Через два дня мистер Фонг с большим облегчением уехал в очередное турне. Фонг младший на момент отъезда оставался безымянным. В разговорах между собой и в телефонных беседах с родителями миссис и мистер Фонг называли его просто «мальчик». Уже стоя в дверях, Майкл Фонг робко выразил надежду, что к его возвращению у мальчика будет имя. Хлоди пообещала, что непременно будет. Свое слово она сдержала. Боинг, уносящий мистера Фонга в Европу, еще не оторвался от земли, а Фонг младший уже был записан в метрических книгах как Лю Фонг.
Хлоди, за два месяца многократно отрепетировавшая все реплики будущего скандала, была разочарована. Майкл вернулся из Европы притихшим и умиротворенным. Узнав, что сына назвали Лю, он вздохнул и… больше не возвращался к этой теме.
Поводов разводиться с мужем у миссис Фонг опять не было. В состоянии «худого мира» семья просуществовала еще почти шесть лет. Причиной очередного семейного кризиса (пришедшегося, как и положено, на седьмой год существования семьи) опять стал маленький Лю Фонг.
Хлоди оказалась довольно безалаберной матерью. И не потому, что она не любила сына. Просто слишком много времени и сил отнимала у нее ненависть к мужу. За семь лет брака она ухитрилась убедить себя, что Майкл обманул ее в самом начале их отношений, что если бы он сразу сказал правду о своей профессии, она никогда, никогда бы не согласилась на этот брак.
Человеческая память причудлива. Она иногда отсекает неприятные воспоминания, чтобы сберечь нашу психику, иногда, напротив, помнит только неприятности и беды. Из памяти Хлоди совершенно стерся тот факт, что она за все время досвадебного знакомства сама ни разу не поинтересовалась профессией Майкла. А если говорить честно, то и вообще старалась, чтобы у него не было времени опомниться и подумать. Частые гастроли Майкла ожесточали ее все больше и больше. Теперь она разыгрывала перед немногочисленными приятельницами роль несчастной жены, до которой мужу дела нет. Все звонки и письма Майкла (а писал он супруге ежедневно) коллективно обсуждались в тот же день. В интонациях искали недосказанное, в письмах между строк вычитывался скрытый смысл. За всеми этими интересными делами заниматься воспитанием маленького Лю совершенно не было времени. Его ровесники лепили куличи в песочнице, потом шли на развивающие курсы, на первые спортивные, танцевальные, хоровые, театральные кружки; Лю целыми днями сидел у телевизора, переключая каналы. Хлоди это вполне устраивало, она лишь изредка заглядывала в комнату сына, чтобы убедиться, не включил ли он случайно платный канал «для взрослых». Но мальчика не интересовали каналы для взрослых. Лю смотрел мультики, но после того, как в один из приездов Майкл обнаружил, что сын большую часть времени проводит, уставившись в экран, Майкл подписался на канал «классика для всех». По этому поводу Хлоди устроила очередной скандал, заявив, что «с нее хватит мерзкого пиликанья» (под «мерзким пиликаньем» подразумевались редкие домашние репетиции Майкла, именно по этой причине он предпочитал репетировать вне дома). Неожиданно для нее Майкл, обычно уступавший жене по причине нелюбви к ссорам, в этом вопросе встал насмерть.
– Ты хочешь, чтобы твой сын вырос таким же ботаником и неудачником как ты сам, – вопила Хлоди, не стесняясь присутствия Лю (насчет неудачливости она, конечно, сильно лукавила, Майкл играл в лучшем симфоническом оркестре страны).
– Я хочу, чтобы мой сын научился понимать прекрасное, – твердо ответил Майкл, – а если ты будешь этому препятствовать, я буду брать его с собой на гастроли. Ты же все время твердишь, что ребенок нарушил твои карьерные планы… Вот у тебя появится реальная возможность наверстать упущенное.
Хлоди открыла рот и… ничего не сказала.
Через две недели Майкл опять должен был ехать на гастроли. Хлоди притихла и с мужем не ссорилась, боялась, что он предпримет какие-нибудь шаги. Чуть ли не впервые за много лет Лю ходил гулять вместе с отцом. Каждый день они бегали в парке, потом Лю качался на качелях, а потом они покупали мороженое и шли к пруду, смотреть на золотых рыбок. Вернувшись домой, Лю по привычке хватал пульт и быстро пробегал по программам. Новый канал подключили за неделю до отъезда Майкла. Хлоди успела немного посмотреть его днем, убедилась, что показывают там «полную чушь», заблокировала все остальные каналы и теперь злорадно ждала возвращения мужа и сына с прогулки.
