— А не пора ли нам… — тонким голосом проговорила Берта, поднимаясь из-за стола, в то время как все еще сидели молча.
— Ну, что вы, — весело отозвался Вильям. — Теперь, когда я поумнел, давайте выпьем еще бутылку. Должен же я ответить Виктору!
— Я не против, — ответил Виктор, — только одну.
— А больше у меня и денег нет, — ответил Вильям.
Они выпили еще вина, потом кофе и стали собираться.
Была приятная предвечерняя пора, вызывающая в человеческом сердце ощущение мира и доброты. Она настроила их на задушевный и искренний тон. Даже грубоватый Вильям вдруг расчувствовался.
— Хорошо мы потрепались о Софокле, — удовлетворенно проговорил он и, глубоко вздохнув, предложил Анне руку.
Вскоре они растворились в глубине полных очарования улиц. Сразу же за ними ушли и Владимир с Бертой. Только Виктор и Ольга нерешительно стояли у кафе.
Виктор пытался найти объяснение тому долгому испытующему взгляду, который Анна, уходя, бросила на него.
— А где ты живешь? — спросил он Ольгу.
— В Раче, — ответила она. — Не близко, правда?
— Отчего же? Я и сам из Вайнор. — Виктор на мгновение коснулся ее руки повыше локтя и почувствовал, как Ольгу словно наэлектризовало это прикосновение — в худшем случае, я от вас и пешком доберусь…
— Ты хочешь меня проводить?
— Если позволишь…
Она не ответила, только улыбнулась ему, искренне удивляясь его смущению. Между тем они прошли под Михальской надвратной башней, миновали книжный магазин «Матицы Словенской» и снова нерешительно остановились на углу.
— Ну что, пойдем пешком? — спросил Виктор.
Ольга рассмеялась.
— А до утра дойдем? — спросила она.
— Еще до полуночи успеем, — ответил он. — Отсюда не больше десяти километров…
— Нет, пешком я не согласна.
— Ну хоть до «Метрополя»!
Она кивнула, и, когда зажегся зеленый свет, они пересекли Обходную улицу и пошли по ее правой стороне. Их часто разделял поток прохожих, поэтому они старались держаться ближе друг к другу, и Виктор то и дело в толпе касался ее руки и чувствовал ее волнение. В ней как будто произошла какая-то перемена: она стала ближе ему и понятней. Карие ее глаза потемнели, стали мечтательнее, в них появился влажный, таинственный блеск. «А может быть, это только отражение огней и витрин?» — подумал Виктор.
И походка ее изменилась, стала пружинистей. Она шла мягко и плавно, откинув голову, отчего резче обозначилась грудь, девушка становилась привлекательнее с каждым шагом. На ее чувственных губах, которые все больше притягивали взгляд Виктора, играла легкая улыбка.
Перед гастрономом они остановились.
— После вина мне всегда хочется есть, — сказал Виктор. — Зайдем купим чего-нибудь?
Ольга кивнула, и Виктору очень понравилось, что она так легко соглашается с его предложениями. Они вошли в кафетерий гастронома и заказали рыбный салат, рожки и малиновую воду. Ольга ела быстро, с аппетитом и в то же время с каким-то изяществом. Не переставая жевать, она весело улыбалась Виктору, и это действовало на него возбуждающе.
— Вот ты и съела все свои улыбки, — сказал он, когда они кончили закусывать.
Затем, не переставая смеяться, они вышли из магазина.
— У меня их целый вагон в запасе, — отвечала она уже на улице и провела пальцем по чуть вздрагивающим губам.
— Я покупаю этот вагон, — Виктор полез в карман за бумажником.
— Нет, улыбки не продаются, — отвечала она, — их надо заслужить.
На мгновение она вдруг стала серьезной, но скоро вновь улыбнулась. Они шли теперь совсем рядом, держась за руки, и отпустили их только тогда, когда стали садиться в переполненный трамвай. Но там, в тесноте, прижатые друг к другу, они вдруг смолкли. У общежития «Молодая гвардия» вышло много студентов, и в трамвае стало свободно. Они даже посидели несколько перегонов, и когда наконец вышли в Раче, то сразу же окунулись в настроение тихого вечера.
