Annotation
Рассказ из журнала Наш Современник, 1979 № 09
Петер Ярош Софокл в клубе
Петер Ярош Софокл в клубе
Рассказ
Через пять выходов огромных ворот братиславского завода БУКО весело и оживленно повалили на улицу тысячи рабочих первой смены: мастера, инженеры, служащие заводоуправления. Некоторые пошли домой пешком, другие устремились к автобусам и трамваям. Молодой мастер девятого цеха Виктор Ванак остановился у доски объявлений, на которой был вывешен большой плакат, и стал читать: «Театральный кружок Союза молодежи четвертого и пятого цехов начинает репетиции драмы Софокла „Антигона“. Он прочитал объявление еще раз и, недоверчиво покачав головой, остановил одного из вахтеров, который как раз проходил мимо.
— Скажите, пожалуйста, товарищ Патарак, вы не знаете, где они репетируют?
— Кто репетирует? Что? — удивился вахтер.
— „Антигону“!
— Какую „Антигону“? — засмеялся тот и выразительно постучал себя пальцем по лбу.
— Да пьесу. Где у нас театральный кружок? — настаивал Виктор.
— А, — догадался наконец вахтер, — это, скорее всего, в заводском клубе. Там поищи.
Вахтер пошел своей дорогой, а Виктор повернул назад и направился к клубу. Он осторожно открыл дверь и вошел, оглядываясь. На стульях перед сценой сидели трое парней, а на самой сцене старательно декламировали три девушки. Одна из них, Берта Зупова, читала за Йемену, другая, Анна Мала, — за Антигону, а третья, ее сестра Ольга Мала, была за режиссера.
Виктор какое-то время слушал их.
Йемена:
Всегда бессмертных чтила я но все же
Я против воли граждан не пойду.
Антигона:
Что ж, и не надо, я пойду одна
Земли насыпать над любимым братом.
Йемена:
Как за тебя, несчастную, мне страшно!
Антигона:
Не бойся! За свою судьбу страшись!
— Отлично, девчонки, отлично! — воскликнула Ольга Мала и зааплодировала.
— Но можно и лучше, — громко сказал Виктор Ванак и стал неторопливо приближаться к артистам.
Удивленные девушки почти с испугом взглянули на Виктора. А парни рывком поднялись со стульев, вызывающе засунув руки в карманы. Все молчали. Беззаботно улыбаясь, Виктор подошел ближе.
— Много пафоса и мало правды! — спокойно сказал он, обращаясь к Ольге.
— Много ты понимаешь! — нахмурился самый высокий из парней.
— Это нужно играть естественнее, убедительнее и правдивее, — продолжал Виктор, будто вовсе не замечая обращенных к нему слов. — И вообще, прежде чем приступать к репетиции, надо хорошенько разобраться в том, что вы собираетесь ставить, — сказал он девушкам. — Антигона, которую ты хочешь играть, — обратился он к Анне Малой, — борется за человечность.
Ее действия определяет любовь к брату Лолинику и ненависть к Креонту, фиванскому царю, который запретил ей похоронить брата. А у Исмены, которую хочешь играть ты, — продолжал он, обращаясь к Берте Зуповой, — хоть она и сестра Антигоне и Полинику, есть нечто общее с Креонтом, а еще больше — с другим братом, Этеоклом, который после смерти отца, царя Эдипа, изгнал брата Полиника и погиб потом вместе с ним в братоубийственной войне, когда изгнанник явился мстить, или, точнее сказать, когда он с войском пришел восстанавливать свои права» Тебя, Йемену, раздирает противоречие между любовью и долгом, ты должна сделать выбор между старым и новым, в тебе борется традиционность с современностью…
— Ого! Где ты все это вычитал? — прервал Виктора длинный и вместе с другими парнями нагло рассмеялся.
— Я полагаю, это не имеет значения, — рассмеялся и Виктор.
— Не трепись, Юрай! — крикнула Анна Мала, и длинный сразу же перестал смеяться. — Он правильно говорит, я верю ему, — решительно заявила она и стала аплодировать Виктору.
— Благодарю за понимание! — поклонился Виктор. — Но мне кажется, что и роли вы распределили не лучшим образом.
