— Привет.
Валялкин всё так же изучающе рассматривал её лицо.
— Я, на самом деле, хотела извиниться за то, что сказала утром. Надеюсь, — Таня чуть не ляпнула «Лиза», но вовремя спохватилась — не стоило ему знать, что она в курсе его личной жизни и как-либо ею интересуется, — твоя девушка не слишком разозлилась?
Взгляд Ваньки почти сразу потеплел, а плечи, которые, оказывается, были напряжены, вдруг опустились. Таня с удивлением отметила, что у такого худого и внешне не атлетичного парня мышцы на руках видно и в расслабленном состоянии. «Прекрати сейчас же, Гроттер!» — мысленно одернула она сама себя.
— Да нет, всё хорошо. Лиза бывает ревнивой, но я привык к этому. Не ты, так другая стала бы причиной её злости, — он как-то виновато улыбнулся, словно уже жалел, что так отозвался о своей девушке. — В любом случае, спасибо за то, что побеспокоилась.
Таня не могла прекратить разглядывать его. Волос, кажется, давно не касались ножницы парикмахера — они отросли чуть длиннее, чем нравилось самой девушке, и парень то и дело смахивал непослушные пряди со лба. Растянутая, но чистая желтая футболка, обыкновенные синие джинсы, старые, но удобные кроссовки — такие не выкидываешь, купив даже десять новых и более красивых пар. Но взгляд всё равно упрямо возвращался к лицу: бледно-розовые губы, теперь растянутые в улыбке, слишком теплой, чтобы называться нейтральной, аккуратный нос, подбородок чисто выбрит — удивительно, если брать во внимание отношение к своему внешнему виду, и глаза такого голубого цвета, которого, кажется, не бывает у нормальных людей.
— У тебя контактные линзы? — неожиданно для себя спросила Таня. Ваня удивленно моргнул, застигнутый врасплох странным вопросом:
— Да нет, а почему ты так решила?
— Просто… Цвет глаз удивительный. Вот я и подумала… — Гроттер вдруг поняла, что её щеки приближаются по цвету к её оттенку волос. Надо же было спросить такую глупость, а потом еще и делать комплимент! — Я лучше пойду, а то, уж извини, не хочется опять видеться с твоей девушкой!
Таня торопливо отвернулась и пошла прочь, засунув руки глубоко в карманы легкой куртки. «Какая же ты дура, Гроттер! Просто дура, дура, тупая дура!» — устало простонал внутренний голос. И хорошо, что она не видела, как улыбался ей вслед Валялкин, на чьих щеках тоже проступили предательские пятна смущения. Уже в конце коридора девушка вдруг остановилась и, поражая себя окончательно, обернулась:
— Значит, мир?
— Мир, — кивнул Ванька, вновь не в силах сдержать свои губы от улыбки. Таня тоже кивнула и скрылась за поворотом.
========== Глава 2. Художники подстерегают всюду ==========
Выходные приближались слишком долго, но пришли всё равно неожиданно. Так всегда бывает, когда ждешь чего-то: вначале это что-то маячит неясным пятнышком на горизонте, а потом вдруг стукает тебя по лбу и остается в прошлом так быстро, что и насладиться не успеваешь.
Субботнее утро хорошо тем, что можно спокойно поспать — в общежитии относительно тихо, спешить никуда не надо. Морозова унеслась по каким-то таинственным делам, собравшись удивительно быстро и почти бесшумно. Она была из тех людей, которые спали по три-четыре часа в день, а остальное время не могли усидеть на месте и развивали бурную активность, буквально придумывая себе дела.
Таня во сне нахмурилась и постаралась отвернуться от солнечного света, но отдернутые заботливой Анькиной рукой шторы теперь совершенно не удерживали дневной свет. Пришлось вставать — на часах уже было одиннадцать утра, а Гроттер знала, что пролежи она в постели еще полчаса — не встанет до вечера. Заняться было, откровенно говоря, нечем. Первокурсников пока не слишком нагружали, так что домашние задания уже готовы. Можно было побродить по общежитию и найти таких же одиночек, но идейка казалась так себе: кто-то отсыпается после веселой пятницы, кто-то, подобно Морозовой, уже убежал по делам, а влюбленные и не очень парочки вряд ли были бы рады компании Тани в такой прекрасный день.
