— Он остался снаружи и велел мне найти молодого человека, который пришел один.
— Он назвал свое имя?
— Ни свое, ни ваше.
Ванго покосился на двоих мужчин, беседующих в дальнем конце зала. Видимо, его маневру не суждено осуществиться.
— Скажите ему, что он меня с кем-то перепутал.
С этими словами Ванго встал с дивана.
— Мне кажется, у него срочное дело, — сказал гренадер.
— Но кто же он?
— Да вот!
И Ванго увидел Зефиро: бледный как смерть, пряча лицо, тот занял место рядом с ним.
— Сядь, — шепнул он.
Ванго повиновался. Натянутый как струна, Зефиро сидел неподвижно. Наполеоновский солдат исчез.
— Нужно уходить, — сказал падре.
Он произнес это, почти не разжимая губ. К пианисту подошел человек с аккордеоном, и они заиграли вместе французский канкан в замедленном, убаюкивающем темпе.
— Я понял, — продолжал Зефиро. — Я наконец-то все понял.
Ванго же ничего не понимал.
— Когда ты ушел, я поднялся на башню, чтобы осмотреть в бинокль комнату Виктора. Там мыл окна какой-то человек. И тут у меня возникло подозрение. Я вышел на улицу, позвонил в отель…
— Вы с ума сошли!
— …и попросил соединить меня с номером мадам Виктории. К телефону долго никто не подходил.
— А потом он ответил?
— Нет, — сказал Зефиро, почти беззвучно. — Он и не мог ответить.
— Почему?
По лицу Зефиро стекали капли пота.
— Потому что сейчас он сидит впереди нас.
Ванго вскинул голову.
И взглянул на затылок «адвоката».
Этот таинственный человек, который уходил, когда Виктор ложился спать, человек, который ненадолго возникал ранним утром, якобы будил Виктора и снова исчезал…
Этот человек и был Виктором.
— Да, нужно уходить, — сказал Ванго.
— Я хорошо его знаю, — произнес Зефиро мертвым голосом. — Наши лица навсегда запечатлелись у него в памяти. Я тот, кто предал его пятнадцать лет назад, когда был его исповедником. Я тот, кто пытался выдать его Булару. Он меня не забыл. Он узнает нас даже в многотысячной толпе. Если он сейчас обернется, мы погибли…
— Так зачем же вы вошли? Нужно было остаться на улице.
— Потому что, пока я ждал у дверей, подъехали четыре машины с его людьми. Им наверняка выдали наши фотографии. Они сторожат у входа.
Ванго задрожал всем телом.
— А от кого вы узнали, что я здесь?
— От моего верного помощника, малыша Тома Джексона. Он следил за тобой.
И тут торжественно — словно он ждал, когда прозвучит его имя, чтобы выйти на публику, — из-за портьеры входной двери появился Том Джексон собственной персоной. Его вел за руку озадаченный гренадер.
— Мистер, вы оставили своего мальчика на улице, он упал, он плачет, он расшибся до крови, он требует вас. Уж и не знаю, что мне делать!
Зефиро вытаращил глаза. Том бросился к нему на колени. Ванго не спускал глаз со спины Виктора.
Солдат щелкнул каблуками и удалился.
— Обнимите меня покрепче, — шепнул Том, — прижмитесь ко мне лицом и выходите.
— Господи боже… — выдохнул падре.
Он никогда в жизни не брал на руки детей. Впрочем, и Тома никто никогда не носил на руках. И сама эта мысль — спрятать лицо, обнимая другого, — привела обоих в смятение. Они смотрели друг на друга почти с испугом. Но тут в зал вошли двое охранников Виктора.
— Делайте, как он сказал, — прошептал Ванго. — Втроем нам выходить нельзя. Я как-нибудь выпутаюсь.
Падре встал, прижал к себе Тома и двинулся к двери.
«Адвокат» не обернулся; он говорил, а Ирландец слушал.
Когда Том и Зефиро скрылись из виду, Ванго оглядел зал.
У двери в кухню, в глубине помещения, висела картина с изображением нормандского пляжа, усеянного ракушками. Через эту дверь можно было бы выйти. Но Ванго не доверял всем этим служебным и запасным выходам: их всегда охраняли не хуже, чем парадные. Куда больше его заинтересовал дверной проем справа от кухни: между обрамлявшими его портьерами виднелись ступеньки, ведущие наверх, в полутьму. Лестница! Во всех побегах Ванго неизменно спасала высота.
