- К вам там пришли, какие-то двое. Представляются генералами ФСБ.
Гусев с печальной ухмылкой на лице покачал головой и тихо молвил:
- Да, пусти, чего уж там....
Секретарша исчезла за дверью, и через мгновенье в кабинет вплыли два типа. По их однообразным лицам можно было догадаться, что это кадровые сотрудники ФСБ. Ничего не выражающие физиономии, словно клонированные зомби, настырно пялились на генерала. Гусев улыбнулся. Ему, почему то вспомнилось лицо своего "особиста" из Афгана. Тыловая крыса, вечно строчивший доносы в Москву, как две капли воды был похож на вошедших. А может, это был их родственник, хотя из зловещего дома на Лубянке они все выходят как родственники, как члены одной касты, одного страшного братства государственных ищеек. Возможно, лица опричников Ивана Грозного были так же похожи, как морды этих типов из "серого" дома на круглой невзрачной площади столицы, посреди которой, как страшное напоминание, лежит камень, привезенный с Соловков.
Один из фсбшников мрачно улыбнулся и протянул руку:
- Алексей Петрович, я генерал Стружин, а это генерал Мордвинов, может, слышали?
- Да приходилось, мелькали как-то ваши фамилии! - соврал им Гусев и пожал Стружину руку.
- Прошу вас, садитесь! - указал он им на стулья.
Стружин сел и положил на стол кожаную папку. Гусев, взглянув на нее, закурил очередную сигарету:
- Ничего, что я курить буду?
- Нет, конечно, Алексей Петрович. У нас довольно мало времени, поездка президента к писателю Астахову, я думаю, продлится час- полтора. За это время нам нужно принять очень важное решение.
Гусев удивленно посмотрел на Стружина и, подняв брови, спросил:
- Принять нам решение? Кому, нам?
Стружин улыбнулся, и генерал понял, что ничего хорошего сейчас не произойдет. От его натянутого оскала, в котором даже не было намека на юмор, потянуло холодом и жестокостью.
- Нам, нам, дорогой Алексей Петрович! И вы прекрасно знаете о цели нашего визита! Поэтому из-за отсутствия времени давайте не будем тратить его на ненужный этикет!
- Простите, но я действительно даже не догадываюсь, зачем и от кого вы пришли!
В этот момент в разговор вступил второй фсбшник:
- Да бросьте вы, Алексей Петрович! Все вы прекрасно знаете, вы же боевой генерал! И знаете возможности разведки и контрразведки!
-Так вы кого представляете - контрразведку или разведку? - Гусев решил немного позлить туполобых чекистов.
Стружин, понимая его игру, ухмыльнулся и протянул листок бумаги, который достал из папки. Гусев взял документ и бегло его прочел:
- Хм... Мое заявление об отставке? Но я не помню, чтобы я его писал, - ответил Гусев.
- Да, вы его не писали и даже не подписали. Поэтому мы и просим, чтобы вы его подписали! Поставьте подпись - и половина нашего разговора останется позади!
Гусев почесал макушку и удивленно спросил.
- Половина? А что, на этом неприятности не закончатся?
- Ну, это как сказать! Закончится основная часть неприятностей. - Стружин, вновь противно улыбнулся.
Гусев глубоко затянулся сигаретой и, помолчав, спросил:
- А если я откажусь?
- Отказаться вы не можете! Вы не имеете права, вернее, выбора. Кстати, уже готов ваш текст выступления по местному гостелеканалу, поэтому подписывайте, Алексей Петрович! Игра зашла слишком далеко, пора заканчивать. Этот кон вами проигран!
Гусев посмотрел на Стружина и, выпустив дым колечками, положил на стол навязанный ему документ. Кивнув на лист бумаги, он вызывающе сказал:
- А вы, конечно, правы: я проиграл этот кон! Но проигрывать тоже можно по-разному! Все дело в том, как ты сдаешься: подняв руки и крича "пощадите" или - подорвав себя гранатами и утащив на тот свет парочку-другую врагов!
Стружин кивнул головой:
- Я знал, что вы так скажите! Я изучил ваше досье, вы человек упертый, поэтому президент и поручил мне прийти сюда и обо всем договориться. Он считает меня лучшим переговорщиком в кризисных моментах.