Лю сбросил кроссовки у порога и, не помыв руки, побежал в свою комнату, привычно забрался с ногами в кресло и нажал кнопку на пульте. Вместо очередной серии о Супермене на экране появилось изображение кучи взрослых людей, держащих в руках странного вида предметы. Несколько человек, сидящих слева, держали скрипки, такие же, как у его отца. Названия остальных инструментов Лю не знал. Люди на экране кого-то ждали. Наконец откуда-то сбоку появился лохматый мужчина в странном пиджаке, очень коротком, с двумя хвостиками сзади. Он был похож на смешную взъерошенную птицу. Мужчина быстро прошел между музыкантами, поднялся на небольшое возвышение и встал спиной к зрителям. Лю щелкнул пультом, канал не переключился.
– Мам, – обиженно крикнул Лю, – где мультики, мам? Сейчас должна быть серия про то, как Супермен спасает Лоис Лейн…
Хлоди ждала этого, она появилась в комнате сына и, изобразив на лице огорчение, ответила:
– Лю, папа запретил смотреть другие каналы. Теперь, сынок, ты будешь смотреть только это.
– Мама, но как же? – Лю почти плакал, – Лоис Лейн… Супермен в этой серии должен ее спасти… А я этого не увижу…
– Все вопросы к папе… – начала Хлоди, но тут…
Человек, стоящий спиной к зрителям, взмахнул палочкой…
Те, что сидели со скрипками в руках, положили их на плечо, так, как делал это папа Лю, и подняли смычки… Человек еще раз взмахнул палочкой, и зазвучала музыка. Хлоди предвкушала, что сын сейчас расплачется, потому что долго выносить «этот шум» нормальный человек просто не в состоянии. Но реакция Лю оказалась неожиданной, он перестал кукситься и замер в кресле, внимательно всматриваясь в экран. Оркестр продолжал играть.
Через две минуты Хлоди не выдержала:
– Сынок, – позвала она, – давай попросим папу включить нам про Супермена и Лоис Лейн.
Лю не реагировал. Он молча сидел перед телевизором и… прислушивался…
– Лю, – Хлоди почти кричала, – Лю, ты меня слышишь?
Прозвучал финальный аккорд, человек, стоящий спиной, осторожно положил палочку на листы бумаги, повернулся к зрителям лицом и поклонился. Пустили фонограмму аплодисментов. Маленький мальчик Лю Фонг, впервые в жизни услышавший Моцарта, несколько раз хлопнул в ладоши, а потом повернулся к матери.
– Да, мама, ты что-то сказала?
Хлоди молчала. Слов не было, она проиграла, ее сын никогда не станет неустрашимым «бойцом Шаолиня», потому что… потому что сыграли свою роль дурацкие гены папаши Майкла.
Она попыталась взять себя в руки:
– Так что, сынок, мы попросим папу разблокировать каналы, где Супермен спасает Лоис Лейн? – спросила Хлоди и совершенно не удивилась, когда сын помотал головой.
– Нет, мам, не сейчас, – и тут же, мгновенно забыв о Супермене, – ты слышала, мама, ты это слышала?
Лю кашлянул и запел приятным низким голосом:
– Ля-ля-ля-ля-ля, ля-ля, ля-ля…
– Вольфганг Амадей Моцарт, «Маленькая ночная серенада».
Хлоди оглянулась, в дверях стоял ее супруг.
– Это все ты, – прошипела она, – все ты…
На следующий день Майкл Фонг лично отвез Лю в музыкальную школу. Педагог, прослушавший Лю, отругал Майкла, что мальчика привезли так поздно.
– Вы же сами музыкант, – кипел негодованием профессор по сольфеджио, – уж кто-кто, а вы должны были понимать, что у мальчика талант. Я детей с таким слухом не видел уже Бог знает сколько времени…
Так мистер Лю Фонг поступил в музыкальную школу. Его успехи были столь разительны, что всякий раз после занятий, возвращая Лю матери, педагоги непременно отмечали, как повезло миссис Фонг с сыном. Любая мать была бы счастлива, любая, но не Хлоди Фонг. Похвалы учителей только злили ее. Она была почти уверена, что педагоги хвалят Лю нарочно, по просьбе мужа. А на самом деле Лю – совершенно обычный ребенок, который мог бы заняться чем-нибудь более подходящим для мальчика. Например, боевыми искусствами.
