— Вы так много наговорили, я все запомнить не могу, — сказал Янкель и едва не расплакался.
— Дорогой вспомнишь, иди, иди, иди, Янкель, время дорого.
В столице России Петрограде не прекращались собрания, заседания, форумы, съезды, шествия с флагами, с лозунгами «долой». Общество как бы погрузилось в сплошную говорильню, потеряв интерес к ежегодным закромам, сбору урожая, выпуска продукции. Все хотели свободы, еще не зная, что такое свобода, что делать с этой свободой, как ею распорядиться и к чему она приведет.
В этом прекрасно разбирался Ленин. Ему важно было, чтобы этот хаос продолжался как можно дольше, чтобы он густел, становился неуправляемым, тогда он со своими боевиками, евреями всей Европы, поднимет красные знамена и пустит русскому мужику-буяну кровь, и сделает его рабом.
− Что мы делаем? − кричал он со страниц большевистских газет. − Только резолюции принимаем. Систематической работы большевики не ведут, чтобы подготовить свои военные силы для захвата власти. Сама обстановка делает политический вопрос вопросом военным. Со стороны пролетариата это преступление. По-моему, надо агитировать среди партии за серьезное отношение к вооруженному восстанию — для этого переписать на машинке сие письмо и доставить его питерцам и москвичам…. Кажется единственное, что мы можем вполне иметь в своих руках, и что играет серьезную военную роль, это финские войска и Балтийский флот. Я думаю, Вам надо воспользоваться своим высоким положением, свалить с себя на помощников и секретарей всю мелкую, рутинную работу, не терять времени на «резолюции», а все внимание отдать военной подготовке финских войск и флота для предстоящего свержения Керенского. Создать тайный комитет из надежнейших военных, обсудить с ними всесторонне, собрать (и проверить самому) точнейшие сведения о составе и расположении войск под Питером и в Питере, о перевозе финских войск в Питер, о движении флота и т. д….. Мы ни в коем случае не можем позволить увода войск из Финляндии. Лучше идти на все, на восстание, на взятие власти, — для передачи ее Съезду Советов… надо сейчас же пустить в обращение такой лозунг: Власть должна немедленно перейти в руки Петроградского Совета, который передаст ее Съезду Советов…. Зачем терпеть еще три недели войны и «корниловских подготовлений» Керенского?
Сумбурно, скучно и страшно.
12
Разгром большевистской авантюры 3–4 июля явился неоспоримым поражением для ленинских соратников, но не для Ленина. Если его соратники из ближайшего окружения, входившие в состав членов Политбюро, желали передышки, то Ильич работал, не покладая рук, днями и ночами. Его мозг работал как часы и довольствовался лишь короткими передышками, когда в его руках была кошка Надя, которую он пощипывал за соски, и она верещала от боли.
Получив определенный опыт шпионской деятельности против России в пользу Германии, он и сейчас, после поражения большевиков в июльской авантюре, не терял духа, был терпелив, стал присматриваться ко всему, что происходило в стране, делал выводы, но ни с кем ими не делился. Он практически стал закрытым человеком даже для членов Политбюро. Если кому-то, что-то доверял, то это были всего три человека — Дзержинский, Бронштейн и Кацнельсон.
— Надо немедленно связаться с русской разведкой, перетянуть ее на нашу сторону…
— Как же? Это не наши люди, — возражал Кацнельсон-Свердлов. — Как мы можем это сделать?
— А деньги для чего? Кто откажется от немецких марок, скажи мне Янкель. Далее. Запустить коммунистов-агитаторов во все части русской армии, находящиеся в Петрограде и в те, кто будет пытаться войти в город для наведения порядка. Надо использовать все- собрания, совещания, подкуп и даже провокации. Остальные вопросы я беру на себя. Похоже, что главком Корнилов не по душе Керенскому, моему земляку. Я должен их перессорить. Это архи важно. От этого зависит наша судьба. Я должен убедить земляка в том, что Корнилов враг русского народа и должен быть снят с поста Главнокомандующего. За эту услугу я и моя партия обеспечит Керенскому спокойную старость в одной из богатейших стран, скажем в США.
