Варфоломеевские ночи - Василий Варга 13 стр.

− А с кем же ты останешься, Володя − Вольдемар?

− Вся надежда на тебя и на Надежду. Я еще могу связаться с немецкой разведкой и попросить. Пусть мне вышлют пятьсот тысяч солдат, я их тут переодену в гражданскую форму, выдам им оружие, и начнем, наконец, восстание. Надя будет комиссаром по печати, а ты будешь моим замом.

− Не говори чушь, Вольдемар. Лучше продолжай дискуссии со своими соратниками. У меня такое чувство, что они за тебя боятся, они тебя берегут. Ты − теоретик, ты − оратор, без тебя они никто и ничто.

− Ты так думаешь? это не провокация, а то я проверю, и тогда и тебе достанется. Революционный суд и тебе отрубят голову.

Инесса ласково посмотрела на своего якобинца и рассмеялась. Она привыкла к его чудачествам и даже к угрозам подобного рода и уже не придавала им значения.

− Вот у меня статья, моя статья, знаменитая статья, плод научной мысли, нечета Канту, послушай, я тебе прочитаю. Называется «Марксизм и восстание». Вот, пожалуйста, тут все указано: надо брать власть в свои руки и баста. Приготовилась? вот слушай, только внимательно и мотай на ус.

Прошло десять минут, и Ленин обратил внимание, что его подруга посапывает, и к тому же не свалилась на пол. Почему? она, что и во сне внимательно слушала? Надо прочитать статью до конца.

Мы не будем приводить выдержки из этой статьи, там все бедно, сумбурно, непонятно и все вертится вокруг слова «восстание», надо восстать, брать власть в руки и ему, Ленину, садиться в золотое кресло.

В советский период эта статья трактовалась как образец научной мысли, и люди свято верили в эту невероятную белиберду. Это говорит лишь об одном: человеческий мозг похож на половую тряпку, она мягкая, впитывает всю грязь, потом ее можно отмыть, отжать и снова окунуть в грязь, были бы условия.

Генерал Корнилов был смещен со всех постов, но его последователи, те, кто переживал за судьбу страны, остались и не только остались, но и не давали покоя Керенскому, которого следовало взять за шкирку. Это вождя беспокоило и на фоне этого беспокойства, снова вырастал большевистский ком с ножом за пазухой. Ленин все чаще выступал за свержение Керенского, а он теперь уже, будучи между двух огней, совершенно потерял голову. Народ от него отвернулся, армия обозлилась. Дошло до того, что пришлось образовать женский батальон для охраны Зимнего Дворца. Воистину власть стала выставлять себя никем и ни от кого не защищенной.

Ленин уловил это и нетерпеливо ждал удобного момента. Теперь ему осталось убедить членов ЦК, делегатов съездов, конференций, которые проходили один за другим, становились все агрессивнее и наглее, чему вождь не мог нарадоваться.

Кацнельсон, будущий Свердлов после обещания назвать его именем один из городов на Урале, вяло, но систематически стал уговаривать коллег внять советам Ленина назначить дату восстания и захвата власти как можно быстрее.

− Это клубочек, − сказал себе Ленин, узнав от Кацнельсона, что он стал агитировать. − Стоит один раз потянуть за нитку, и он начнет разматываться.

29 сентября Ленин пишет статью «Кризис назрел»:

14

Как ни старался Ленин переубедить членов Политбюро в необходимости немедленного захвата власти, ничего не получалось. В то время еще не было коммунистической диктатуры, Ленин как бы вместе со своими соратниками подбирался к царскому креслу, и у него не было и не могло быть рычагов насилия как средства воздействия на своих соратников.

Он стал подумывать о том, что его статьи не приносят ожидаемых результатов, и заволновался.

В субботу 14 октября, поздно вечером, когда Ленин рвал и метал и не пустил к себе Инессу, в окошко постучали трижды, как было условлено. Ленин тут же бросился открывать и даже стукнул лбом о верхний косяк двери: Фюрстенберг!

− Пришел все-таки. Согнулся весь, что, чемодан такой тяжелый? много там? Это солдатский сундук, я вижу для конспирации, так сказать. Молодцы немцы не подводят. Это нам на революцию. Но я намерен не кормить своих бездельников. Эти деньги пойдут на закупку оружия и на подкуп колеблющихся середняков.