Он выпрямился очень осторожно, словно боялся кого-то разбудить, и на цыпочках пошел к выходу.
— Ваш стакан воды, молодой человек!
Ванго обернулся.
— Вы не хотите заплатить за стакан воды?
Официантка, подбоченившись, глядела на него в упор; бретонский чепчик покачивался у нее на макушке. Люди Виктора стояли у бара как раз за ее спиной.
Ванго порылся в карманах, вынул мелочь.
— Мне кажется, вы собирались ужинать, — проворчала она.
— Я передумал.
— Тогда вам туда, в другую сторону.
— Я только хотел…
— Там у нас кабинет хозяина, клиентам туда нельзя.
— А хозяин…
Девушка указала пальцем куда-то назад. Ванго машинально обернулся и сперва увидел Ирландца: тот так низко склонился над тарелкой спагетти, что разглядеть можно было только его бычий лоб. Значит, вот кто хозяин заведения! Скользнув по этому лбу, взгляд Ванго встретился с глазами другого мужчины, который сидел напротив Ирландца и отражался в зеркале за его спиной. Это был Виктор Волк.
И он пристально смотрел на Ванго.
Виктор даже снисходительно улыбнулся ему, точно старому знакомому, встреченному в весьма сомнительном месте. Потом одним движением выхватил из-за пояса украшенный серебром пистолет, попросил извинения у хозяина, развернулся на сто восемьдесят градусов и прицелился в Ванго.
Зефиро и Том услышали выстрел, когда уже отошли далеко от ресторана.
— Это в него? — спросил Том, остановившись под фонарем.
Зефиро стоял поодаль, в тени. Он не хотел, чтобы Том видел его растерянное лицо.
— Это в него? — переспросил Том, уже готовый мчаться назад.
Повисло тяжелое молчание.
Зефиро несколько раз яростно пнул стену. И схватился за голову. Если это случится, он никогда себе не простит.
Том подошел к нему:
— Падре…
Раздался еще один выстрел.
— Идем, малыш, — сказал монах, не оборачиваясь. — Я не знаю, что там такое. Пошли, надо уходить.
11
Комната с привидениями
На каждой площадке Ванго пытался открыть дверь, но все они были заперты. Взбегая по ступенькам, он слышал шум — внизу уже поднялась суматоха.
Когда прогремел первый выстрел, люди Виктора тотчас ворвались в ресторан. Они едва не смели наполеоновскую гвардию в медвежьих шапках. Посетители с паническими воплями попадали на пол.
Виктор Волк уже сидел в автомобиле с зашторенными стеклами и раздавал указания своим соратникам.
— Это Ванго Романо. Он нужен мне живым.
Он говорил ровным голосом, но внутри у него все кипело. Стараясь ранить, а не убить Ванго, он промахнулся. У Виктора не было выбора: только этот чертов мальчишка мог привести его к Зефиро, предателю Зефиро, который до сих пор жаждет его смерти. А пока что Ванго сорвал переговоры с самым богатым партнером, с каким Виктору когда-либо приходилось иметь дело.
Сам Ирландец давным-давно исчез, пройдя через кухню в окружении троих дюжих охранников, ужинавших неподалеку от него. У черного хода его поджидал другой автомобиль. Банкир уже много лет держал службу безопасности, достойную президента Рузвельта.
С самого начала группа преследователей потеряла несколько драгоценных минут. Ванго удалось закрыть за собой дверь в зал: засов был только с его стороны, и люди Виктора оказались отрезанными от лестницы. Им пришлось потрудиться, чтобы выбить ее с помощью пятидесятикилограммовой деревянной колоды, на которой в более мирное время рубили свиные туши.
Метрдотелю было приказано не вмешиваться, но при каждом ударе он испускал горестный крик.
Наконец преследователи раскидали обломки двери и, толкаясь, выбежали на площадку. Лестница спиралью шла наверх вокруг кирпичной колонны. Здание представляло собой узкий восьмиэтажный дом. Люди Виктора, как и Ванго, ломились в каждую дверь на своем пути. К счастью, колода не проходила в лестничный проем.
