Поэтому вопрос, который задала Доминик, был вполне логичным.
— С его отцом и дедом. Ты, кстати, знаешь, что его отчим — Виктор Крам?
— Кстати, самый нормальный родственник, — заметила Доминик. — Ну и дед тоже. А вообще, Ал, мне это позавчерашнее знакомство с семьей в кошмарном сне еще долго сниться будет.
— Ну расскажи, а то Скорпиуса я спрашивать боюсь, еще нож в меня метнет, — усмехнулся я.
Доминик отложила тарелку и, сев передо мной на кухонную тумбу, мученически вздохнула.
— Нет, отчим, дедуля, бабуля — вполне приятные и милые люди, — сказала кузина. — Мистер Малфой, который отец, просто молчал и пыхтел, но Астория…знаешь ее?
— Видел пару раз, — кивнул я, вспомнив красавицу-ведьму с очень громким голосом.
— Нет, мне говорили, что она мразь. Причем это мне Скорпиус говорил, — дрогнувшим от злости голосом произнесла Доминик. — И он абсолютно прав, она действительно мразь, которая весь вечер смотрела на меня как на кусок дерьма, а потом прямым текстом спросила, когда я уеду к себе в деревню и оставлю Скорпиуса в покое.
Я насмешливо хмыкнул. Да, маман Скорпиуса, по его рассказам, фильтровать свой говор не умела, унижать любила, тактичностью не блистала.
Но и Доминик не была деревенской простушкой.
— А ты прям сидела и молчала? И глазками хлопала?
— Нет, конечно, когда мы остались с ней наедине, я тактично намекнула, что прислушаюсь к ее мнению лишь когда она перестанет скакать по хуям, как коза по альпийским горам, — вздохнула Доминик.
— Милые отношения невестки и свекрови однако. Но ты же понимаешь, что в покое вас не оставят?
— Я уже все продумала, дорогой двоюродный братик, — заверила Доминик. — Мы срочно заведем ребенка и все тут.
Что-то мне подсказывало, что Скорпиус об этом гениальном плане не знал, что объясняло, почему он еще не слинял куда-нибудь в далекие дали. Но переубеждать Доминик и что-то ей доказывать я не хотел и не стал, ибо не мое это дело, что они делают со своей не так давно начавшейся семейной жизнью.
Но рассказать хочу совсем не об этом, потому как вы, святой отец, думаю, и сами прекрасно знаете, что собой представляют ссоры мужа и жены, тяжелые отношения со свекром и свекровью, разные планы на будущее и остальные бытовые склоки, которых я предпочитаю избегать в своей семье.
На следующий же день, после нашего с Доминик разговора, в мою жизнь снова бесцеремонно ворвался Наземникус.
— Твою мать, — прошептал я, боясь, что грохот, который повлек за собой аферист, разбудит моих соседей. — Старый, ты подурел что ли?
Наземникус, трансгрессировав прямо в гостиную, мотнул головой и, воровато оглядываясь по сторонам, по-хозяйски принялся выкладывать на полки и пол свое бесценное барахло, которое, судя по паникующему лицу Флэтчера, у него чуть не отняли минуту назад мракоборцы в Лютном переулке.
— Я же просил забыть дорогу сюда, — шипел я, то и дело поглядывая на второй этаж. — Ну какого черта? Не смей грузить этот хлам здесь…
— Студент, не урчи, — буркнул Наземникус, поставив на журнальный столик коробок с каким-то неизвестным мне порошком цвета золота. — И поуважительней, пожалуйста, это не хлам помойный, а ценнейшие артефакты из самого Египта…
— Мне без разницы, сгребай все обратно и уноси, куда хочешь. Это даже не моя квартира.
— Уймись, я потом это заберу. Недельку-другую постоит и…
— Недельку-другую? — взвыл я и тут же вздрогнул, когда из рюкзака Наземникуса что-то с диким лязгом выпало и чудом не разбудило Скорпиуса и Доминик. — А это что за ужас?
Я ткнул пальцем в огромное зеркало, которое оказалось запихнуто в рюкзак Заклятием Незримого Расширения, и, судя по лязгу, именно оно только что рухнуло на пол и умудрилось не разбиться.
— Ужас? — задохнулся Наземникус, установив зеркало у стены. — Это не просто зеркало, это незаменимая вещица в арсенале любого мракоборца.
— Серьезно?
Зеркало и правда было жутким. Пыльное, все в разводах, в абсолютно безвкусной массивной раме грубой ковки, в коей поблескивали безвкусные вычурные камни, которые, судя по пустующим местам и царапинам кое-где, кто-то, явно сам Флэтчер, пытался выковырять отверткой.