Дорожный солдатский сундук, был набит новенькими десятирублевыми купюрами до самого верха. На дне лежали шведские кроны.

− Ну, все Ганецкий, можешь идти. Чаем угостить не могу, чай только что кончился, Инесса ушла ночевать к подруге. Извини уж. У тебя очень усталый вид. Возьми десятку из пачки, только не больше: пролетариат пострадает.

Ганецкий вытащил еще пять пачек, покрутил у носа вождя, расхохотался, повернулся к двери.

− Ну и жадина же ты, Вольдемар. Бывай.

Володя волочил сундук по полу, старался его поднять и унести в потайную комнату Феофановой, но не мог поднять.

− Ты что так пыхтишь? − спросила Инесса, выходя из своей комнаты. − Давай подсоблю.

− Не надо, здесь пули для мировой революции. Они… секретные и…и…и могут взорваться. Нам придется хозяйке дом заново строить. Ты иди, иди, ложись, я как-нибудь сам справлюсь.

Поняв, что одному не справиться, он нашел правильное революционное решение: открыл крышку ящика.

− До 12 ночи пересчитаю, − сказал он себе и стал вытаскивать пачки, складывая вокруг себя на полу. Пересчитав, он склонил лысину на банкноты, радостно вздохнул, но тут же вскочил и громко произнес:

− Психология капиталиста стукнула мне в голову, пора с этим кончать. И отец мой был не то капиталист, не то кулак и сам не знаю, кем он был. Где Мордыхая-Маркс? Положу его под подушку, крепко засну, а уже завтра в моей умной голове будет полный марксистский порядок.

Том Маркса-Мордыхая был тут же найден, Ленин трижды стукнул им себя по лысине и подпрыгнул на радостях: капитализм выпрыгнул из башки, как птичка из клетки.

− Эй, Надюха! срочно одевайся! сбегай к соседу Эйно Яхья, этому финскому еврею и тащи его сюда. Это архи важно: одна нога здесь, другая − там! Живо! кому сказано?

− Так уже половина ночи, все евреи почивают в это время.

− Стучи кулаком в дверь, Скажи: вождь мировой революции требует. Дело архи важное.

Надя замотала голову в большой шерстяной платок, надела ботфорты мужа, а юбку забыла. Пройдя квартал, у самого перекрестка стояли два мужика сомнительной наружности, всматриваясь в движущееся чучело.

− Бежим, Сеня! Это ведьма. Вон у нее коса за плечами, срубит нас, аки траву.

Надя улыбнулась, осмелела, прибавила шагу, стала вспоминать первый куплет партийного гимна «Вставай проклятьем заклейменный», уже открыла рот, как тут высветился номер дома, в котором жил великий Яхья.

Он вышел на площадку дома, широко раскрыл руки, не успев застегнуть халат. Надя заметила болтающийся отросток и сплюнула.

− Что так поздно, Надежда Константиновна, ну заходите, гостьей будете, самовар еще кипит. Я не сплю, как видите. У нас была договоренность с Ильичом, не стопроцентная, правда. Он должен получить посылку, а эту посылку мне надо забрать. Раздать завтра же нашим солдатам, нашим революционным полкам.

− Я…я по этому самому поводу, у него дома сундук, огромный такой и тяжелый, он пытается таскать его туда-сюда, пыхтит, пот с него текет, рубашка вся мокрая, не отстирать. Я увидела, ахнула и побежала. Срочно одевайтесь. Если не утащите, я помогу.

−Да я, практически готов, мне только тапки надо сменить.

− Не надо, какие там тапки, − сказала Надя в ужасе, − революция ждать не может, идем!

Они тут же покинули Певческий переулок, где жил Эйно Яхья.

Пять минут спустя они уже были на квартире Ленина. − Архи возмутительно! Архи возмутительно, − повторял Ильич одну и ту же фразу.

− Что случилось, Эйхуя, Эйхуя? − спросил Эйно, назвав самую секретную кличку Ленина.

− Да вот только что с заседания Центрального комитета, сегодня 10 октября, а переворот должен был состояться уже 7−го. Они просто ослы. Проморгать власть! Да ее возьмут другие, корниловцы, например. И вот, Эйно, тут сундук с деньгами. Рабочие Москвы собрали по рублику, по два, обменяли в банке на упакованные десятки и прислали…поездом на содержание пролетарской армии. Забери этот сундук и как только рассветет, раздай пролетариату в погонах. А мне еще принесут.