— Да не мог он никуда войти! — кричал метрдотель. — Все комнаты заперты. У меня даже ключей нет. Это бывший отель. Ищите наверху!
Так они и сделали. На последней площадке обнаружилось слуховое оконце, выходившее на крышу, но расположенное очень высоко. Тем не менее оно было открыто настежь. Двое мужчин подсадили третьего, четвертый вскарабкался ему на спину и вылез на крышу. Через несколько мгновений в окне показалась его голова.
— Да, он прошел этим путем. Глядите!
И он помахал серым картузом, найденным на крыше.
— Тут все крыши плоские и соединены друг с другом. Он мог уйти в любую сторону.
Остальные тоже начали было карабкаться к окну.
— Так мы его не поймаем, — вдруг сказал главный.
Преследователи замерли и посмотрели на него.
Это был Доржелес. Он стоял понурившись и уже понимал, в какую ярость придет Виктор, когда услышит его отчет.
— Спускайтесь все! И чтоб я больше вас не видел!
Человек, стоявший на крыше, медлил, не решаясь выполнить приказ.
— А вы посторожите там еще с часок, — сказал ему Доржелес. — Мало ли что…
И он подозвал к себе метрдотеля, который собрался идти вниз вместе с остальными.
— Останьтесь на минутку.
Когда все ушли, Доржелес сказал:
— Объясните Ирландцу, что мои люди всё приведут в порядок. Сюда уже едет плотник, чтобы починить дверь. В котором часу у вас обедают?
— В полдень.
— Все будет сделано до полудня. Что с полицией?
Метрдотель успокоил его:
— Она не приедет.
— Почему?
— Ее просили не беспокоиться.
— А посетители?
— Они будут молчать.
— Почему?
— По той же причине.
Доржелес кивнул. Потом добавил:
— Главное, не забудьте передать своему патрону следующее: мой шеф надеется, что это происшествие никак не помешает их переговорам. Это мелкий инцидент личного характера, который больше не повторится.
— Я передам.
Доржелес вздрогнул: ему послышался какой-то шорох.
— Вы уверены, что он не мог сюда войти? — прошептал он, указывая на ближайшую дверь.
— Уверен. Все заперто крепко-накрепко. Посмотрите на замки. В эти комнаты уже пятнадцать лет никто не входил. Настоящий музей…
И метрдотель спустился на несколько ступенек.
— Не знаю, чем он вам насолил, этот парень, но думаю, что в его интересах поскорей убраться подальше.
Доржелес последовал за ним, и оба вернулись в ресторан.
«Подальше? Ну уж нет», — подумал Ванго.
Поднявшись на крышу, он спустился по фасаду и влез в окно одной из запертых комнат — прямо рядом с Доржелесом.
Когда суматоха улеглась, он огляделся. Музей?.. Нет, это помещение с толстым слоем пыли на мебели и спертым воздухом больше походило на склеп. Кровать и тумбочки были почти не видны под призрачными сетями паутины. Ванго прошел по этому гостиничному номеру, выпавшему из времени. Впрочем, на стене висел календарь 1922 года. Поразительный контраст между этим убожеством и роскошью интерьеров на первом этаже! Это надо же было придумать — открыть шикарный ресторан в дешевом борделе.
Прошел час, и Ванго услышал грохот на лестнице, а затем истошный крик. Этого он и ждал. Человек, оставленный на крыше, покинул свой пост. Его бросили там одного, и, чтобы вернуться, ему оставалось только спрыгнуть. Ванго слушал, как он ковыляет по ступеням. Путь был свободен.
Он подождал еще немного. Затем вылез на кирпичный подоконник и вскарабкался на крышу. Там он нашел свой картуз и взглянул на город, окутанный ночной темнотой. Вокруг все было землисто-серым. Даже здесь, наверху, Ванго казалось, что он очутился в какой-то яме, настолько высокими были окружавшие его башни. Из каминных труб выбивался дым. В нескольких окнах еще горел свет. Кое-где на балконах даже слышались голоса, а во дворе из подвалов доносились песни.
Ванго ушел по крышам.