Глядя на свое отражение в полный рост, я придирчиво прищурился.
Это напомнило мне задание в детской газете — «Найди десять отличий».
Нет, клянусь Мерлином, я мог найти, если не десять, то хотя бы несколько отличий между самим собой и отражением в зеркале!
Готов спорить на что угодно, мои глаза не искрились таким зашуганным блеском, как у этого парня из зеркала. И руки не дрожали, уж точно.
— Старый, что это за зеркало?
Наземникус аж расцвел от гордости.
— Легендарное «Ясное Око», — пояснил он.
Мне это ни о чем не говорило.
— Чему вас в Хогвартсе учили? — возмутился Наземникус. — «Ясное Око» — древнейший артефакт, который показывает правду, истинную личину каждого, кто в него посмотрит. Благодаря этой штукенции, царь Соломон и рубил правду-матку, как говорят в мифах…
— И ты хочешь сказать, что это зеркало когда-то стояло во дворце царя Соломона? — ухмыльнулся я.
Флэтчер замялся.
— Ну, это точная его копия…практически…если верить легендам. Студент, не беси меня, — буркнул старый аферист, который, впрочем, избегал становиться перед зеркалом. — Нашел его в одной мастерской, еле оттер и отмыл от паутины и пролитых зелий. Надеюсь, что это были зелья.
Я довольно скептичен, поэтому верить в байку про «Ясное Око» не спешил. Но собственное отражение не давало мне покоя.
— Я, правда, так выгляжу? — поинтересовался я.
Наземникус вытянул шею, быстро взглянул в зеркало и, не дав мне разглядеть его отражение, снова шагнул по левую сторону от рамы.
— Ну, похож, — подтвердил он. — Видишь, зеркальце-то, работает.
— В смысле?
Аферист расплылся в довольной улыбке.
— Знаешь, почему ты на себя не похож в зеркале? Потому что ты, малыш, лжец, каких поискать.
— Чего это? — вскинул брови я.
— А как иначе? Обманываешь родню, друзей, живешь двойной жизнью. Вот зеркало и показало тебя таким, — изрек Наземникус таким тоном, словно для него было привычным делом толковать образы из «Ясного Ока». — Глянь, глазки бегают, ручки дрожат, будто таможню с килограммом травы и тротиловой бомбой проходишь.
— Да иди ты, — фыркнул я. — И что мне с этим всем делать?
И обвел рукой все «великолепие», которое припер Наземникус.
— А, я потом заберу, как мракоборцы поутихнут, — махнул рукой мой учитель.
Я закатил глаза и хотел было выразить свое вящее неудовольствие, хотя бы по поводу того, как объяснить Скорпиусу и Доминик новые вещи в квартире, которые лучше руками не трогать, но Наземникус, предусмотрительно трансгрессировав, оставил поток возмущений невысказанным.
Мелкие вещицы я попрятал во многочисленные тумбы и ящики, но зеркало…
Только меня осенила идея вытащить его на балкон, как на лестнице послышались шаги.
Скорпиус, заспанный и что-то недовольно бурчащий про «гребаный будильник, гребаное утро и гребаный понедельник», приветственно кивнул и, добравшись до кухни, поставил чайник на плиту.
— Доброе утро, — кивнул я, не зная, как и чем прикрыть зеркало.
— Утро добрым не бывает, — хмуро отозвался Скорпиус.
И, конечно же, его взгляд упал на эту «прелесть» в кованой раме. Да, «Ясное Око» сложно было не заметить, когда оно занимало едва ли не половину стены.
— Твою ж мать, — простонал Скорпиус, уткнувшись лбом в дверцу холодильника.
— Я все объясню, — залепетал я. — Тут такое дело…
— Флер с этим приданым, — тихонечко взвыл Скорпиус. — Я три раза говорил, что не надо, мы и так с Доминик проживем долго и счастливо, без приданого…Только вчера ей написал…теща, радость вы моя.
Я говорил, каким очаровательным идиотом может быть мой Скорпиус Малфой?
Он действительно свято верил в то, что зеркало, которое десять минут назад припер Наземникус, было приданым за Доминик. Самое интересное, что когда вниз спустилась сонная Доминик, на ходу распутывавшая пальцами длинные волосы, она, выслушав тираду Скорпиуса, пожала плечами, свято поверив в то, что за нее прислали приданое. Да еще и подтвердила, что зеркало вполне в мамином вкусе.
Идеальный день. Мне даже врать не пришлось.