— Теперь веду я. — Она взяла его за руку, и они пошли по улице, застроенной приземистыми домами. — А вот и наш сад, — вскоре объявила она и прислонилась к садовой ограде, за которой среди деревьев светились два окна. Где-то неподалеку залаяла собака.
— Идиллия, как в деревне, — заметил Виктор.
— Ты знаешь, у меня такое чувство, как будто я знаю тебя с детских лет, — сказала она и, приблизившись, вновь взяла его за руку.
— И у меня.
Он обнял ее. От поцелуев захватило дыхание. Ольга прислонилась к забору, но тот предательски скрипнул. Со всех сторон залаяли собаки.
Она со смехом выскользнула из его объятий, и он услышал ее быстрые шаги на садовой тропинке. Виктор постоял немного, вздохнул, пожал плечами и напрямик, полем, побрел в Вайноры.
На другой день, по окончании первой смены, в два часа дня, члены театрального кружка вновь собрались в заводском клубе, расселись на сцене и, повторяя стихи, стали ждать Виктора Ванака. Ольга то посматривала на часы, то в зеркало, поправляя волосы. В полтретьего к ней подошла Берта и прошептала на ухо:
— Вы что, поссорились вчера?
— Да нет, — отмахнулась Ольга.
— Hyf куда же подевался твой знаток Софокла и специалист по Антигонам? — Вильям склонился перед Ольгой в ироническом поклоне. — Оглушил нас своими сомнительными сведениями, а сам смылся после первой же репетиции. Или ты вчера вечером так уж ему надоела? — продолжал он с ужимками.
— Вот дурак. — Ольга отвернулась от него.
Но Виктор пришел, и Ольга первая его увидела. Она, просияв, побежала ему навстречу. Ее сестра Анна тоже радостно вскрикнула. Берта облегченно вздохнула.
Вильям умолк и лениво уселся рядом с Владимиром, который грыз орехи. Юрай Мразик злорадно подмигнул Вильяму, а тот демонстративно зевнул.
Виктор поздоровался с Ольгой, незаметно пожав ей руку, затем раскланялся и с остальными.
Все собрались вокруг Виктора. У девушек даже слегка дрожали руки, сжимавшие тетради с ролями, будто они уже стояли перед микрофоном или кинокамерой.
— Вчера мы дошли до половины, — напомнил Виктор, — сегодня постараемся кончить. Гемон, начинай!
Юрай вышел на авансцену, сделал широкий жест правой рукой, затем прижал ее к сердцу и начал громко декламировать:
Отец, я — твой. Твои благие мысли
Меня ведут — я ж следую за ними.
Любого брака мне желанней ты,
Руководящий мною так прекрасно.
В этот день они прошли пьесу до конца. Они репетировали еще десять дней, а через две недели, когда Виктор нашел исполнителей на эпизодические роли, решили: «Еще неделю будем заниматься деталями, отрабатывать каждое движение, и — премьера!»
Через два дня после этого в заводской клуб во время репетиции ворвался парень с толстым портфелем в руке. Уже от самых дверей он начал кричать, вопить, смеяться и держался настолько раскованно и панибратски, что Виктор раскрыл рот от удивления. Но сестры Ольга и Анна с криком: «Петер!» — бросились навстречу этому расхристанному парню и принялись целовать и обнимать его. Вскоре Петера обступили и другие кружковцы. Все жали ему руки, хлопали по плечу. Один Виктор все еще ничего не понимал. Но тут Ольга подтащила Петера к Виктору и познакомила их.
— Это наш брат Петер, — радостно объявила она, — он только что вернулся из армии.
Виктор представился.
Они пожали друг другу руки.
— Ты с ним гуляешь? — тихо спросил Петер у Ольги.
— Немножко, — ответила она, радостная и счастливая, и, смеясь, растрепала брату волосы.
— Ну что же, выпьем за это, — воскликнул Петер, — выпьем вообще за все.
Он стал вытаскивать из сумки бутылки, стаканы, огурцы и куски разломанных бутербродов. Сестры пришли в ужас при виде такой закуски, но все же кое-как разложили все это на стульях, придав бутербродам съедобный вид. А Петер успел за это время раздать всем стаканы и разлить водку,
— Будем здоровы! — провозгласил он.