- А что, у президента возник кризис, или он только что его заметил? - грубо буркнул Гусев.
- Перестаньте, Алексей Петрович! Не надо передо мной играть! Я - не ваш избиратель. И не девка на выданье. Давайте будем вести себя, как подобает. Если уж ввязались в эту большую игру, так и играйте по-джентельменски!
- А вы будете играть по-джентельменски?
- Мы уже играем по-джентельменски, вы что, этого не поняли?
- Нет, а в чем заключается ваше благородство? В том, что вы сюда пришли ко мне и суете под нос проект моей добровольной отставки? Мне, избранному народом, демократическим путем губернатору большого региона страны?!! Вы сами-то думайте, что вы делаете и по каким правилам играете!
Стружин постучав по столу костяшками пальцев, хмыкнул и мягко ответил:
- Алексей Петрович! Во-первых, вы уже государственный преступник! Во-вторых, президент просто не хочет крови, в том числе вашей! Вам дают шанс достойно выйти из этой сложной ситуации, а вы тут устроили диспут на тему благородства! Не то время и не то место! Поэтому - у нас всего минут сорок, потом кое-что надо обсудить - и все! Президент приезжает, можно срочно под это дело собрать журналистов, а президент объявит, что вы переходите на более высокий пост, в Кремль, ну, скажем, в аппарат совета безопасности...
Гусев вновь печально улыбнулся:
- Вот видите - все ваше благородство кончилось! Вы уже меня преступником назвали, а сами, небось, юрист: преступником может меня назвать только суд! И все. Никакой президент не имеет права назвать меня преступником! Он пока не царь, не помазанник божий! И надеюсь, никогда им не будет! А что касается того, что я совершил, так я еще ничего не совершил, причем ничего противозаконного я совершать не собираюсь! То, что мы готовим с законно избранными депутатами местной областной думы проект конституции и акт о независимости, так это не значит, что мы его собираемся силой навязывать кому-то и устроить переворот! Это только проект, который будет выдвинут на всеобщий референдум! Если его все отклонят, значит, на этом все и закончится. А президент просто не хочет, чтобы все это имело огласку, вот он и прикатил сюда! Но вы сами поймите, это надо не мне лично, отставному генералу Гусеву, это надо народу! Народ устал жить в империи! Люди не хотят быть крепостными у Москвы, когда богатство регионов за копейки, под предлогом целостности и федерализма, забирают в центр. А тут оставляют умирать от голодной смерти. Нам такая федерация не нужна! И вообще! Сибирь давно должна жить отдельно от России! Мы не колония и не сырьевой придаток! К вашему сведению, даже при царе у Сибири был свой флаг, гимн и герб! А государь император, садясь на трон, провозглашался и царем сибирским!
Тут сорвался Мордвинов. Он зашипел, как гусь, и привстал из-за стола:
- Ты понимаешь, Гусев, что ты сейчас несешь?! Что ты тут из себя Емельяна Пугачева строишь! Бунт учинить хочешь?! Ты что, совсем?! Белены обожрался?! Не понимаешь, что тебе сейчас предлагают твое же спасение? Ты брось нам тут дурака валять!
- Спокойней, Мордвинов! Спокойней, ты не следователь на Лубянке, а я не Блюхер в тридцать седьмом! И тебе, как генералу, историю учить надо! Емельян Пугачев сам на трон залезть хотел, а я трона московского не желаю! Если тебе так хочется исторические параллели проводить, так сравнивай уж меня лучше с генералом Джорджем Вашингтоном. Тот тоже от Лондона колонии отделить хотел! - низким командным басом заорал на Мордвинова Гусев.
Тот опешил и уселся обратно на свое место.
- Ну, все, хватит! Замолчите оба! - вскрикнул Стружин. - Нам надо, кровь из носа, из этой ситуации выход искать! До приезда президента совсем немного времени осталось.