«Доброе. Есть планы?» — сообщение было кратким и вполне в духе самой девушки. Ответ от Ягуна пришел спустя несколько минут: «Иду покорять Лоткову. Скучно? Могу зайти». Гроттер усмехнулась: что-то подсказывало, что ледяной щит перед сердцем её однокурсницы скоро треснет — она уже не раз ловила взгляды Кати на Баб-Ягуне, когда тот не видел, да и скучающее выражение лица, когда красавица курса расспрашивала саму Таню, есть ли кто-то у её друга, не могло никого обмануть. Так что полная Катина капитуляция оставалась лишь делом времени, техники и, главное, терпеливости Ягуна. Но обнадеживать его рыжая не спешила — пусть помучается, больше ценить будет. «Нет, покоряй горизонты, найду чем заняться» — коротко ответила она и отложила телефон.
Осеннее солнце уже практически не грело гуляющих, но всё еще тянуло выбраться на улицу. На голубом небе — даже слишком голубом, ведь навевало мысли совсем не о погоде, а о чьих-то глазах — не было видно ни тучки. Немного помаявшись, Таня всё же собралась и, захватив с собой недочитанную книжку, отправилась в ближайший парк.
***
«Мне кажется, повидать жизнь — еще не значит набраться опыта, которым можно поделиться с другими. Самыми широкими взглядами, по-моему, отличаются люди, которые особенно строги к себе. А утихомирившиеся бунтари, как правило, особенно нетерпимы…»* — взгляд скользил по страницам, и Таня абсолютно не обращала внимания на гуляющих вокруг людей. Пустую лавочку пришлось поискать, но поиски увенчались успехом. Она подтянула ногу к себе и уперлась подбородком в колено, а второй ногой продолжала болтать в воздухе. Книгу приходилось держать на весу, так что Таня лишь порадовалась, что не захватила ничего более тяжеловесного. Краем глаза она уловила справа какое-то движение и уже было повернула голову, когда услышала тихий, словно бархатный голос:
— Замри.
Абсурдность ситуации и вправду заставила Гроттер замереть, но она всё же едва заметно повернула голову, чтобы видеть хозяина голоса. Темноволосый парень склонился над толстым блокнотом и что-то быстро рисовал, прикусив тонкую губу. Тёмно-карие, почти черные глаза на миг скользнули по её лицу, после чего незнакомец вдруг усмехнулся:
— Я же попросил замереть. — Гроттер послушно вернулась в прежнее положение и опустила глаза в книгу. Но сосредоточиться не получалось: смысл слов ускользал от неё и приходилось по три раза перечитывать каждое предложение. В таком напряжении прошло минут десять. Стараясь теперь не дергать головой, она вновь покосилась на художника и, вложив в голос как можно больше язвительности, спросила:
— Долго еще? — хотелось нормально двигаться, а не сидеть, замерев, словно каменное изваяние. Тот решил проигнорировать недовольные нотки в голосе и вновь усмехнулся:
— Интересно? Уже всё. Можешь смотреть. — Таня покачала головой, разминая затекшую шею, и, наконец, уже прямо посмотрела на незнакомца, отмечая те черты, которые не заметила при первом беглом осмотре. У него был широкий подбородок и резкие красивые скулы. Раньше ровный, сейчас с маленькой горбинкой нос — явно хотя бы однажды сломан. Тяжелые брови нависали над красивыми, с каким-то восточным разрезом глазами. Тёмные волосы коротко подстрижены, а на шее видна татуировка-узор, которая убегала и пряталась в вороте кожаной куртки. Такого легко представить на обложках глянцевых журналов или на биллбордах. И, Таня была почти уверена, вокруг него вечно толпились поклонницы. — Будешь смотреть или как?
Девушка вздрогнула и покраснела. Она так увлеклась разглядыванием этого художника, что совершенно забыла о портрете. Гроттер сжала зубы, злясь на себя, и протянула руку, почти выхватывая блокнот. Мелькнула мысль, что там сейчас будет бездарный рисуночек, а такое поведение — лишь способ снять её, но нет. На портрете и правда была она, причем безумно похожая на оригинал. Он отметил и то, как падает свет на её лицо, и маленькую родинку на щеке, и то, как выбились пряди из-за уха. Девушка на портрете казалась одновременно и напряженной, и расслабленной — странное сочетание, словно он умудрился передать её ощущение до его прихода и после.