— Будем!
— Добро пожаловать к нам!
Все выпили залпом и принялись за бутерброды и огурцы. Петер снова стал наливать, но, когда он подошел к Виктору, тот перевернул свой стакан вверх дном.
— Мне довольно, — сказал Виктор.
Петер удивленно обвел всех глазами.
— У нас ведь репетиция, — объяснил Виктор.
— Какая еще репетиция?
— Мы ставим пьесу.
— Ну, вы даете! — и Петер, гримасничая, оглядел застеснявшихся артистов. — Да ладно тебе, — полуобнял он Виктора. — Сегодня никаких репетиций, никаких пьес. Сегодня не будем играть, а будем жить!
Артисты оживились. Виктор покачал головой, медленно перевернул свой стакан, и Петер при общем хохоте наполнил его с верхом. От холодной водки Виктор невольно содрогнулся…
И так пили они два или три часа, пели, смеялись и слушали рассказы о необычайных приключениях Петера. Бутерброды и огурцы давно уже кончились, но водки оставалось еще много. Первой попрощалась Берта, потом исчезли и трое парней, сказав, что они торопятся смотреть по телевизору футбол. Виктор остался с семьей Малых и початой бутылкой.
— Допьем и пойдем, — предложила Анна.
— Нет, лучше пойдем сейчас, — решила Ольга, — а допьем дома.
Она завинтила крышку бутылки и дружески подтолкнула подвыпившего брата.
— Я согласен, — пробормотал тот, не протестуя, и, покачиваясь, направился к выходу. Сестры быстро навели порядок в зале, собрали стаканы и пустые бутылки.
Когда они вышли из заводских ворот, было уже темно.
Петер уверенно направился к автостоянке.
— Куда ты? — побежала за ним Ольга.
— Я отвезу вас, — великодушно пообещал Петер.
— У тебя машина? — ужаснулась Ольга.
— Отец дал.
— Но ведь ты пил! — бросилась к нему Анна.
— Что я там выпил, — удивился Петер. — У меня же ни в одном глазу, смотрите, — и он сделал несколько прыжков на одной, потом на другой ноге.
— Я не поеду, — решительно сказал Виктор.
— Как хочешь, — обиделся Петер. — Волков бояться — в лес не ходить. Поимти, девчонки!
Сестры переглянулись, а Виктор кивнул им и решительно направился к трамвайной остановке.
— Виктор, подожди, — позвала его Ольга, — подожди! — Она догнала его, взяла за руку, заглянула в глаза: — Нельзя же быть таким принципиальным, это уж чересчур…
Виктор молчал.
— Мы осторожно, — продолжала убеждать Ольга, — медленно поедем.
Петер между тем завел машину, зажег фары и, посадив Анну, остановился около Биктора с Ольгой.
— Ну, пойдем, — потянула Ольга Виктора за руку.
Они уселись сзади. Петер взялся за руль и запел высоким, не своим голосом, так что в ушах зазвенело:
Что ты прячешь там, девчонка,
Ох, что прячешь там, девчонка?
Что скрываешь под юбчонкой,
Под коротенькой юбчонкой?
Прячу яркие цветочки,
Ох, красивые цветочки,
Их получишь темной ночкой,
Их получишь нынче ночкой.
Ольга приглушенно засмеялась, а ее сестра Анна сердито посмотрела на брата:
— Лучше следи за дорогой.
— Не бойся, Анна, — куражился Петер, — я два года водил танк, практики хоть отбавляй.
— Но h\b\ же не на танке, — возразила Анна.
— Да отвяжись ты от него, он едет осторожно, — заступилась за брата Ольга.
Наступила тишина, и Виктор, еще не успокоившись, спросил Петера:
— Где ты служил?
— Военная тайна, — ответил Петер и заржал.
Они свернули с главной магистрали на боковую и продолжали продвигаться к Раче по улице с односторонним движением. Но тут, как гром среди ясного неба, перед ними вырос велосипедист, ехавший с погашенной фарой. До него уже оставалось несколько метров, когда Петер сделал попытку затормозить и свернуть влево, но не успел и правым крылом автомобиля отбросил велосипедиста в сторону. Девушки вскрикнули, Петер выругался, а Виктор приказал:
— Останови!