Гусев захохотал. Его смех походил на истерику. Но генерал держал себя в руках. Просто ему нужно было сбросить накопившуюся отрицательную энергию. Стружин удивленно смотрел на губернатора и ждал, когда тот успокоится. Тот встал и налил себе воды из графина. Выпив залпом целый стакан, он поставил его на полировку стола и, вытерев рот ладонью, сказал:
- А ничего у вас не выйдет! Вы уйдете ни с чем! А президент вас за это - по заднице мешалочкой! И все! Кончилась ваша кремлевская карьера! Ну а президенту я и сам хочу все в глаза сказать, наедине. Пусть не думает, что я его боюсь. Кстати, писатель Астахов- тоже, по-вашему, заговорщик? Потому как и он ставил подпись под проектом конституции и обращения к жителям области! Так что президент зря к нему поехал. Не любит Астахов кремлевских. Ой, не любит! Ему все ваши рожи, как и всех чиновников напыщенных, надоели! Так что президента ждет фиаско! А что касается ситуации в области, так скоро о ней уже весь мир узнает. Но это вам Чечней не будет! Воевать мы не станем! Но и вас никто не поддержит. А вы сами-то знаете, что у президента самый низкий рейтинг именно в Белоярской области?
Лицо Стружина стало злым и хмурым. Насупив брови, он тихо сказал:
- Ну, Гусев, - молись!! Ты дурак!!! Я это знал, но что такой?! Молись, чтобы президент был с тобой добр, хотя он и не орет, но ты, ты на себе испытаешь все прелести его опалы и гнева! А маслице-то Аннушка уже разлила, милок!
- Что, сучонок?! Морда кэгебешная! Угрожать мне собрался? Так мне на твои угрозы - расстегнуть ширинку и обоссать, как два пальца! Просто, дешево и сердито! Пошел ты на х....- Гусев выдал четырехслойный армейский матерный "бутерброд".
Гэбешники вскочили со стульев и почти побежали к выходу. Первым семенил по паркету Стружин. За ним, перебирая ножками, почти бежал Мордвинов. Громко хлопнула дверь. Гусев довольно улыбнулся и крикнул вслед:
- Что, сами-то обоссались, что я вас могу не выпустить отсюда?!
В углу гулким боем ударили напольные часы. Маятник тревожно колыхался за рифленым стеклом. Гусев, посмотрев на циферблат, тихо произнес:
- Да, время-то кончается, кончается, но врагу не сдается наш гордый "Варяг"! Нет, они не посмеют, не посмеют, кишка у них тонка! Только бы они этих депутатиков не запугали, только бы не запугали...
Генерал медленно встал и подошел к стене кабинета. На белой стене висел портрет президента в дубовой рамочке. Гусев внимательно посмотрел на застекленный прямоугольник фотоснимка и, протянув руку, снял его с гвоздя.
- Пророков нет в отечестве своем! Да и в других отечествах не густо!
Дубовая рамка полетела в угол. Звякнуло стекло, и осколки посыпались на блестящий паркетный пол.
Глава восьмая
Президент вглядывался в морщинистое лицо Астахова. Глубоко посаженные глаза, нос картошкой и седые брови. Обычное лицо старика. Правый глаз немного косит, это делает взгляд писателя слегка загадочным. Он будто смотрит вперед, а на самом деле его взор устремлен куда- то за спину собеседника.
Президент улыбнулся и протянул руку. Писатель ее пожал. В его руке почувствовалась сила. Президент слегка дернул плечом и почувствовал легкое жжение в ключице.
- Здравствуйте, Владимир Петрович!
- Здравствуйте, как, правда, вас величать - господин или товарищ? Товарищ президент - нелепо вроде - ответил Астахов.
- Зовите, если можно, Сергей Сергеевич, я не люблю формальностей.
- Как скажете, проходите в хату!... Правда, у нас не прибрано, не ждали мы с бабкой, что к нам высокие гости приедут.
- Ничего, ничего, это вы меня извините, что напросился к вам, на ночь глядя.
Вошли в дом. Низкая дверь звонко скрипнула несмазанной петлей. Президент наклонился, что бы не удариться головой о балку. Писатель кивнул на маленькую комнату:
- Проходите в мой кабинет, там я работаю, там и кресла есть. Мы ведь одни разговаривать будем? - Астахов покосился на телохранителей.
- Да, конечно, один на один. Я у вас много времени не отниму. - Президент снял пальто и протянул его охраннику.
В доме было натоплено. Уютно пахло теплом и спелыми яблоками. В углублении корявой стенки печки спала кошка. Она лениво приоткрыла желтые глаза и, мурлыкнув, потянулась. Президент невольно улыбнулся. Он вспомнил такую же печку в деревне у бабуши под Ленинградом. Астахов снял калоши и остался в толстых шерстяных носках. Президент покосился на свои ботинки.
