Тут же из своей нефритовой темницы вырвался целый рой крохотных, не больше восьми дюймов, человечков ярко-синего цвета, которые, как назойливые насекомые, разлетевшись по комнате, вогнали близнецов в ступор своим неожиданным появлением.
Только что я выпустил на волю не меньше десятка пикси.
Да разве же десяток? Они продолжали вылетать из шкатулки, пища и царапая мелкими коготками все, до чего дотрагивались, в том числе и мои руки, лицо и одежду. Вот их уже не меньше сотни, клянусь, а они все прибывали, словно вылетали из конвейера.
Насилу захлопнув шкатулку и перевернув ее крышкой вниз, я задвинул ящик и обернулся.
Пикси крушили квартиру, как один сплошной ярко-синий торнадо. Занавески уже валялись на полу порванными тряпками, карниз опасливо покосился, а несколько пикси упорно тянули его на себя, стремясь выломать, торшер перекинут, кресло и диван исцарапаны, посуда, многочисленная посуда постепенно превращалась в груды осколков.
— Какого? — выдохнул Луи, и, толкнув Доминик на пол, спас от летящей в ее сторону настольной лампы.
Я не ответил (а что здесь, собственно, отвечать?), воюя с особо противным пикси за нефритовую шкатулку. Доминик, потирая лоб, притаилась за кухонной тумбой, потому как в нее летели чашки, ложки и ножи, не растерялась, и, вытащив из кармана юбки волшебную палочку, прокричала Обездвиживающее заклинание.
Пикси в один миг замерли в воздухе, и сейчас напоминали елочные игрушки, подвешенные к потолку за длинные невидимые нити. Тот уродец, что пытался стащить у меня нефритовую шкатулку, застыл с широко раскрытым ртом, обнажив мелкие острые зубки, хлопал глазками и покачивался от сквозняка из стороны в сторону.
— И что это было? — пробормотала Доминик, с помощью заклинаний приводя квартиру в более или менее нормальное состояние.
Я пожал плечами, затолкав шкатулку подальше в комод. Луи, раскрыв бумажный пакет, принялся брезгливо «собирать» застывших пикси, с явной целью отправить их в мусоропровод.
Не знаю, зачем я выпустил этих уродцев, это произошло как-то машинально, само собой, но определенный успех все же был: за уборкой разгромленного первого этажа близнецы не проронили ни слова.
На меня внимания обращали не больше, чем на предмет мебели, впрочем, я был только рад. Наконец, опустив пакет с уже повизгивающими пикси на тумбу, Луи заговорил:
— Значит, сегодня ты никуда не пойдешь?
Доминик покачала головой.
— Тогда просто подумай над тем, что я сказал, — произнес Луи, поцеловав ее в макушку. — Ты все, что у меня есть, я не хочу, чтоб ты тратила лучшие годы на наркомана без цели в жизни.
И, кивнув мне на прощание, направился к двери, не глянув по дороге в зеркало в безвкусной массивной раме грубой ковки, которое занимало половину стены. Наземникус так и не забрал «Ясное Око», артефакт, показывающий истинный облик каждого, кто в него посмотрит.
Зато я посмотрел, скорее случайно, нежели целенаправленно.
Вместо высокого рыжеволосого Луи в зеркале отразился дичайшего вида зверь, напоминающий огромного мощного волка с жесткой бурой шерстью, узкой мордой и горящими желтыми глазами.
Я, казалось, подавился собственным вдохом. Зверь мелькнул лишь на мгновение, ведь Луи слишком быстро прошел мимо зеркала, но я был уверен, что мне не показалось. Дверь за Луи закрылась, и лишь ее хлопок вывел меня из этого несколько перепуганного замешательства.
— Оборотень? — прошептал я, не веря собственным догадкам.
Доминик обернулась, словно я окликнул ее по имени.
— Ты видела? — спросил я. — В зеркале?
— Нет, — коротко ответила кузина, интонацией поставив в разговоре точку.
***
— Оборотень, говоришь? — протянул Наземникус, почесывая небритый подбородок. — Интересно, интересно.
Лишь когда я собрал награбленный хлам и в два захода занес жулику домой, Флэтчер вспомнил о том, что оставлял мне на хранение кой-какие безделушки. «Ясное Око» теперь было накрыто бархатной скатертью и спрятано в пыльную кладовую.
