брутального вида мужик – мускулистый, волосатый и с кривыми ногами!
Поставив мужику за артистизм двойку, я с облегчением проснулся.
Дежавю
Вера Григорьевна оторвалась от романа, который она читала, сидя за кухонным столом, и посмотрела в окно: за окном сыпал небольшой снежок. По тротуару торопливо шел какой-то очкарик в черном пальто и с коричневой папкой под мышкой.
Вера Григорьевна вспомнила, что забыла посолить суп, который она несколько минут назад поставила на газ. Очкарик внезапно взмахнул руками и, поскользнувшись, очень смешно шлепнулся на зад, вытянув вперед ноги. Шапка с очками с него свалились, а папка отлетела в сторону. Поднявшись, он надел шапку, очки, отряхнулся от снега и, подняв папку, поспешил дальше.
«Что же я хотела сделать? – посмеявшись, подумала Вера Григорьевна, – Ах да, посолить суп!» Она достала из шкафа банку с солью, посолила суп, накрыла кастрюлю крышкой и снова села за стол, углубившись в чтение романа.
Минут через десять, оторвавшись от книги, она посмотрела в окно: за окном все так же сыпал снежок. По тротуару быстрым шагом шел очкарик в черном пальто и с коричневой папкой под мышкой. Внезапно очкарик взмахнул руками и, поскользнувшись, смешно шлепнулся на зад, вытянув вперед ноги. Шапка с очками с него свалились, а папка отлетела в сторону. Поднявшись, он надел шапку, очки, отряхнулся от снега и, подняв папку, поспешил дальше.
Вера Григорьевна потрясла головой и приложила к виску пальцы. «Дежавю? – подумала она. – Кажется, я хотела что-то сделать. Ну да, посолить суп!»
Вера Григорьевна снова достала из шкафа банку с солью, посолила суп и продолжила чтение романа.
А за полчаса до того, как Вера Григорьевна второй раз посолила суп, инженер Виктор Петрович вышел из подъезда соседнего дома и направился к автобусной остановке. Шел небольшой снежок. На обледеневшем пяточке, припорошенном снегом, он поскользнулся и упал. Чертыхнувшись, поднялся, надел свалившиеся с него шапку и очки, отряхнулся от снега и, сунув под мышку папку, пошел дальше. Уже на остановке, он вспомнил, что оставил дома, в прихожей на полочке, ключи от офиса – пришлось вернуться домой.
Когда Виктор Петрович, забрав ключи, возвращался на остановку, то снова поскользнулся и упал на этом же пяточке!
В результате Вера Григорьевна сильно пересолила суп, за что получила вечером выговор от мужа.
Любовное свидание
Пройдя через калитку, по дорожке, Петр поднялся на веранду, на которой горела лампочка, и постучал в дверь.
– Входите. Не заперто, – послушался голос Екатерины.
– Добрый вечер, Катенька! – войдя, сказал Петр. – День тебя не видел, а так соскучился! Как будто целый год прошел. Милая!
Петр хотел притянуть к себе Екатерину, стоявшую в коротком халатике у кухонного стола, но та, посторонившись, возмущенно сказала:
– И это все? Писатель ты или не писатель? «Пройдя через калитку, по дорожке, поднялся на веранду и постучал в дверь». Да этак ко мне и наш Колька-тракторист мог в гости наведаться.
– Извини, торопился. Боялся опоздать. Перед самой Калиновкой колесо на машине проткнул.
– Ничего, я подожду. Вот от калитки, хотя бы, и начни снова.
– Хорошо, Катенька. Только не сердись, – сказал Петр и снова вышел за калитку.
Где-то домов через пять, вниз по улице, наяривал баян, слышались пьяные мужские голоса, женский смех. Наверно, свадьба, подумал Петр, вспомнив, что вчера ему на деревенской дороге, когда он возвращался к себе в город от Екатерины, повстречался свадебный кортеж из двух жигулей, москвича и колесного трактора, обвешанных воздушными шарами.
Ни одна лампочка на столбах, впрочем, как и на других немногочисленных улицах деревни Калиновки, не горела. Зато небо над Калиновкой было густо усыпано разноцветными мерцающими звездами. А молодой месяц проливал синеву на крыши и распустившиеся кусты сирени, от которых исходил нежный, пьянящий аромат.
Петр, прикрыв за собой скрипучую калитку и накинув самодельный крючок из проволоки, пошел по дорожке к дому. На веранде и на кухне горел свет, а незашторенное окно в спальне было распахнуто настежь.