— Каким образом? — удивился Кацнельсон.
— Янкель, ты разве не знаешь, что в Америке есть мощное еврейское лобби, а это наши люди. Мы одной крови с ними. К нам постоянно прибывают американские евреи, чтоб помочь осуществиться революции. Наш Лейба Бронштейн ˗ гражданин Америки, у него американский паспорт и 20 миллионов долларов в кармане. На революцию. Они уже в партийной кассе, Янкель. Это…это и есть замысел американского лобби, они помогают нам, людям избранным богом, скрутить этих бесхвостых обезьян в бараний рог.
— О великий, о мудрый! — воскликнул Янкель и поцеловал Ильича в колено.
— Все, на этом кончим, а то я и так наговорил много лишнего, — стал сокрушаться Ленин.
В приемной Ленина сидели три бородатых толстопузых еврея. Два из них все время вытирали белоснежным платком слюну, что текла из нижний отвисший губы. Когда платок становился полностью мокрый, они выбрасывали в урну и доставали новый из специальной сумки, похожий на кисет.
Как только будущие великие сыны русского народа вышли от Ленина, американские гости, надвинув кипы на лоб, ввалились в кабинет.
— Шалом, дорогие гости, — произнес Ленин, приподнимаясь и протягивая короткую сухую руку.
— Какой ты маленький, — произнес Брондомендобрундис Хаим, самый толстый еврей, садясь на табуретку по причине невозможности плюхнуться в кресло. — И ты руководитель этой дикой страны. Вырес всех на чертова мать и приеззай в Америка, мы тебя назнацим управляюсцим банка.
— Хелоу, мелоу, Хаим, — сказал второй гость по имени Дыркос Клитор. — Мы присли по делу, а ты, мудило, несес цус.
— Да, да, правильно. Давайте назовем это совещание заседанием Политбюро, а я приступлю к инструкции. Вам позволено кивать головами в знак согласия, все запоминать и ничего не записывать. Итак, первое. Вы должны, вы обязаны, убедить американское руководство выслать тайную гарантию Керенскому такого содержания: в случае прихода к власти большевиков, вам господин Керенский, будет предоставлено политическое убежище сроком на сто тридцать лет с полным содержанием за государственный счет. Получите три автомобиля Форд, трехэтажный особняк, прислугу и сто миллионов долларов в государственном банке.
— Это цересцур зырно, — возмутился Хаим, приподнимая кепку, чтобы убрать зуд на макушке, начинающий лысеть и блестеть на солнце.
— Не переживайте. Россия богатая страна. Как только мы придем к власти, я вышлю вам сто пудов золота и еще многое другое…на содержание американского пролетариата.
— Мы не нуздаемся, просцай, карлик.
Каких-то семь дней спустя Керенский получил депешу, тут же ее распечатал и пришел в неописуемый восторг от содержания: ему гарантировалась райская жизнь за океаном. Никаких тебе политических дрязг, никакого риска остаться политическим трупом, а то узником на всю оставшуюся жизнь. Вот только когда это должно произойти? В депеше ничего об этом не сказано. Как же? пришлют четверку лошадей, автомобиль Форд или аэроплан, сколько человек можно с собой взять, во что одеться. А, Ленин всегда одевал в таком случае женскую одежду, можно и самому это сделать.
В это время вошел генерал Инкогнито и доложил:
— Корнилов стягивает войска к столице. Это переворот. Ваши действия, товарищ Ульянов, простите, товарищ Керенский.
— Указ, приказ, распоряжение — немедленно!
— О чем?
— Снять, освободить от руководства вооруженными силами России, объявить предателем и…и посадить в тюрягу, как сказал бы Владимир Ильич, мой земляк.
Такой Указ председателя временного правительства был опубликован во всех газетах, разослан во все воинские части.
Началась неразбериха, даже паника. Командиры дивизий, полков растерялись. Кто-то увидел в этом для себя выгоду, кто-то счел это предательством и только Корнилов, пока сохранял спокойствие и везде объявлял, что он не подчиняется этому Указу.