Года четыре Хлоди не сдавалась, подсовывала сыну свои любимейшие фильмы, в которых простые гонконгские пареньки лихо расправлялись с негодяями при помощи правой пятки. Сын, зевая, просматривал фильмы и отдавал диски обратно матери. На ее вопросы, не хочет ли он оставить фильм у себя, Лю всегда отвечал «нет». Постепенно Хлоди убедила себя, что все произошедшее, – результат тайного заговора между мужем и сыном. Иного объяснения, почему мальчик, китайский мальчик столь равнодушен к подвигам бойцов Шаолиня, зато готов часами смотреть как толстый тенор протяжно выпевает «Cheleste Aida», иного объяснения этому феномену не было. Только заговор.
Когда Майкл приезжал с очередных гастролей, Лю тихонько жаловался ему на маму. Старший мистер Фонг гладил сына по голове и уговаривал не сердиться на маму, постараться ее понять.
– Но, папа, – возражал Лю, – я ей сколько раз объяснял, что не могу смотреть эти тупые фильмы, она не понимает.
Майкл вздыхал и говорил о том, что у каждого человека есть мечта. У твоей мамы была мечта вырастить чемпиона по каратэ. Но вышло так, что у тебя другие способности. Всегда обидно, когда мечта не сбывается.
– Папа, я могу пообещать маме, что стану самым лучшим в мире скрипачом. Она обязательно будет мной гордиться.
– Конечно, сынок, – улыбался мистер Фонг, а потом, поздно вечером, упрашивал жену проявлять хоть немного интереса к делам сына.
Хлоди долго выпендривалась, потом, нехотя, соглашалась. Оба знали, что она не сдержит данного слова, и в следующий приезд Майкла все повторится. Совместные походы к семейному психоаналитику также не приносили результатов. Ощутимых результатов. Однажды, после очень долгого и утомительного сеанса, во время которого Хлоди несколько раз порывалась закатить настоящую истерику, психоаналитик через свою помощницу передал мистеру Фонгу, что хотел бы переговорить с ним с глазу на глаз.
– Вы знаете, – сказал он Майклу, – было бы неплохо, если бы у вашей жены появилось какое-нибудь увлечение. Она не увлекается вышиванием? Плетением макраме? Изготовлением домиков из спичек?
Майкл печально покачал головой. Нет, ничем таким Хлоди Фонг не увлекалась.
– Вам стоит попробовать подыскать ей подходящее занятие, – произнес психоаналитик рекомендательным тоном.
– Видите ли, – огорчился Майкл, – я очень редко бываю дома (и не очень хочу бывать там чаще, – подумал он, но вслух этого произносить не стал). Может быть, доктор, все же какие-нибудь таблетки?
– Таблетки вряд ли помогут в вашем случае, – авторитетно заявил психоаналитик, – она, конечно, станет поспокойнее, но главная проблема останется. Ваша жена придумала себе вымышленный мир. Вы и ваш сын должны были стать главными действующими лицами, можно сказать, главными положительными героями. Знаете, хорошие парни, плохие парни. Вы – хорошие парни. Но так получилось, что у вас свои увлечения, вы не вписались в ее картину мира. Но и к плохим парням она не может вас отнести…
Доктор сделал паузу и закончил фразу:
– По крайней мере, сына точно не может.
Он посмотрел на монитор и еще раз повторил:
– Очень, очень было бы неплохо, если бы ваша супруга нашла себе иной смысл в жизни.
– Я вас понял, доктор, – ответил Майкл и уточнил, – таблеток не будет?
– Ваша жена вменяема, просто слишком возбудима. Я, конечно, могу выписать самые легкие препараты, но… Давайте попробуем еще немного обойтись без них.
«Давайте попробуем еще немного обойтись без них,» – негодовал Майкл по дороге домой (негодовал про себя, так как Хлоди сидела рядом, как обычно, обиженная на весь свет), – «Давайте попробуем… Старый черт, не стесняется каждый раз брать деньги, а толку пока никакого. Надо было ему предложить попробовать… Пожить с ней хотя бы неделю. Мигом бы вытащил из своего сейфа самые сильные препараты… Или даже яд.»