Петер замедлил ход, и все разом обернулись.
— Встает, ничего с ним, идиотом, не случилось! — закричал Петер и прибавил скорость. За ними по шоссе на одной ноге прыгал велосипедист, другая нога его была каким-то странным образом подвернута.
— Останови! — снова крикнул Виктор. — Ему надо помочь!
— Ты что, очумел? — заорал Петер. — Он — Все равно ему надо помочь, — настаивал Виктор. — Останови немедленно!
Девушки, успокоившись, сидели молча.
— Чтобы я за пятьсот метров от дома дал себя арестовать? Это тебе, гад, нужно?
— Скотина, — процедил Виктор. — Тогда я выйду! Стой!
Но Петер только прибавил газ.
— Ребята, перестаньте, — заплакала Анна.
— Езжай, — приказала Ольга и, пытаясь помешать Виктору открыть дверцу, навалилась на него всем телом. — Не смей, трус! — раздельно сказала она.
Виктор перестал вырываться и вдруг беззвучно рассмеялся. Он смеялся до тех пор, пока машина не остановилась. Все торопливо вышли и окружили Виктора. Он уже пришел в себя, презрительно поглядел на них и, ни слова не говоря, повернулся и пошел.
— Куда ты? — чуть не плача крикнула Анна.
— Посмотрю, не нужна ли ему помощь, — ответил Виктор.
— А потом? — спросил Петер.
— В милицию.
— Ах ты, крыса! — выругался Петер и бросился догонять Виктора.
Но Анна успела схватить брата за руки и стала удерживать его изо всех сил.
Виктор же быстро шел, не оглядываясь.
Но, дойдя до угла первого дома, он остановился и поглядел назад. Сестры уводили Петера в сад, и Ольга при этом несколько раз оглянулась. Вздохнув, он бросился дальше. На место, где Петер сбил велосипедиста, он прибежал уже задыхаясь. Ни парня, ни велосипеда не было. Он обошел все кругом. Никаких следов. Он задумался, покачал головой и пошел дальше.
Когда после долгих раздумий и колебаний он наконец подошел к отделению милиции, дверь отворилась, и на пороге показалась
Анна. Он с удивлением остановился.
— Я была там, — сказала она.
— Ты?
— Да. Я им все сама рассказала. Все. А теперь можно мне пойти с тобой? — спросила она. — Домой мне теперь нельзя… по крайней мере, несколько дней.
Он молча взял ее за руку, и Анна прижалась к нему. Был теплый вечер. Деревья шелестели листьями, и они пошли в Вайноры пешком, через поле. Посреди поля, распугивая любопытных птиц, они упали в траву, и она укрыла их темнотой.
— Ты любишь меня? — спросила шепотом Анна, — любишь?
— Да, — ответил Виктор.
Потом они пришли в Вайноры и там, в комнате Виктора, зажгли свет и стали чистить испачканную в траве одежду. Тут неожиданно зазвонил телефон. Виктор взял трубку. Это была Ольга. Ее голос дрожал от волнения. «Только что арестовали Петера, — крикнула она, — ты и в самом деле гад и подлец, и я больше не хочу тебя видеть! И в кружок больше ходить не буду. Провались ты со своей Антигоной!»
Виктор положил трубку.
— Кто это? — спросила Анна.
— Ольга.
— Вон оно что, — удивилась она, — что же она сказала?
— Она не хочет больше играть Антигону.
Анна огорчилась.
— И мы не поставим Софокла? — потерянно спросила она.
— Еще как поставим! — возразил Виктор. — И ты будешь играть Антигону.
Она на минуту задумалась, потом улыбнулась.
— Ну что же, попробую, — сказала она и вышла на середину комнаты.
Выпрямившись, она подняла с пола невидимый сосуд с погребальной жертвой и показала, как вместе с воображаемой сестрой Исменой выходит из дворца. Затем, помолчав немного, страстно начала декламировать монолог Антигоны:
Сестра моя любимая, Йемена,
Не знаешь разве, Зевс до смерти нас
Обрек терпеть Эдиповы страданья.