Мы сидели в гостиной, распивали мерзкий огненный виски, разбавленный, в лучшем случае медицинским спиртом (Наземникус любил что покрепче) и я, получив нагоняй за выпущенных из шкатулки пикси, попытался выяснить, не может ли «Ясное Око» ошибаться.
— Исключено, — отвечал Наземникус. — Раз увидел в нем оборотня, значит, тот, кто в него смотрел, оборотень и есть.
— Оборотень, — протянул Моран, отставив стакан. — Знаешь, студент, сколько шкура оборотня стоит?
— Шкура? — ужаснулся я. — Вы еще скажите, что оборотней потрошат и продают по частям.
— А ты как думал? — пожал плечами Моран. — Темный маг может целое состояние за шкуру оборотня и его сердечные жилы выложить, уж шибко ценные это вещи. Я на этом и поднялся, можно сказать, лет пятнадцать назад всю семейку Сивого на шкуры порвал. А Флэтчер у меня еще три шкуры тогда выкрал и под видом медвежьих маглам продал.
— Золотые времена были, — кивнул Наземникус.
Аферисты громко захохотали, словно вспомнили старую шутку.
— Фенрир Сивый, позже уже, лет шесть назад, из Азкабана умудрился сбежать, тогда, помню, долго мы друг от друга в лесах бегали, — ностальгически протянул Моран. — Оборотня убить — как два пальца об асфальт, а вот шкуру его забрать, то дело другое. Надо в полнолуние его выследить, и не заклинаниями и пулями в него палить, иначе упадет дохлым, но уже в людском облике, а ружье солью зарядить и солью стрелять, причем по ногам, чтоб обездвижить и шкуру не портить. А потом, когда уже оборотень рухнет, пока живой, шкуру содрать. Что, студент, побледнел?
Не знаю, побледнел я тогда или нет, но поплохело мне изрядно. Моран говорил об охоте так легко, словно речь шла о сборе гербария.
Наземникус рассказывал, что Моран был не вором, как он, а браконьером, хоть и отрицал это. Продавал в Лютном переулке то драконьи кости и глаза, то различных змей и птиц, то еще какую пойманную им же живность. Но то спокойствие, с которым говорил браконьер, пугало больше самого Морана.
— … да, за Сивым побегать пришлось. Клянусь Мерлином, я бы его не завалил, не будь он уже старым и подслеповатым, — с неподдельным уважением произнес Моран. — До последнего отбивался, и даже забрал с собой в могилу мою руку.
Я метнул взгляд на культю, которую Моран всегда прятал под мантией. Моран снова отхлебнул из своего стакана и, видимо, погрузился в воспоминания.
— Да не боись ты, студент, — потрепал меня по плечу Наземникус, словно прочитав мои мысли. — Никто твоего кузена не тронет, время уже не то.
— Не то, — горько отозвался Моран. — Это ж раньше оборотни чем-то вроде скота были. А сейчас — полноправные члены общества, чтоб их… наглеют, твари, права качать стали. Раньше как было: если кого оборотень укусит, из этого тайну делали, не дай Бог кто узнает. Сейчас же если ребенка оборотень цапнет, мамаша по всем инстанциям ходить будет, льготы для своего укушенного чада требовать.
— Да, при Фадже не так было, — завел свою любимую песню Наземникус. — Тогда все они тихо сидели, а сейчас повылезали, митингуют, о правах своих заявляют. Умнее они сейчас стали. И наглее. Того и гляди, с нашим хреновым либеральным правительством главного в этой оборотничей стае в кресло заместителя министра посадят.
— У оборотней есть кто-то главный? — удивился я.
— А как же. Умнее они стали, по одиночке не шастают. А главный, вожак по-ихнему, — самый здоровый, самый сильный и самый жестокий.
— Да не пробьются никогда оборотни, — гаркнул Моран. — Они себе Сивым такую репутацию сделали, что не один век еще отбросами общества быть.
Я молча слушал и даже не знал, что думать.
Одно я понимал точно.
Если все, что говорил Моран об оборотнях правда, Скорпиуса надо срочно спасать от противного братца его молодой жены.
========== Глава 7. ==========
Не менее восьми ночей мне снились волки. Или оборотни. Или просто немыслимые чудища.
Начитавшись об оборотнях в различных магических книгах, старых учебниках, и, наконец, в Его Величестве Интернете, я, казалось, помешался. Само осознание того, что самый настоящий оборотень бродит не просто по Лондону, по наводненным маглами улицам, так еще и наведывается на Шафтсбери-авеню, изредка говорит со мной, пусть и высокомерно, а главное, связан со мной родственными узами, не сказать, что пугало меня, но нервировало определенно.