Тебе, например, не годится играть Антигону, а тебе — Йемену, ну, а тебе уж никак не следует быть режиссером… Почему?
Потому что именно ты, режиссер, лучше всех сыграешь Антигону. Я себе представляю это так, — улыбнулся он девушкам. — Ты будешь играть Антигону, — обратился он к Ольге Малой, — ты поработаешь над образом Исмены, — поклонился Анне Малой, — а ты точно создана быть Эвридикой, женой царя Креонта, — легко коснулся он руки Берты Зуповой.
— Ну, ты даешь! — проворчал длинный. — Гений, да и только,
— Ты говоришь, точно пророк, — сказал ему Виктор. — Слушай, а не попробовать ли тебе роль прорицателя Тиресия?
— Я — прорицателя? — удивился парень.
— Да! Твоя прорицательская интонация очень подходит к этой роли. — Виктор подошел к нему и приятельски похлопал по плечу. — А ты будешь женихом Антигоны, — показал он на другого парня, — сыграешь Гемона, сына Креонта. Ну, а для тебя остается прекрасная роль стража, — улыбнулся Виктор третьему парню. — Я же, — он замолчал и внимательно посмотрел на каждого из присутствующих, — буду царем Креонтом и, если позволите, режиссером.
— И откуда же ты взялся такой шустрый? — не унимался длинный.
— Виктор Ванак, мастер девятого цеха, — представился Виктор. — А ты?
— Вильям Турин, — пробормотал Тиресий.
— Юрай Мразик, — со смехом отвечал Гемон.
— Владимир Ондрак, — заключил представление новоиспеченный страж.
Ошеломленные уверенным поведением Виктора, парни один за другим подали ему руки и, наконец, заулыбались. Потом они с грохотом уселись на стулья и, как по команде, закинули ногу на ногу.
Виктор повернулся к притихшим девушкам.
Та, что недавно была режиссером, смущенно опустила глаза, когда он остановился перед ней.
— А как зовут тебя? — спросил он.
— Ольга Мала, — ответила Антигона.
— А я Анна Мала, — подхватила весело Йемена.
— Сестры? — спросил Виктор.
— Разве это недостаток? — улыбнулась Ольга,
— Двойняшки? — Виктор весело глядел то на одну, то на другую.
— Нет, Ольга старше меня на целый год, — уточнила Анна.
— Тебе восемнадцать? — снова поинтересовался Виктор.
— Целый месяц уже, — отозвалась Анна.
— А я месяц, как вернулся из армии, — объявил Виктор, — поэтому мы до сих пор не познакомились. Два года — это немало…
Он взглянул на третью девушку, которая держалась особняком и нервничала, не зная, куда девать руки.
— Мы ровесницы, — быстро проговорила она, а затем взглянула на Анну, покраснела и торопливо стала рыться в сумке.
— А как тебя зовут?
— Берта Зупова, — представилась Эвридика.
— Очень рад, что мы познакомились, — удовлетворенно проговорил Виктор. — Чтобы мы смогли сыграть эту трагедию, нам нужны еще два вестника, малый хор фиванских старейшин и несколько почтенных фиванских граждан. Но это уже моя забота.
Если вы не против, я дополнил бы наш театральный кружок ребятами из девятого цеха. Но теперь давайте продолжим работу. Начнем сначала. Роли знаете?
— Прямо сразу — и начинать? — удивилась Ольга.
— Почему бы и нет? — ответил Виктор.
Антигона стала в позу, показывая, что несет сосуд с погребальной жертвой, и, медленно приблизившись к Йемене, начала читать:
Сестра моя любимая, Йемена,
Не знаешь разве, Зевс до смерти нас
Обрек терпеть Эдиповы страданья…
Она уверенно прочла весь монолог, ни разу не сбившись.
В этот вечер они отрепетировали почти половину трагедии. Некоторые сцены повторяли. За Антигоной следовала Йемена, появлялись Креонт, страж, Гемон. Не пропустили они и хора фиванских старейшин с корифеем во главе — за них декламировал сам Виктор. Часа через два, когда они порядком утомились, репетиция закончилась.
— Вы были великолепны! — похвалил всех Виктор. — Самое позднее через месяц мы сможем выступить перед рабочими нашего завода.