— Красиво. — Незнакомец продолжал в открытую её рассматривать. Его-то ситуация ничуть не смущала, наоборот, он даже наслаждался ею. — Ты не вяжешься с образом художника.
— И с каким же образом я вяжусь? — он насмешливо передразнил её слова, откинувшись на спинку лавочки. От его голоса Таня вдруг ощутила дрожь по телу — словно ток пустили, написали бы в бульварном романчике. В присутствии таких самоуверенных типов, которые знают о своей привлекательности и пользуются ею, Гроттер всегда начинала теряться и злиться, что не может контролировать себя.
— Тебя проще представить на сцене вместе с какой-нибудь дрянной рок-группой. После концерта ты пьяный или обдолбанный снимаешь себе очередную фанатку, вы быстро трахаетесь у тебя дома, а потом ты её выпроваживаешь, в лучшем случае вызвав такси. В остальное время ты опять бухаешь, репетируешь в каком-нибудь подвале и мечтаешь о большой сцене, — Таня сама поражалась, что так открыто и прямо хамит постороннему человеку, но лучше так, чем заикаться и стесняться. Это Морозова любит плохих парней, Гроттер же не собиралась строить глазки этому наглецу, который вторгся и нарушил её хрупкое внутреннее спокойствие.
— Жестко. — Кажется, он ничуть не обиделся. Более того, он вдруг довольно улыбнулся, словно она ему навешала комплиментов: — Но, может, этим я и занимаюсь в свободное от рисования время? — Он достал пачку дорогих сигарет и закурил. Таня, которая думала сделать то же самое всего минуту назад, резко отдернула руку от сумки — теперь курить она не станет из чувства противоречия, хотя в чем оно заключается она и сама не понимала.
Пора было заканчивать этот разговор — Гроттер казалось, что ни к чему хорошему он не приведет:
— Можно я заберу рисунок?
— Нет, — и это «нет» было таким властным, что Таня вздрогнула и замерла. Незнакомец почти вырвал из её рук блокнот, как несколькими минутами прежде сделала она сама, — Я хочу нарисовать тебя снова. Когда у меня будет еще один портрет, отдам этот. Как тебя найти?
— Даже не спросишь, как меня зовут? — парень, кажется, удивился и немного смутился. Черты лица вдруг смягчились, когда он вдруг улыбнулся, мгновенно изо льда превращаясь в пламя:
— Как тебя зовут?
Но Таня уже кинула книгу в сумку и встала. Он тоже вскочил, и девушке пришлось смотреть вверх.
— Встретимся снова — тогда и узнаешь, — она весело подмигнула и двинулась прочь из парка, соображая, что в последний миг едва не начала флиртовать, словно глупенькая девочка.
Комментарий к Глава 2. Художники подстерегают всюду
*Фрэнсис Скотт Фицджеральд “Благословение”
========== Глава 3. В сплетнях мелькает истина ==========
Воскресное утро было бы лучше, если бы началось не с телефонного звонка. Гроттер нехотя выскользнула из сна, где крепко обнимала кого-то высокого и светловолосого. Она потянулась вверх, чуть приоткрыв губы, но теперь на неё почему-то смотрели тёмные раскосые глаза, которые никак не удавалось связать с худощавым телом, прижавшимся к ней. Неприятный звук заставил вздрогнуть:
— Что это за звук? — спросила она у незнакомца, вновь закрывая глаза, чтобы не потеряться в этих омутах. Чьи-то губы коснулись её уха и прошептали, отчего девушке показалось, что все тело обернули в бархат:
— Возьми трубку.
Гроттер резко села на кровати и взглянула на телефон. Что ж, звонок сном не был. Что Ягуну потребовалось в такую рань знать не хотелось, но, скрипя зубами, Таня всё же ответила:
— Да?
— Я у вас внизу на вахте торчу. Спустись, забери меня. А то не пускают, — выбора Баб-Ягун решил не оставлять. Пришлось натягивать футболку и спортивные штаны вместо пижамы и топать вниз, где по холлу бродил из угла в угол её друг.
— Это ко мне, Валентина Михайловна. Доброе утро, — девушка засунула голову к комендантше и положила на стол забранный у Ягуна студенческий. — Запишите в четыреста пятую, пожалуйста.