На рассвете он встретился с Зефиро на верхушке башни, среди строительных лесов. Падре выглядел плохо: он стоял с изможденным лицом, бессильно привалившись к перегородке. Его терзал ужас, стыд за все случившееся с Ванго этой ночью, ведь из-за него парень угодил в ловушку. Он только что уволил Тома Джексона, наградив его премией в два доллара. Зефиро больше не желал вовлекать мальчишек в свою безумную затею. Отныне он будет вершить правосудие в одиночку. Всю ночь, стоя на коленях, он молил Бога, чтобы Ванго вышел живым из этой передряги. Его брюки были протерты до дыр.
Тем не менее падре встретил Ванго холодно, не зная, как выразить охватившее его волнение. Он надвинул шляпу на глаза.
— Забирай свои вещи. Я не хочу тебя здесь видеть. Ты мне больше не нужен.
Юноша молча смотрел на него. Второй раз за его короткую жизнь падре прогонял Ванго.
— Убирайся сию же минуту!
Ванго сложил в сумку свои пожитки, тайком сунул в молитвенник Зефиро один из оставшихся рубинов и подошел к нему.
— Падре…
— Уходи, Ванго.
И Ванго ушел.
Утром официантка ресторанчика «Ла Рокка» пришла на работу первой и увидела молодого человека, спавшего на пороге. Перевернув его на бок, она узнала Ванго.
Он открыл глаза.
Девушка улыбалась.
— Я же говорила, lupo, что ты плохо кончишь…
Ванго прижал к себе сумку.
Официантка перешагнула через него и отперла дверь.
Он встал, отряхнулся. Эту девушку он видел всего однажды, но сразу подумал о ней. Никого другого он в Нью-Йорке не знал.
Стоя на пороге, он сказал:
— Мне нужно где-то пожить несколько дней.
Девушка уже молола кофе.
— Дверь закрой! — крикнула она ему.
Соблазнительный аромат заставил Ванго подойти к стойке. Он смотрел, как девушка сосредоточенно вертит ручку кофемолки. Ее глаза были густо обведены черным карандашом.
— Мисс, я ищу…
Она прервала Ванго на полуслове:
— Я уже слышала.
Она разгрызла кофейное зернышко. Ей было приятно видеть этого парня и совсем не хотелось его отпускать.
— У нашего хозяина есть наверху две комнатки, — сказала она, — но он скряга, каких мало, и даром ничего не дает. Тебе придется заплатить.
— Да мне от скряги даром ничего и не надо.
Девушка снова улыбнулась и продолжила молоть кофе.
— Подожди здесь. Его зовут Отелло. А меня Альма.
Она взяла ведро с водой, тряпку и за двадцать минут до блеска натерла паркет, оставив нетронутым островок под стулом Ванго.
Ванго дремал; минувшая ночь лишила его сил. Он понимал, что, прогнав его, падре, быть может, спас ему жизнь. Но стоит ли эта жизнь спасения? У него больше никого не осталось. Даже Этель и та запретила ей писать. Хуже того, в ее письмо был вложен голубой платок с именем Ванго и загадочной фразой: «Сколько держав даже не подозревают о нашем существовании».
Уходя от Зефиро, он оставил ему этот голубой лоскут — ненужное воспоминание.
Рядом с ним на стойке возникла чашка кофе.
— Я знаю, что он умер, — сказала девушка.
— Кто?
— Человек, которого ты искал. Кафарелло.
— Где?
— В тюрьме «Синг-Синг».
— Откуда вы знаете?
— Его вырезали.
Ванго вздрогнул.
— Кого вырезали?
— Ну, репортаж вырезали из газеты.
— Ах, вот что…
— Да прямо с фотографией. Вон там он висел.
И она указала на доску под бутылками с ликером.
— Я его выбросила в помойку.
— Кого?
— Да репортаж этот. Страх на меня наводил.
— Почему?
— Он ведь иногда заходил к нам. Вот прямо тут и стоял, как ты сейчас. И…
— И что?
— Как подумаешь, что он сотворил.
— А что же он сотворил?
— Ты разве не знаешь? Тогда зачем ты его искал?
— Что он сотворил?
— Сбросил девушку с нового моста над Бронкс-Килл[9]. За это его и арестовали два года назад.
Ванго молча смотрел на Альму.
Почему он никогда не задавался этим вопросом: в каком преступлении обвиняли заключенного из «Синг-Синга»? Опустив глаза, он бессмысленно уставился на белую пенку в чашке кофе.