Я знал, что оборотни есть, я знал, что они опасны, знал, что «где-то кто-то говорил, что они обитают в Запретном лесу», но понимать, что оборотень находится совсем близко… я долго не мог с этим свыкнуться.
Наземникус советовал сидеть на месте, вести нормальную жизнь юного наркоторговца и не высовываться. Тогда я еще не понимал, насколько это дельный совет.
Наверное, какая-то нездоровая тяга к высшей справедливости, которую я впитал с молоком матери, в тот момент била ключом, и я, как и положено законопослушному гражданину магической Британии, с самого утра трансгрессировал в коттедж «Ракушка», милый домик на берегу моря, недалеко от Тинворта.
В этом доме до сих пор обитали Билл и Флер Уизли, даже после того, как трое их детей покинули родные стены: старшая, Виктория, кажется, снимала жилище где-то близ Косого переулка на пару с подругой, Луи «пропал без вести», а Доминик вышла замуж и переехала на Шафтсбери-авеню 17.
Что я хотел рассказывать Биллу и Флер? Зачем я вообще решил лезть не в свое дело?
Хотел ли я утешить супругов, сказав, что Луи жив?
А потом добить известием о том, что Луи — оборотень.
Я уже мысленно прорепетировал диалог, шагая по невысоким холмам к домику, как завидел неподалеку, у самого берега тонкую фигурку, укутанную в черное пальто. Длинные рыжие кудри развевались на сильном ветру, совсем как алый флаг.
Доминик, словно услышав мои шаги, медленно обернулась, убрав волосы с лица.
— Альбус? — поинтересовалась она, увидев меня на холме.
— Привет, — кивнул я, спустившись к кузине. — Ты родителей навещаешь?
Доминик склонила голову и улыбнулась.
— Их нет дома. Утро среды, я и забыла, что они на работе.
Лучистые зеленые глаза Доминик глядели на меня с едва заметным ледяным упреком.
— Хотела поблагодарить маму за то зеркало, которое она нам прислала, — снова заговорила Доминик.
У меня внутри все похолодело.
— Представляешь, оно пропало. Ну, не страшно, оно было довольно уродливым. А ты, Ал, о чем-то хотел поговорить с моими родителями?
Я открыл было рот, но ни звука оттуда не вырвалось.
— Хотел спросить у Билла насчет стажировки в Гринготтс, — наконец, произнес я. — Ладно, проще написать ему, никогда не подгадаешь, когда твои родители на работе.
Ветер завывал так сильно, что я едва слышал свой голос. Наверное, здесь хорошо летом, или теплой весной, когда ледяные ветры не гнут промерзшую траву к земле.
Я, как ни странно, думал об этом. Поняв, что никакого смысла ждать Билла и Флер нет, тем более, говорить с ними при Доминик, я приготовился было трансгрессировать, как голос, холодный, чуть презрительный, заставил меня обернуться.
— Если ты кому-нибудь расскажешь о Луи, то я черкну твоему отцу пару слов о том, чем ты зарабатываешь себе на жизнь, и ты вылетишь из моего дома раньше, чем произнесешь слово «оборотень».
Я стоял, не в силах даже пошевелиться. Широко раскрытые глаза слезились от холодного воздуха, но я не моргал, лишь повернул голову.
— Ты услышал меня, Альбус? — спокойно сказала Доминик. — Кивни, если услышал.
Я машинально кивнул.
Алые губы Доминик дрогнули в ледяном подобии улыбки. Сунув руки в карманы пальто, она подошла ко мне, утопая каблуками сапог в песке и, на секунду мне показалось, что она хочет прошептать мне что-то на ухо, но кузина лишь трасгрессировала, оставив меня на берегу одного.
***
Доминик блефовала. Это я знал точно, и только это меня и успокаивало.
Нет, ну в самом деле, что она может написать моему отцу о моей деятельности?
Я очень осторожен. Я нигде не прокололся.
Хотя нет, прокололся. Я забыл о том, что кроме тупоголового Скорпиуса на Шафтсбери-авеню живет его незаконная, по малфоевским меркам, жена.