− Но Эйхуя, дорогой, время такое, сам знаешь: я чичас выйду с этим сундуком, а меня в переулке поймают наши пролетарии и захотят посмотреть, что я несу в три погибели. Я…я не могу так. Давай подежурим оба, а как только рассветет, вдвоем и потащим этот дорогой сундук.

− Нет и еще раз нет. Я подниму Инессу, с нами пойдет и Надя, возьмем тележку, сделаем муляж больного ребенка и вчетвером потащим к тебе на квартиру, − сказал Ленин и захлопал в ладоши.

Тут же выскочили обе женщины, встали каждая у своего порога, выкатив глаза, и ждали команды.

− Срочно и это архи важно найти куклу, обмотать ее трижды — четырежды, так чтоб получился вид ребенка. Мы его погрузим на тележку и увезем к Эйно на квартиру. В этом ящике находятся ценные документы будущего переворота, согласованного с членами ЦК.

Обе дамы знали, что Ленин лукавит, а точнее врет, но на этот раз вранье было принято всерьез. Ведь такого еще не было. Среди ночи, когда все спят, тащить какой-то сундук в другой переулок, да еще вчетвером, такого просто не было раньше.

Пока женщины мастерили бутафорию, два еврея пытались поднять сундук с деньгами, и никак у них не получалось.

− Эйхуя, ты сачкуешь, подходи ближе и держись за угол, − укорял Эйно Ленина.

− В моей башке мировая революция бурлит и этого достаточно. Ты хватай за три угла, а я только за один, Это архи важно, − огрызался Ленин.

− Ты представь, что ты мужик, сибирский крестьянин, и у тебя сундук полный золота.

− Гы, да точно, что ты раньше не сказал, − произнес Ленин, схватив сундук, и без труда взвалил его на плечи, сделав при этом два выстрела из заднего отверстия. − Именем мировой революции, идем! Бабы, следуйте за нами. Никакой тележки не нужно. Ваша задача − наблюдать. Если капиталисты-империалисты попадутся, подавайте сигнал. Можно чихнуть, кашлянуть и сделать негромкий выстрел из задницы. Эйно, идем! Мы смело в бой пойдем в борьбе за это…, − пытался запеть Ленин, но как только очутился на улице, тут же замолчал и стал прислушиваться. Инесса в ночной рубашке чихнула, Ленин немедленно отреагировал: он тут же сбросил сундук, снял пиджак и накрыл его.

− Это я от прохлады, что так испугался. Взваливай на плечи и тащи. Тоже мне вождь.

− Эйно, возьми ты, а я буду держаться за ремень, чтоб не сбежал.

− Не волнуйся, Ильич! только вчера получил получку в партийной кассе…90 тысяч золотых рублей. Члены нашей партии пока живут не бедно…на немецкие деньги. Они просто молодцы, исправно платят.

Какая-то ночная птица пролетела да прямо над лысиной Ильича.

− Это генерал Корнилов, − заревел вождь и тут же содрал кофту с Нади, чтоб замотать голову.

15

− Янкель, дорогой! как я рад! И мировая революция тебе рада. Ты разработал уникальные методы конспирации на Урале. Все работают в одном направлении, преследуют одну и ту же цель и никто не знает, кто чем занимается. Это архи секретно, архи важно. Эти методы и останутся политике нашей партии до конца света. Мы постареем, мы уйдем, а методы останутся. Ты выдающийся марксист-ленинец, Янкель! — Ленин растопырил руки и заключил Кацнельсона, будущего Свердлова, в объятия, трижды чмокнул его в бородку и прижал к груди. Два еврея были приблизительно одного роста, одного нрава, но разных возможностей: Ленин был рожден командовать, а Кацнельсон б˗ исполнять волю старшего, правда одного˗единственного. И этим единственным был его друг Ленин. − Ты − настоящий друг. И не только друг, но и выдающийся марксист. После изучения моей статьи «Марксизм и восстание», ты блестяще сдал экзамен, а после сдачи экзамена, дело сдвинулось с места. Ты стал меня поддерживать, а меня поддерживать, это все равно, что себя поддерживать, Янкель, мой дорогой еврей, памятник тебе будет в Свердловске и город будет носить твое новое имя ˗ Свердловск все пять тысяч лет, Янкель. Вождь мировой революции, то бишь я, собирается дать еще одно поручение, оно более важное, более своевременное, чем то, которое я давал тебе месяц тому назад. Это архи важное поручение, сука буду, он всех ублюдков схватит за шиворот и на сковородку…поджарить жирные зады и отдать пролетарским псам.