- Можете не снимать: вы же на машине ехали, а у нас тут снег чистый, не то, что в городе, - успокоил его Астахов.
На полу лежали вязаные половики. Президент словно с опаской шагнул по пестрым дорожкам.
Комната писателя была скромно обставлена, но выглядела уютной. Небольшой письменный стол. На нем лампа со стеклянным абажуром и пишущая машинка. В углу два больших кожаных кресла, между ними журнальный столик. На всю стену справа - полки с книгами. Множество книг. Толстые и тонкие переплеты ровно стояли по шеренгам. На противоположной стене висели фотографии в рамочках. По пожелтевшим снимкам было видно, что им не один десяток лет. Президент бегло взглянул и узнал на них Сахарова, Солженицына, Быкова и Черкасова.
- Сергей Сергеевич, вы присаживайтесь - кресла-то удобные.
Президент сел. Кресло было действительно удобным.
- Сергей Сергеевич, что это вас занесло в наши края?
Президент взглянул на Астахова, но ответил не сразу. Он собрался с мыслями, взвешивая каждое слово:
- Да вот, проблем у вас много накопилось...
- У меня?! - удивился Астахов.
- Нет, конечно, не у вас - в области вашей. У губернатора - забастовки шахтеров, учителям деньги вовремя не платят, пенсионерам не доплачивают!
- Ааа.... Так это не ко мне, это надо у власти спрашивать.
- Да, конечно, конечно.
- Так, а зачем к нам приехали, то есть ко мне?
- К вам?
- Ну да! Ко мне?! - Астахов хитро сощурил глаза.
Складки морщинок, словно мелкая паутина, покрыли щеки.
- А к вам... да просто - вот приехал узнать, может, у вас какие-нибудь трудности, может, помочь, чем надо?
- А что мне помогать-то? У меня все нормально. Живу вот, слава Богу, не бедствую. С бабкой в мире живем, денег вроде хватает: книги-то мои издают. Фильмы по ним снимают. Недавно вон даже балет поставили по одной повести, правда, это, конечно, не "Лебединое озеро", но все же.
Астахов развел руками. Президент заметил, что ладони у него мозолистые и грубые, словно у хлебороба. Заметив его взгляд, писатель улыбнулся:
- Да, руки у меня крестьянские, хотя я в основном пишу, забыл уже, когда работал в поле или на сенокосе. Но вот деревенский я и предки мои все крестьянами были, они всю жизнь на земле. А меня и зовут крестьянским писателем, хотя, честно говоря, я это прозвище не люблю!
Президент покивал головой в знак согласия и посмотрел на пишущую машинку на столе. Та словно оскалилась зубами клавиш.
- А машинка-то, я смотрю, у вас совсем старенькая.
- Да сразу после войны купил по дешевке. Немецкая, трофейная! Но, я ее люблю! Она счастливая у меня! Я на ней сколько ни печатал - все издавал! Ну, а как на другой начну - ничего не получается! Даже под диктовку люблю на этой работать: рукой-то я пишу тихо - рана старая, сухожилья перебиты, вот на машинке и строчу!
- А может, вам компьютер подарить? На нем-то все легче будет, давить не надо! Клавиатура мягкая, - президент неожиданно обрадовался своему предложению.
Он хотел за что-то зацепиться, чтобы быть полезным этому человеку. Но радость его была недолгой. Астахов, помолчав, качнул головой:
- Н-е-е... не надо, спасибо! Я так лучше, да мне, честно говоря, уже многие предлагали компьютер, а я не хочу. Он бездушный! Он сам словно претендует на авторство, ведь у него, как это говорится, память есть! А что это за машина, которая разум имеет? Подобие человека! Так. Придет время, когда и сам человек ненужным станет, глядишь, фразу сказал, а машина за тебя роман пишет! Что это за творчество?! Так, "фанеризм" один!
- Что? Что? - президент не понял последнего предложения.
- Я говорю, "фанеризм", это я такое понятие придумал! Ведь сейчас все эти певцы и певички стараются, как там говорится на жаргоне, - под "фанеру" петь! Так я это и придумал - "фанеризм"! Значит - халява в творчестве!