Великий русский полководец, гордость России из всяких затруднений всегда выходил победителем. И в этот раз он надеялся на судьбу-невезуху, ведь казачьи дивизии по его распоряжению, двигались к Петрограду со всех сторон. Еще две-три сутки, и они уже на месте, будут ждать его приказа защищать город.
Он еще не знал, что в столице находится маленький лысый человечек, который не спит ночами и думает, как бы одурманить казачьи дивизии, заставить их отказаться от наступления на Петроград. Коммунисты-агитаторы не только работали с казаками в вагонах, но и устраивали хаос на станциях и вокзалах: пути оказывались заняты, поезда с солдатами загонялись в тупики и там стояли сутками, казаки в вагонах находились без воды и пищи…пока не начали покидать поезда и отправляться, кто куда мог.
В этом и состояла трагическая ошибка не только Корнилова, но и России. Если бы генерал Корнилов не совершил этой ошибки, вполне вероятно, что Россия не стала бы тем островком, который окружен животными на двух ногах, со всех сторон и которые не перестают гавкать по поводу и без повода. Любой здравомыслящий человек согласится с тем, что Ленин отбросил Россию в царство тьмы на столетия вперед.
Ленин, узнав об этом, пришел в восторг. Теперь он знал, что дорога к золотому креслу очищена и застелена коврами. Теперь можно было намекнуть и самому Керенскому, что благополучный для него, Керенского, конец близок и ему следует сделать последние распоряжения, дабы не лилась лишняя кровь.
И Керенский, предатель Керенский, сделал, исполнил указание вождя большевиков полностью. Он сменил охрану Зимнего дворца, поставив юных девушек охранять покои, сам сменил мужской костюм на женское платье и благополучно отправился в эмиграцию.
Гораздо позже, в начале апреля 1918, уже будучи в московском Кремле, Ленин получил депешу от большевиков, занявших Гначбау, в которой описывалось, как они обошлись с телом убитого ими генерала Корнилова. Ленин прочитывал ее около десяти раз, и каждый раз подпрыгивал от необыкновенной радости.
В документе Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, говорилось:
«Отдельные увещания из толпы не тревожить умершего человека, ставшего уже безвредным, не помогли; настроение большевистской толпы повышалось… С трупа была сорвана последняя рубашка, которая раздиралась на части и обрывки разбрасывались кругом… Несколько человек оказались уже на дереве и стали поднимать труп… Но тут же веревка оборвалась, и тело упало на мостовую. Толпа все прибывала, волновалась и шумела…
После речи с балкона стали кричать, что труп надо разорвать на клочки. Наконец отдан был приказ увезти труп за город и сжечь его… Труп был уже неузнаваем: он представлял из себя бесформенную массу, обезображенную ударами шашек, бросанием на землю… Наконец, тело было привезено на городские бойни, где его сняли с повозки и, обложив соломой, стали жечь в присутствии высших представителей большевистской власти. В один день не удалось окончить этой работы: на следующий день продолжали жечь жалкие останки; жгли и растаптывали ногами».
13
Во все времена день сменяется ночью, лето осенью, осень зимой, зима весной и только род человеческий не повторяется, а только усовершенствуется, деградирует, морально разлагается, вмешивается в законы природы, не задумываясь, к чему это может привести следующему поколение…второму, третьему, десятому. Человек необыкновенно сложное животное на двух ногах, его аппарат настолько совершенен, что наука не может воспроизвести ничего, чтобы могло заменить его, несмотря на совершенные роботы. Он необыкновенно умен и удивительно глуп, бесконечно добр и невыразимо жесток.
Возможно, это сознавал и вождь мировой революции Ленин, потому что он слишком верил в свое могущество, в свой замысел опрокинуть весь мир вверх дном. А для этого ему ничего не стоило, если бы такая ситуация возникла, пожертвовать Россией, ради достижения замысла совершить революцию в мировом масштабе. Но так как он был человек сварливый, грубый, не терпел других мнений, то у него невольно возникал конфликт со своими единомышленниками. Ленин требовал немедленно захватить власть, а члены большевистского ЦК не соглашались. Обиженный он возвращался с революционных форумов, и едва попив чаю, хватался за перо, просиживал до утра и отсылал свои сумбурные сочинения в редакции теперь уже своих коммунистических газет.