− Великий и мудрый Бланк! два еврея − это сила, неодолимая сила, а нас, кажется 25 особей, назначенных самим богом.

− 25? обижаешь, Янкель. В Петрограде 250 тысяч евреев, и я. А я ˗ это сто миллионов евреев и все мы готовы сражаться за дело мировой революции, отдать свои жизни, если партия потребует и лично я, поскольку я и партия ˗ это одно и то же. Конечно, есть среди них и такие, кто просто зарабатывает деньги, а так как у нас денег куры не клюют, то нам это позволяет содержать их всех довольно прилично. Но…Янкель, учитывая твои дипломатические способности, а ты очень, очень хороший дипломат, твое умение приспосабливаться, разоблачать, выстраивать нужную тебе линию, делать из врага друга на определенный период, то партия тебе поручает очень деликатное дело. Никто не справится с таким поручением, а ты справишься, ты дипломат новой ленинской эпохи.

− Не томи душу, Вольдемар, жид, которому нет цены со времен создания Торы. Раскрывай секрет поручения, а то я могу потерять интерес к жизни в коммунистическом раю, то бишь, к твоему поручению.

− Потерять интерес к поручению партии? Янкель, я тебя не узнаю. Повтори еще раз, что ты сказал, и наши дороги разойдутся навсегда, как два мамонта, сука буду. Но прежде скажи, сколько ты получаешь в партийной кассе? вот вчера, сколько ты получил золотых рублей, е….твою мать?

−Триста тысяч, − ответил Кацнельсон. − До апреля получал по 4500, а потом ты, Вольдемар, разрешил, сколько совесть позволит. А так как ты совесть ниспроверг, то…, сам понимаешь…

− А знаешь ли ты, что поручик в царской армии получал всего 55 рублей, а городовой всего 40 в месяц. Откуда у нас такие возможности, ты не задумывался?

− Партийные взносы, всякие мухляжи, типа женитьбы членов нашей партии на богатых невестах, грабежи или экспроприация как ты это называешь, − пробовал отбояриться Кацнельсон, завтрашний Свердлов, замечательный сын русского народа, чьим именем будет назван Екатеринбург.

− Янкель, ты неграмотный. Это все копейки. Нас Германия подпитывает, и… только никому ни слова, американское еврейское лобби, об этом знают только два человека ˗ я и Бронштейн. У нас денег ˗ куры не клюют, мы не знаем, куда их девать. Кстати, вопрос, который мы затронули, имеет отношение к поручению партии, которое я хочу тебе поручить. Члены ЦК зажрались, они не хотят ничем рисковать. А зачем? да на одну получку в Питере можно особняк купить. Кто обычно берет оружие в руки? беднота, вот кто. Капиталист, ни при каких условиях не возьмет ружье в руки. Наши члены ЦК обуржуазились. Я должен лишить вас всех особых привилегий.

− Володя, ну давай же выкладывай, что ты хочешь, какое задание поручает мне партия, и я сдаюсь. Янкель всегда добросовестно выполнял задания партии и ее вождя, − произнес Кацнельсон и чуть не заплакал, давая понять, что он уже измучен, что Ленин слишком строг к нему и что, в конце концов, еврей с евреем так не поступает.

− Вот это, чего я от тебя ждал, Янкель. Теперь можно простить тебе все грехи против партии. Ты понимаешь, в чем дело? мне как вождю нужна поддержка: мои цыплята зажрались, они не хотят воевать, они отказываются брать власть в свои руки. И мне остается один единственный выход − обмануть их где-то, в чем-то, они потом благодарить меня будут за этот обман. И ты будешь свидетелем этого, так называемого, обмана в интересах мировой революции.

Ленин понял, что берет своего собеседника в клещи, и стал расхаживать по комнате, заложив руку за жилетку, изредка посматривая на уже исказившееся лицо Кацнельсона − Свердлова.

− Мировая революция требует жертв, Янкель, я это все время говорю, и меня отказываются понимать мои соратники, те, кого я породил, вскормил, взрастил, вложил в них свою душу, свою идею, свое сердце и направил их мозг в нужное русло. Ты это понимаешь, Янкель, будущий Свердлов?