Все утро Скорпиус провел у зеркала, сначала разглядывая раму, а затем свое отражение. Чашка руке Малфоя опасливо дрогнула, когда его карие глаза впервые присмотрелись к отражению, а минут через пятнадцать, когда Доминик отправилась в ванную, на помощь подозвали меня.
— Ал, я страшный?
— На любителя, — признался я. Да, Скорпиус не писаный красавец, но, такой, относительно симпатичный. Со ста метров. В темноте. С плохим зрением. Если на его голове ведро.
Скорпиус, который смотрел на меня из зеркала, был действительно страшненьким. Даже уродцем.
Тощий, если не сказать костлявый, бледный, с глубокими синяками под воспаленными глазами, словно его закрыли на недельку в подвале без еды и воды.
— Ал, я страшный, — констатировал Скорпиус, скорбно вздохнув. — Доминик вышла за меня из безысходности и по расчету.
Но я-то знал, что зеркало было не просто предметом декора.
«Ясное Око» показало истинного Скорпиуса Малфоя.
— Скажи наркотикам: «Нет!», — посоветовал я, хлопнув перепуганного Скорпиуса по спине. — Ну все, не истери, папа найдет тебе пластического хирурга.
Скорпиус взвыл и уткнулся мне носом в плечо.
— Спокойно, — усмехнулся я. — Есть и свои плюсы.
— Да? — оживился Скорпиус, отпрянув от меня. — Какие?
— Ну… ты можешь в местном театре играть Фредди Крюгера без грима.
Скорпиус снова что-то едва ли не прорыдал.
— Иди, приложи к лицу подорожник, — измывался я. — И не грусти. Квазимодо не грустил, и ты не грусти.
Бедный ранимый Малфой, ощупывая в ужасе свое лицо, метнул в меня уничтожающий взгляд и побежал на второй этаж, страдать в одиночестве.
— Ну и что, что я не красивый, — громко донеслось из-за двери. — Зато я умный.
— Скорпиус, ты считаешь только на пальцах и уверен, что «Свинка Пеппа» — это триллер, — громко напомнил я.
Громовые рыдания сотрясли Шафтсбери-авеню 17, а я, тихонечко смеясь, отправился допивать остывший кофе.
========== Глава 6. ==========
Неделя подходила к концу, а Наземникус за своими артефактами так и не явился. Сидя за прилавком книжного магазина, я не давал себе покоя мыслями о том, что мои соседи, рыская по тумбам, обязательно наткнутся на что-нибудь эдакое и даже туповатый Скорпиус начнет задавать вопросы, конечно, после того, как всласть наиграется с невиданной темномагической штучкой.
Поэтому всю ту неделю я закрывал книжный магазин как можно раньше и мчался домой, чтоб, по возможности, помешать соседям трогать какие-либо вещички из запасов Наземникуса, или просто перепрятывал тот хлам, который, как мне казалось, лежал на самом видном месте.
В очередной такой вечер я разбирал те залежи краденного барахла, которое припрятал у себя в комнате, и, незаметно для самого себя, отвлекся, листая старую книгу из школьной программы, толстый старый том под названием «Чудовищная Книга о Чудовищах» под редакцией Эдвардаса Лима. По такой книге учились мои родители, нашему же курсу выделили более безопасный вариант, который не грозился оттяпать каждому читающему пальцы.
Книга Наземникуса мало чем отличалась от оригинальной версии: ее нужно было лишь периодически подкармливать кусками сырого мяса, потому что эта книжечка была действительно плотоядной (чья-то засохшая кровь на форзаце убедила меня в этом сполна).
Уход за магическими существами в Ж.А.Б.А. я не сдавал, по ходу, единственным учеником, сдававшим этот предмет была Доминик, поэтому познания по данной дисциплине у меня были весьма скромными, тем более, что преподаватель проводил занятия совершенно не сверяясь со школьной программой и самим учебником. Но, признаюсь, читать было интересно, я лежал на кровати, в окружении мелкого хлама из запасов Наземникуса и самокруток с коноплей, и увлеченно читал страницы, помеченные закладками, совсем забыв о том, что Доминик дома, и вполне может войти в комнату.
Зачем Наземникус пометил некоторые страницы, я не знал. Закладка в параграфе о свойствах драконьей чешуи, особо меня не заинтересовала, как и на страницах, где говорилось о корнуэльских пикси, но я, не знаю почему, все же читал.