У крыльца его снова встретил сидящий на цепи пес Полкан. Он приветливо и лениво помахивал хвостом и был благодарен за кусок колбасы, специально привезенной для него сегодня из города и завернутой в белый лист бумаги «снегурочка» формата А4. Полкан за этот месяц к Петру уже привык и не лаял, и не хватал зубами за штанину, как раньше.
Месяц назад Петр, проезжая с друзьями на своей «Тойоте» через Калиновку (они ездили порыбачить на озера), остановился у придорожного продуктового магазина, чтобы купить минералки или сока. И вот теперь он катался в Калиновку почти каждый день, потому что влюбился с первого взгляда в одну из продавщиц – эта была Катенька, Катюша, как нежно и ласково теперь назвал ее Петр. Благо до города, где жил Петр, было всего лишь тридцать километров. У Катеньки были удивительно синие, выразительные, большие глаза, нежный бархатный голос и большой, пышный бюст… «А может, про бюст не стоит? – подумал Петр. – Хотя что в этом плохого?»
И неудивительно, что за этот месяц он не написал ни строчки – Петр был писателем. Писателем хоть и молодым, но уже довольно-таки известным, особенно среди дам, увлекающихся любовными романами. Катенька, правда, ни одного из его романов не читала.
Шаркнув пару раз туфлями по влажной половой тряпке, аккуратно разложенной на крыльце, Петр прошел на веранду и снова, правда, с некоторой долей неуверенности, постучал в дверь.
– Да входи же, входи! – раздался за дверью голос Екатерины. – Что ж ты так долго? – спросила она, когда Петр вошел.
– Ты же сама просила, – пожал плечами Петр. Ох уж, эти женщины с их капризами!
– Иди ко мне! – выдохнула Екатерина и притянула за рубашку к себе Петра.
Что происходило дальше, мог бы рассказать молодой месяц, который спрятался в кустах сирени, что росла напротив распахнутого настежь окна спальни, но в этом рассказе нет пометки «18+».
«А что, Катенька может читать мысли?» – ехидно или недоуменно спросит читатель, прочитав этот рассказ.
Может. Что, наверно, следует добавить к описанию ее больших синих глаз, нежного бархатного голоса и большого, пышного бюста. Ведьма, одним словом. Ведьма, которые иногда встречаются в селах и деревнях типа Калиновки даже в наше время.
Только вот, на ком?
Александр Григорьевич считал себя человеком интеллигентным, культурным, начитанным. К этому еще можно добавить, что он был не женат, ему недавно исполнилось сорок три года и он подумывал жениться. Только вот, на ком?
– Светочка, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Светочку, когда они прогуливались вечером по городской набережной.
– Кажется, «Я вам пишу – чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле меня презрением наказать», – вспомнила Светочка, хоть и не сразу, еще не выветрившиеся со временем из ее симпатичной головки строчки письма Татьяны к Онегину.
Светочка без колебаний в это же вечер была отвергнута Григорием Александровичем.
– Людочка, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Людочку, когда они прогуливались под зонтиком по городскому парку.
– Конечно, помню! – уверенно ответила Людочка. – Мой дядя самых честных правил…
Но Александр Григорьевич перебил ее:
– С этих строчек начинается первая глава романа, но не сам роман.
– Ксения, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Ксению, когда они сидели в кафе.
– С посвящения: «Не мысля гордый свет забавить…». Ну и так далее, – ответила Ксения, выпуская тонкую струйку сигаретного дыма.
Но Ксению затмила Софья, прочитавшая эпиграф:
– Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того особой гордостью…
– Браво! Браво, Софья! – восхитился Александр Григорьевич.
На этом, точнее, на Софье можно было бы и остановиться, но Эльза, с которой Александр Григорьевич недавно познакомился в театре, прочитала эпиграф уже на французском – как в оригинале!
Выбор был сделан. Осталось сделать предложение – конечно, Эльзе.
– Лидочка, – от нечего делать, спросил Александр Григорьевич Лидочку, которая хлопотала на кухне, – а вы читали «Евгения Онегина»?
– Читала. В школе.
– А вы не помните, с чего начинается этот роман? С каких строчек?
– Я вам… Я вам… Александр Григорьевич, я вам варю, стираю, глажу, убираюсь – чего же боле?
Александр Григорьевич подумал и вскоре сделал Лидочке предложение.
Старая туфля
Субботним днем пенсионер Сидякин с газетой в руках, которую он только что вытащил из своего почтового ящика, вышел из подъезда и присел на скамейку. На скамейке лежала большая старая мужская туфля. Поворчав по поводу туфли – Сидякин ревностно следил за порядком в своем подъезде, – он надел очки, раскрыл газету и принялся ее просматривать. Газета попалась скучная и неинтересная. Поворчав еще раз по поводу туфли: «Ну что за люди! Свинство! Рядом урна стоит – так нет, на скамейку надо бросить!» – Сидякин обхватил туфлю газетой и выбросил в урну. После чего отправился в магазин.