В них он доказывал: если не сейчас, то никогда, промедление преступно, пока власть лежит на улицах ее надо подобрать. Это в интересах рабочих и крестьян, они получат землю, а рабочие − фабрики и заводы в свое полное распоряжение.
В те, не столь далекие времена, основным средством информации и общения были газеты, журналы, книги. Крестьяне и пролетарии книг не читали, а вот газеты, где публиковались даже анекдоты, шли на «ура». Две трети содержания любой ленинской статьи, как правило, никто не понимал, она была сумбурной, непонятной и невероятно скучной, написанной каким-то деревянным языком. А вот слова: земля − крестьянам, фабрики и заводы − рабочим, были понятны каждому, даже ребенку, если он научился читать. Пусть Ленин и украл этот громкий лозунг у эсеров, но он работал лучше ленинского корявого языка. Оказалось, что печатный бред ленинских статей стал приносить пользу, давать урожай: низы стали возвращаться в партию. Партия пополнилась. Это коснулось и военных: в войсках появились военные комиссары, что-то вроде будущих парткомов. Это радовало писателя Ленина и делало его в собственных глазах великаном мысли.
Которую ночь Ленин просиживал за написанием своих статей. Инесса тоже дурно стала засыпать и однажды не выдержала. Она поднялась в ночной рубашке, подкралась со спины своего немного увядшего любовника и погладила по лысине. Ленин узнал ее по запаху французских духов и молча, наклонил голову, зажав ее ладонь наклоном головы к плечу.
− Сколько можно? почему ты себя не бережешь, ведь ты принадлежишь народу, а посему не имеешь права так безалаберно к себе относиться. Идем, я тебя обниму, приголублю, и ты сразу заснешь, как маленький ребенок. Ты же знаешь, что контакт с любимой женщиной приносит пользу, особенно политическому деятелю, он успокаивает нервы, а ты сделался нервным, я даже стала пугаться тебя.
Польщенный таким упреком, Ленин сухо произнес:
− Садись рядом, вон кушетка, садись, садись, не стой, в ногах правды нет. А что касается…погладить, давай отложим… до мировой революции. Как только это свершится, будем баловаться…двое суток.
Инесса открыла все еще привлекательный рот, но Ленин не дал ей произнести, ни одного слова.
− Видишь ли…, только не перебивать: у тебя бытовые темы, а у меня всемирные. Так вот, эти придурки члены ЦК, моего ЦК стали игнорировать мои приказы или указы. Им, видите ли, и без революции, без захвата власти комфортно. Побывали в Крестах, в царских тюрьмах, после событий 3–4 июля и теперь дрожат, как зайцы, когда лиса приближается к клетке. Надо сказать, что после небольшой по времени отсидки, кое у кого животы появились. Нет, в моих тюрьмах, в тюрьмах пролетариата этого не будет. В моих тюрьмах зэки станут трудиться от темна до темна с киркой и лопатой в руках, и питаться раз в сутки баландой из свеклы и мерзлого картофеля. Керенский их слабо кормил. Ну вот, значит, выйдя на свободу, они сели на германский паек и почувствовали себя едва ли не капиталистами. Немцы нас просто забросали деньгами, ну и мне пришлось подпустить их к кормушке, а куда деваться: члены ЦК, моего ЦК. Я их прошу, нет, я им предлагаю, а точнее приказываю голосовать за резолюцию о немедленном восстании и захвате власти, а они кочевряжатся. Коба хитро щурит левый глаз и думает, что мне нужна эта власть. Да не мне она нужна, а пролетариату, крестьянству и рабочему классу. Я их потом приведу в порядок, заставлю постричь бороды, подтянуть ремни, сдать землю в колхозы, а себе оставить в цветочных горшках, а рабочих трудиться, трудиться и еще раз трудиться, поскольку предприятия будут принадлежать всем рабочим, но никому конкретно. Вот что делать с членами ЦК, ленинского ЦК? Может объявить их предателями?