Доминик была совершенно незаметной: ходила себе по квартире, прибиралась, готовила постоянно что-то, а зная ее добродушный покладистый характер, я и помыслить не мог о том, что она меня в чем-то подозревает. А зря. Непонятные предметы декора-барахло Наземникуса, нашествие пикси невесть откуда, и, наконец, проклятое «Ясное Око», о котором Скорпиус подумал как о приданом. Доминик же совсем неглупа, конечно, она связала все это с моим переездом на Шафтсбери-авеню.
Но конкретно против меня ничего не было, о наркотиках она и понятия не имела. Надеюсь.
Надо признать, шантажистка из Доминик вышла отменная: узнай мой отец, Глава Отдела мракоборцев, что я занимаюсь чем-то нелегальным (или как минимум странным), организует такую проверку, в результате которой обнаружит все подводные камни моей жизни. А вслед за мной полетят и Наземникус, и Моран, и вся верхушка криминального мира Британии.
Думая обо всем этом, я совершенно забыл задать главный вопрос.
— Так ты знала? — ахнул я. — Знала, что он оборотень?
Когда состоялся этот пренеприятнейший разговор, я искренне жалел, что Скорпиус сейчас не рядом.
Близнецы стояли прямо передо мной. Такие…одинаковые: блестящие волосы медного цвета, светлая кожа без веснушек, высокомерные взгляды зеленых глаз, даже позы, в которых они стояли, были чем-то похожи. Время словно перенесло меня на третий курс Хогвартса, когда когтевранцы Луи и Доминик, стояли вот точно так же, одаривая всех и каждого ледяным взглядом.
— Конечно, я знала, — произнесла Доминик, не сводя с меня глаз.
— С самого начала?
— Он мой брат, — просто ответила Доминик.
— И ты молчала? — вскинулся я. — Ты никому не говорила?
Луи разъяренно зарычал, и я заметил, что его зубы мало чем напоминали человечьи. Видимо, скоро ему предстоит выть на луну.
— Ты пришел в дом моих родителей, чтоб выдать меня, — прорычал Луи и, шагнув вперед, вжал меня в кухонную тумбу. — Зная, как мой отец относится к оборотням. А сейчас еще обвиняешь Доминик в том, что она молчала?!
Неизвестно, убил бы Луи меня с одного удара мощной руки, если бы между нами не встала сама Доминик.
— Луи! — рявкнула она, уперев руку ему в плечо. — Хватит.
— Он хотел выдать меня, — рявкнул в ответ Луи. — Знаешь, что с такими, как я, делает так называемое лечение?
— Думаешь, я позволила бы ему выдать тебя?
— От тебя бы это не зависело. Где гарантия, что завтра он не попытается снова.
Как-то странно было слышать, как близнецы спорили обо мне в третьем лице, кажется, вообще забыв, что я присутствую в шаге от них.
— … это то, о чем я тебе говорил, Доминик. Если знает он, знает и твой придурочный Малфой.
— Альбус будет молчать, я клянусь тебе.
— Да нихрена он не будет молчать! — прорычал Луи. — Он уже попытался растрепать все.
— Ну и что ты предлагаешь? — вскинулась Доминик. — Память ему стереть?
Луи не ответил.
И, к моему ужасу, достал из кармана джинсов волшебную палочку.
— Ты обалдел? — возмутился я. — Убери палочку!
— Он никому не скажет, — пообещала Доминик.
— И я должен ему верить? — фыркнул Луи.
— Ты мне веришь? — серьезно спросила Доминик.
И попала в самую цель.
— Я клянусь тебе, — тихо, едва слышно, сказала Доминик, прижав ладонь к щеке брата. — Я клянусь, что никто не узнает. Если надо будет, я заставлю Ала замолчать.
— Это как же? — вырвалось у меня. Хотя, на берегу Доминик предельно ясно пояснила, как.
Но меня и не думали слушать.
Серьезно, эти чертовы близнецы будто меня не видели и не слышали!
— Не появляйся за городом после заката, — шепнул Луи, поцеловав сестру в макушку.
— И не собиралась, — ответила Доминик. — Береги себя.
И Луи, не одарив меня и взглядом, подхватил спортивную сумку. Через минуту за ним закрылась дверь, оставив нас с Доминик в квартире одних.
Зная, что стоит Луи исчезнуть с горизонта, кузина скидывает свою ледяную маску высокомерия, я и не думал остаться без ответов.
— Какого черта ты молчала? — вскинулся я. — Доминик, ты должна была рассказать родителям.
— Закрой рот, — отчетливо, почти по слогам, произнесла Доминик, повернувшись ко мне.