В комнате Ягун, не слишком смущаясь разбросанных элементов женского гардероба, оккупировал кресло. Таня поспешно смела нижнее белье в ящик шкафа и обернулась:
— И что принесло тебя сюда в такое время? — Хорошо, что Морозова вновь отчалила по своим делам. С Ягуном у них отношения были вполне неплохие, но чтобы выдержать Аню с утра надо быть подготовленным.
— Ты, — видя недоумение на лице у девушки, он всё же решил объяснить подробнее: — В общем, у меня в комнате конец света. Лизка ругается с Ванькой, причем так, что об этом знают еще комнат пятнадцать — не меньше. Она после той вашей встречи вообще с катушек слетела: и раньше ревновала, а теперь совсем валенка заесть решила. Окончательно поселилась у нас в комнате, никуда не отпускает. А этот еще и умудрился сегодня под утро во сне твое имя сказать. Ну и понеслась. Чашки летают, причем мои, слезы, крики. Да и у Ваньки, видимо, нервы сдали. Он, оказывается, еще и орать умеет. Впервые за два года услышал, мамочка моя бабуся, — усмехнулся Ягун. О беде своего друга он рассказывал, хихикая, словно вся эта ситуация его забавляла.
— Ты не выглядишь сильно расстроенным. У твоего друга там война на любовном фронте, а ты смеешься, — буркнула Таня, опускаясь на кровать. Новость о том, что Ванька зовет её во сне совсем не обрадовала — лезть в чужие отношения девушка ненавидела, а быть виновницей ссоры или, не дай Бог, разрыва уж точно не хотела.
— А я еще даже кофе не пил, чтобы проснуться и быть серьёзным, — намекнул Ягун. Гроттер обреченно вздохнула, но всё же включила чайник и достала две чашки. — Лизка как утром это услышала, так вопить и начала. Я успел только вещи схватить и свалить, пока не попал под горячую руку. Ты просто не понимаешь. Мне, конечно, жаль, что у Ваньки с Лизкой так вышло, но она… спасибо… не подходит ему. Ваньке нужен кто-то более спокойный и уравновешенный. Как ты, например, — Таня едва не подавилась кофе, когда услышала эту фразу. — Он хоть и на ветеринара учиться, но серьезный очень. И отношения ему нужны взрослые и серьезные, а не крики-истерики.
Ягун на несколько минут замолчал, задумавшись. Девушка тоже молчала, переваривая информацию: в данную минуту Ванька расстается с Лизой — если уже не расстался — из-за неё, Тани Гроттер. Это казалось как-то неправильно и подло, хотя сама она не сделала для этого ничего. Но рыжая не была уверена, что хочет встречаться с Валялкиным — он милый, симпатичный, совсем не глупый. Вот только быть обязанной ему чем-то только потому, что ради неё он порвал со своей девушкой, не хотелось.
Размышления прервал Ягун, чьи уши стыдливо покраснели:
— Да и, на самом-то деле, я рад… Нельзя так говорить, наверное. Просто Лизка достала. То, что она у нас поселилась — это отдельная песня. Ни переодеться, ни в трусах побродить. То свали из комнаты, когда им хочется побыть одним, то тихо, не шуми, Лизочку разбудишь, у неё головка болит. И, в идеале, заткни еще весь этаж, чтобы не шумели. К трусам и лифчикам своей девушки в ванной относишься, наверное, нормально, только я не подписывался видеть всю эту ерунду чужой девчонки.
— А Ваньке пробовал говорить? — Тане стало даже жалко своего друга — быть в своей комнате третьим лишним практически двадцать четыре часа в сутки, наверное, не слишком приятно.
— А что Ваньке? — Ягун пожал плечами. — Он ей пытался объяснить, что живет в комнате не один, но Лиза как танк — если решила, что хочет жить с ним, то всем остальным придется подвинуться. С ней легче согласиться, чем спорить.
В комнате вновь повисла тишина. Раз уж Ягун молчал, то это значит, что ситуацию он переживал куда серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Таня тихо пила кофе, стараясь не мешать чужому внутреннему диалогу.
— Танюх, я вот что хотел спросить. Тебе самой-то Ванька нравится?
Таня второй раз за утро едва не поперхнулась. Одно дело обсуждать парней с Морозовой, которая и лучшая подруга, и личный психолог, и незаменимый пинок под одно место, если надо. Но обсуждать такое с другим парнем казалось странным. Впрочем, он-то доверился ей по поводу Лотковой, так что, возможно, стоило попробовать.