— Ты это серьезно? — недоверчиво протянула Ольга.
— Я редко когда вру, — засмеялся Виктор. — Но больше ни слова о спектакле!
Приглашаю всех пить кофе.
— Я, к сожалению, должен извиниться, — отозвался Юрай Мразик, — обещал сразу же идти домой…
— Ради бога, — согласился Виктор, — мне бы не хотелось кого-либо принуждать.
Через сорок минут все уже сидели в симпатичном кафе «У крепости». Виктор тут же пошел искать официанта, чтобы быстрее оформить заказ. А когда он вернулся к столу, то увидел, что члены театрального кружка без него не теряли времени даром: Вильям Турин энергично ухаживал за Анной, а Владимиру Ондраку удалось рассмешить стеснительную Берту. Только Ольга одиноко сидела в конце стола и нервно протирала бумажной салфеткой миниатюрную солонку.
— Разреши? — наклонился к ней Виктор.
Ольга кивнула и, прекратив чистить солонку, стала складывать салфетку. Виктор отодвинул стул, удобно уселся и вдруг заметил, что Анна Мала испытующе посмотрела на него и перестала на миг слушать своего партнера. Виктор улыбнулся ей, она ответила улыбкой, но тут же смутилась и, чтобы скрыть смущение, вызывающе расхохоталась. Виктора это удивило. Но тут подошел официант, поставил на стол бутылку вина, бокалы.
— Желаю приятно провести время, — любезно сказал он, уходя.
— Ты ведь, кажется, пригласил пить кофе, — заметила Ольга.
— А кофе будет позже, — ответил Виктор. — Понимаете, у меня еще не было случая отпраздновать свое возвращение из армии… И если вы не против, мы сделаем это сейчас. Да здравствует «Антигона»!
Они чокнулись и выпили.
— Ты где служил? — спросил Вильям.
— В Праге! — ответил Виктор.
— А у меня еще все впереди, — вздохнул Владимир Ондрак, — наверное, осенью возьмут.
— Тебя одного, что ли? — заметил Вильям. — Меня тоже.
— Армия пойдет вам на пользу, ребята! — утешила их Анна. — Станете настоящими мужчинами!
— За Софокла! — отважилась Берта и сразу же засмущалась.
Все выпили. Виктор налил снова, а потом спросил у Ольги:
— Почему же вы решили сыграть именно «Антигону» Софокла?
— У нас была книга, — со смехом ответил Владимир.
— Ерунда! — нахмурилась Ольга, — Собственно, я даже не знаю. — Она задумалась. — Возможно, потому, что там три героини, а мы три подруги… И еще мы хотели показать одну из самых человечных трагедий, хотели заставить людей плакать… Мы хотели… Одним словом… понравилась нам эта «Антигона»…
— Вот обрадовался бы Софокл, если б услышал, как ты его похвалила, — усмехнулся Вильям.
— Да ну тебя! — отмахнулась Ольга.
Анна толкнула Вильяма локтем, и он замолчал.
— Уж и пошутить нельзя! — пробормотал он.
— Ты прав, он бы наверняка обрадовался, — поддержал его Виктор, — ведь Софокл ценил признание, как и каждый…
— Вот видишь, — сказал Вильям Анне, — почестями никто не брезгует, даже я.
— За почестями он, возможно, и не гонялся, — продолжал Виктор громче, — но признание сопровождало его повсюду. Из ста тридцати трагедий, которые он написал, ни одна не провалилась, а за двадцать из них по меньшей мере он получил первые премии на афинских драматических состязаниях…
— Эх, мне бы так! — вздохнул Вильям.
— Отчего бы тебе не написать драму? — поддела его Анна.
— Вот чудачка! — удивился Вильям. — Да мне и письма-то не сочинить, не то что… еще чего… Вот Виктор — он может…
— И я не могу, — сказал Виктор.
— Ну вот, видишь, не один я такой, — балагурил Вильям. — А ты? Отчего бы тебе не попробовать, Анна?
— Отстань, — отмахнулась Анна.
— Благодарю за поддержку, браток, — поблагодарил Вильям Виктора.