«…совершенно безмозглы, пикси не могут управлять своими действиями, подчиняясь лишь озорному желанию сеять хаос. Особо опасны в количестве от двадцати взрослых особей (см. стр. 259, «Случай с Димфной Фармейдж») «…
Я попытался разобрать какие-то пометки Наземникуса на свободном от печати месте, но уж слишком его почерк был неразборчивым. Единственное предложение, которое было написано печатными буквами, я все же разобрал.
«СТУДЕНТ, НЕ ТРОГАЙ ШКАТУЛКУ!»
Я и не собирался, прекрасно зная, что добра от краденых вещей ждать не следует. Бросив книге кусок сырой курятины (увлекательное зрелище, как челюсти «Чудовищной Книги о Чудовищах» раздирают мясо, которое потом исчезает невесть куда, а сама книга издает блаженное урчание), я хотел было перевернуть страницу, как услышал приглушенные голоса на первом этаже.
Скорпиус где-то шатался, а Доминик, насколько я знаю, сама с собой не разговаривала, поэтому, единственное, что пришло мне в голову, это явление Наземникуса за своим хламом и его встреча в гостиной с самой Доминик.
Это был бы провал. Захлопнув недовольно буркнувшую книгу, я распахнул дверь и вышел в коридор.
— Собирай вещи и идем домой, — низкий мужской голос явно не принадлежал Наземникусу.
— Идем? То есть, со мной пойдешь, после того, как тебя не было все эти годы? — парировала Доминик.
Даже не видя лиц спорящих, я уже знал, кто был гостем на Шафтсбери-авеню. Прокравшись к лестнице, я свесился через перила и взглянул на картину, разворачивающуюся на кухне.
— Если нужно будет вернуться домой для того, чтоб ты ушла отсюда — я вернусь, — строго сказал Луи, нависнув над сестрой грозной тучей. — Ты не знаешь, куда влезла.
— А ты знаешь? — прошипела Доминик, стиснув спинку стула. — Я счастлива, ты можешь это понять или нет?
— С кем ты счастлива, дура? С богатеньким наркоманом, который ни черта в этой жизни не может, кроме как ширяться по подворотням?
«Луи, ты зришь в корень» — подумал я.
— Он не наркоман, — не сдавалась Доминик.
— Я врач, что я наркомана от нормального не отличу?
Ну, про врача Луи маленько придраматизировал, он пока только учился, и, судя по тому, как то и дело пропадал невесть куда, учился не в ряде отличников, но, в целом, определенный смысл в его словах был мне ясен.
Близнецы на моей памяти не ссорились никогда. Их отношения и близко не напоминали то, что происходило в моей, нормальной семье, когда мы с Джеймсом постоянно находились в стадии холодной войны за все, что только можно, а на Лили вообще внимания не обращали. Видимо, Луи действительно больше всего на свете любил сестру, если согласился вернуться домой, если Доминик покинет Шафтсбери-авеню.
Еще я знал, что и Доминик больше всего на свете любит брата. И понимал, что если Луи опустится до того, что поставит ультиматум «или я, или Малфой», выберет она отнюдь не Скорпиуса.
— Ты ничего не знаешь, — произнесла Доминик, глядя брату в глаза. — Откуда тебе знать, если тебя не было рядом?
— Я не от хорошей жизни ушел, — прорычал Луи. — Ты знаешь, что без причины я бы не оставил тебя в Хогвартсе одну.
— Не оставил меня? То есть о родителях ты не подумал? И не думаешь сейчас, зато решаешь, как мне жить.
Луи, словно спиной почувствовав мой взгляд, обернулся.
— Привет, — махнул рукой я и спустился вниз, сделав вид, что мне нужно забрать какую-то вещицу из гостиной.
Луи очень внимательно наблюдал за мной, прекрасно поняв, что мне вряд ли понадобилась какая-либо из накиданных на комод безделушек. Я открыл верхний ящик и принялся тянуть время, показывая близнецам, что действительно что-то ищу.
— Собирай вещи, — спокойно повторил Луи.
Нашарив рукой нефритовую шкатулку, обмотанную изолентой, я узнал в ней одну из вещей Наземникуса, которую перепрятывал накануне и, вспомнив нацарапанные в книге о чудовищах слова «СТУДЕНТ, НЕ ТРОГАЙ ШКАТУЛКУ!», закусил губу и сдернул изоленту. Ситуация требовала хоть какого-нибудь вмешательства, хоть чего-нибудь, что отвлекло бы от неминуемого краха молодой семьи, проживающей на Шафтсбери-авеню, и я, на свой страх и риск, открыл шкатулку, понятия не имея, что там: страшное проклятие, залежи галлеонов, запихнутые Заклятием Незримого Расширения, кролики, змеи или что похуже.