Такие мысли посетили Майкла Фонга впервые в жизни. Будучи от рождения неисправимым оптимистом, первые двадцать с лишним лет (до момента знакомства с будущей женой) Майкл Фонг смотрел на мир если не через розовые очки, то уж точно не через черные. Брак с Хлоди Мур подверг врожденный оптимизм серьезному испытанию и выработал в характере Майкла не только исключительное терпение, изрядную долю сарказма, но и способность «отключаться» от действительности.
Это сыграло с ним сегодня злую шутку. Майкл так разозлился на неуступчивого доктора, что сам не заметил как, задумавшись, превысил скорость, был остановлен полицейским и оштрафован на крупную сумму. Это окончательно вывело из себя обычно спокойного и уравновешенного Майкла. Подъехав к дому, он довольно невежливо буркнул жене, что должен через полчаса быть на репетиции и что не может провести с ней этот вечер. Хлоди еще сильнее надулась, но скандалить не стала, молча вышла из машины. Майкл быстро дал задний ход, уже разворачиваясь, краем глаза отметил, что жена открыла почтовый ящик и вытащила оттуда какие то бумаги.
Вернувшись с репетиции (очень, очень поздно, – Майкл понимал, что это несправедливо по отношению к сыну, но ничего не мог с собой поделать, видеть Хлоди после посещения психоаналитика было выше его сил), мистер Фонг с удивлением обнаружил, что жены нет дома.
– А где мама? – поинтересовался он у сына, после того как заглянул на кухню, в ванную, в спальню и в маленькую кладовку под лестницей, – Хлоди ни в одном из этих мест не наблюдалось.
– Она пошла на какое-то собрание, – ответил Лю.
Майкл удивился, но уточнять не стал. Миссис Майкл Фонг вернулась домой в половине первого ночи, на вопрос мужа, где она была, отвечать не стала, но зато объявила, что с сегодняшнего дня Майкл будет спать в комнате для гостей.
Чтобы не огорчать супругу, в кои-то веки пребывающую в относительно спокойном расположении духа, Мистер Фонг сделал вид, что обиделся, быстро собрал свои вещи и перенес их в комнату для гостей, опасаясь, что Хлоди передумает.
Хлоди не передумала. Три раза в неделю она ходила на какие-то сборища, приносила домой брошюры и журналы. Вечерами сидела у компьютера, что-то искала в сети. Подошло время очередного визита к психоаналитику, Хлоди заявила, что больше в терапии для пары необходимости нет, Майкл может оставаться дома, она сама съездит и все объяснит. Через три часа Майклу позвонил психоаналитик и, выразив свое огорчение по поводу потери столь приятных клиентов, поздравил Майкла.
Мистер Фонг очень удивился и поинтересовался, с чем именно.
– Ну, как же, – удивился специалист, – ваша жена нашла себе новый круг общения. Не самый плохой вариант.
Майкл молчал, аналитик забеспокоился:
– Она что, ничего вам не рассказала?
Пришлось признаться, что нет.
– Тогда, – с сожалением сказал аналитик, – вам придется подождать, когда она сама будет готова сообщить свои новости.
– Но, – начал, было, Майкл…
– Нет, нет и еще раз нет, – твердо ответил аналитик, – я не могу вам ничего сообщать, извините.
Обеспокоенный Майкл направился в их теперь уже не совместную спальню, где обнаружил несколько методичек не так давно появившегося Общества “Save Soul – SS”. В тех кругах, где вращался Майкл, новое общество принимали всерьез. Самые продвинутые коллеги Майкла по оркестру, в основном те, чьи предки приехали в США из Восточной Европы, говоря об «SS» вспоминали Германию 30-х годов прошлого столетия, где существовала организация с подобной аббревиатурой. Майкл долго не верил в пытки и газовые камеры, пока однажды, во время очередных европейских гастролей, альтист Збышек не сводил его на экскурсию в Освенцим. Майкл был потрясен, шокирован, его разум отказывался верить собственным глазам. Невозможно, чтобы такое творили люди с другими людьми… Поздно вечером, после концерта, в каком-то баре пьяный Збышек рассказал ему, что его пра-прадедушка выжил в Освенциме, и что все, увиденное сегодня Майклом, правда.
И вот сейчас он, Майкл Фонг, музыкант, первая скрипка в лучшем оркестре страны, счастливый отец невероятно талантливого сына, стоит в собственном доме и держит в руках агитки сомнительной организации. Сомнительной с точки зрения человеческой морали.