— Не стоит, — ответил Виктор. — Давайте лучше выпьем, а то что-то в горле пересохло. — Виктор отпил из бокала и снова обратился к Ольге. — Ты сказала, что вы хотите заставить людей плакать, но не сказала, зачем…
Ольга задумчиво передвигала бокал по скатерти. Она готова была уже что-то ответить, но так и не выговорила ни слова.
Анна с напряжением следила за ней и, так как Ольга все молчала, заговорила сама.
— Когда люди смеются, — произнесла Анна, — у них нет ни времени, ни потребности подумать о себе, о своих поступках.
Это возможно лишь тогда, когда люди плачут… А мы хотели, чтобы те, кто увидит «Антигону», задумались бы над собой…
— Ты прекрасно сказала, — серьезно отозвался Виктор.
— Теперь таких трагедий, как у Софокла, не бывает, — заметил Владимир, — мне они вообще кажутся вымышленными.
— Ты так думаешь? — удивилась Анна.
— Ну, по крайней мере, у меня, например, нет никакого повода кого-нибудь убивать, — ответил Владимир, — и я надеюсь, что и меня никто не хочет убивать. Так какая же трагедия может быть в моей жизни?
— Значит, ты счастливый человек, — засмеялась Берта.
— А разве ты хочешь кого-нибудь убить? — спросил у нее Владимир.
— Ну что ты! — покраснела Берта. — Я тоже счастливый человек.
— Если бы все люди были, как мы с тобой, — проговорил Владимир, касаясь ее руки, — с лица земли исчезли бы все трагедии… Разве я не прав?
— К сожалению, все в мире не так, — грустно отозвалась Анна, — и вряд ли когда будет иначе.
— Не будет! — крикнул Вильям. — Вот, ей-богу, не будет, уж поверьте мне! Я-то знаю людей! Только зазевайся — и тебя в ложке воды утопят! А ваш Софокл и сам был порядочный головорез, если писал об одних убийствах! Это же сплошная подлость…
— Ну, ты скажешь, Вильям, — огорченно прервала его Ольга.
— А что я такого сказал? — удивился Вильям.
— А тебе не приходило в голову, что Софокл писал об убийствах для того, чтобы вообще отучить людей убивать? — серьезно спросила Ольга.
— Что ты его защищаешь, — горячился Вильям. — Ты что, знала его лично? И потом, что он был за птица? Кто из вас знал его?
— Вот псих! — рассердилась Ольга.
— Уж я и псих теперь! — не унимался Вильям. — Ну, пускай я псих, а ты умница, но ты ведь даже не знаешь, что это был за человек и скольких людей он прирезал самолично! — накинулся теперь он на Виктора. — А еще представляешься знатоком его жизни и творчества!
Виктор засмеялся, к нему присоединилась и Анна. Удивленный, Вильям сел, безнадежно махнул рукой и залпом допил свой бокал. Виктор наполнил ему бокал снова, чокнулся с ним, но, выпив, внезапно нахмурился. За столом неожиданно возникла короткая тишина, и все как-то нахохлились.
— Сохранившиеся сведения о Софокле, — нарушил тишину Виктор, — говорят нам о нем как о человеке открытом и искреннем. Он любил жизнь, веселье и радовался почету, которым окружали его сограждане-афиняне. Кроме театральных заслуг, он имел множество общественных наград, потому что любил свою родину и сохранил верность Афинам до самой смерти. — Виктор отпил из бокала. — Но не только это важно, — продолжал он. — Самое главное… Прости, я вовсе не хочу никого поучать, — обратился он к Вильяму, — но это серьезно. Так вот, самое главное — это понять, что, если Софокл писал о человеческих трагедиях, это еще не означает, что он сам имел отношение к ним и был их участником, и уж, во всяком случае, не означает, что он вообще желал крови. Это же не руководство к убийствам, не инструкция! — Виктор не мог сдержаться и теперь почти кричал. — Вы же все понимаете как раз наоборот: это должно было бы стать для тебя, если ты порядочный человек, и для каждого из нас предостережением, предупреждением возможности совершить зло, несправедливость. Трагедии Софокла написаны с той целью, чтобы люди не обижали других людей, чтобы они научились воспитывать самих себя, стали бы человечнее… Это, разумеется, относится и ко мне, — уже спокойнее закончил он. — В конце концов, об этом же говорили недавно и Анна, и Ольга.