Утром в понедельник дворник Орехов стал выгребать из урны скопившийся за выходные дни мусор.
– Ну что за люди! – рассердился он. – Есть мусоропровод – выброси туда! Так нет, сюда притащили! Мне окурков с бумажками хватает! Еще и в газеточку завернули – культурные какие! А вот мы сейчас по газеточке-то и определим, в какой квартире вы такие культурные живете! Ага, двадцать седьмая!
Орехов закинул газету в мешок, а туфлю не поленился утащить на пятый этаж и поставить к двери квартиры №27, где проживал пенсионер Сидякин.
Негодованию и возмущению Сидякина не было предела, когда он, выйдя из своей квартиры, запнулся о знакомую уже ему туфлю.
Рассказ для лета
– Что у вас? Рассказ? На какую тему? – спросил меня редактор, вытирая платочком с лысины пот и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
– На летнюю.
– Если на летнюю, то пойдет. Сейчас лето.
Редактор взял листок с текстом и стал читать:
– В выцветшем небе над городом застыл раскаленный, желтый диск солнца.
Включив вентилятор, который стоял у него на столе, он продолжил:
– Окна и витрины, в которых отражалось солнце, казалось, плавились и стекали вниз, – редактор пододвинул поближе вентилятор, расстегнул еще одну пуговицу и вытер платочком шею. – В густом, как кисель, воздухе стоял запах горячего асфальта, – листок в руках редактора затрясся. – Река из липких, потных тел текла по улице, зажатая между бетонными и кирпичными стенами домов.
Редактор откинулся назад и стал хватать ртом воздух.
Быстро достав из своего портфеля еще один листок, я начал читать другой рассказ:
– Зима! Подул холодный ветер, небо затянулось тучами, и вскоре повалил снег – белый, пушистый.
Редактор задышал ровнее.
– Ветер подхватывал его и швырял в лицо и за воротник прохожим.
– Хорошо-то как! – выдохнул редактор. – Читайте дальше, голубчик, читайте!
Когда я дочитал рассказ до конца, редактор сказал:
– Отличный рассказ. Берем. А тот мы, пожалуй, на зиму передвинем.
Выйдя из редакции, я направился к киоску с мороженым.
В выцветшем небе над городом застыл раскаленный, желтый диск солнца…
Пострадавший
Около городского 17-го отделения полиции остановился уазик, и из него вышли трое: двое полицейских и один в клетчатой рубашке с короткими рукавами и шортах – он был в наручниках.
– Давай, двигай! – подтолкнул его сзади один из полицейских, и вся троица, поднявшись по крыльцу, зашла в отделение.
– Ничего себе, как вы его отделали! – сказал сидевший за столом дежурный, взглянув на задержанного. – А если нажалуется?
– Пусть жалуется. Это не мы его отделали, а бабы.
– Бабы?
– Бабы, бабы. В женском туалете. Они нас и вызвали.
– Маньяк, что ли? Приставал?
– Фотографировал!
– Не фотографировал я их! – возмутился задержанный. – Я им пытался объяснить, а они меня поколотили!
– А что ж ты там с фотоаппаратом делал?
– Во-первых, еще раз повторяю, это был не фотоаппарат, а смартфон. За двадцать пять тысяч. А они мне его расколотили!
– Какая, черт, разница, чем ты их там фотал – фотоаппаратом или смартфоном!
– Да не фотал я их!
– А что же ты там делал – в бабском туалете?
– Еще раз объясняю: покемонов ловил!
– Кого ловил?
– Покемонов.
– Слушай, мужики, а может его не к нам, а в психушку надо?
– Не надо меня в психушку! Это игра такая есть для смартфонов и айфонов – поймать покемона. И обнаружить его можно только через камеру смартфона. А так его не увидишь. И спрятаться покемон может хоть где. Один вот в женском туалете спрятался.
– Ну да, мужики, слышал я недавно по телеку, что есть такая игра.
– Еще раз повторяю, не фотал я баб, я покемона ловил! А они мне смартфон расколотили!
– Скажи спасибо, что они тебе еще что-нибудь не расколотили. Ладно, садись вот, пиши: я такой-то …
Заставка
Вечером, после ужина, Коробков решил поменять на своем компьютере заставку. Он делал это часто. Вот и аквариум с рыбками и поднимающимися кверху пузырьками ему за эту неделю уже надоел. А до этого стояла заставка с девушками в бикини, которые протирали по очереди изнутри монитор, и про которую теща сказала: «Фу, срамота какая!».
Конец ознакомительного фрагмента.