Девушка, сброшенная с моста.
Жестокость этого преступления меняла все. Странное дело: Ванго очень не хотелось верить, что казненный — Джованни Кафарелло. Но после рассказа Альмы он все-таки решил, что речь действительно шла об убийце его родителей. Вполне возможно, что настоящий Кафарелло мертв и похоронен в общей могиле «Синг-Синга»…
— Так о чем ты хотел с ним поговорить? — снова спросила Альма.
— Кто эта девушка, которую он сбросил с моста?
— Ее имя было в газете. Но я уж не помню. Никто ничего о ней не знал. Кажется, Мария… Или Лаура. Да, точно, Лаура. Она приехала в Америку одна, за полгода до своей гибели.
В этот момент в ресторан вошел хозяин. На плече он нес целый окорок, а ногой катил маленький бочонок.
— Ну-ка, подсоби мне, bella![10]
Альма поставила бочонок на место. Затем ушла вместе с хозяином на кухню.
— Кто он, твой жених? — спросил хозяин.
— Он мне не жених.
Хозяин с удивлением заметил, что Альма слегка зарделась, а ведь она давно привыкла к сальным шуточкам, да и к «женихам» тоже.
— Это клиент, он хочет снять комнату Венди там, наверху.
— А он знает, что Венди там уже нет?
И хозяин расхохотался над собственной остротой, вероятно, вспоминая старушку Венди, которая только что съехала.
— Кончайте смеяться, я серьезно говорю.
Отелло насмешливо прищурился.
— Ах, даже так? Серьезно?
Альма не совсем точно описала своего хозяина, упомянув только его скупость. Это был добродушный и, в общем, порядочный человек. С ней он обращался хорошо. Любил пошутить и первый смеялся над своими шутками. Но он и впрямь был прижимист дальше некуда.
— Ладно-ладно. Как у него с деньгами, у твоего жениха?
Теперь и он говорил серьезно.
— Не знаю.
Хозяин вернулся в зал. Переговоры длились недолго. Ванго сразу принял условия Отелло, и тот оценил это не без сожаления. Все скряги таковы: если клиент не торгуется, они начинают жалеть, что не запросили больше.
— За постельное белье отдельная плата. И за газ тоже. Подушки вам нужны?
Ванго согласился и с этим. Первые двое суток он безвылазно провел в снятой комнате, лежа на отдельно оплаченной перине, под двумя отдельно оплаченными одеялами, уткнувшись лицом в две отдельно оплаченные подушки.
Встав наконец с кровати, он почувствовал, что отлично выспался и что голова у него свежая. Он подошел к окну и потянулся. На полу у порога лежали два или три счета, подсунутые под дверь. Спрятав их в карман, он спустился по лестнице. Было время завтрака. Чтобы попасть в ресторан, Ванго надо было пройти по улице. Падал снег, машины ехали медленнее, чем обычно.
Ванго вошел в зал и сел на диванчик. В кухне кипела работа. Казалось, Альма не замечала его. Но когда он заказал яичницу, она издали ему помахала.
Посетители валом валили в ресторан, и по тому, как они топтались у порога, втягивали в себя теплый воздух, отряхивали снег с обуви и приветствовали хозяина, сразу чувствовалось, как они довольны, что очутились здесь. Они словно одним прыжком перелетели через Атлантический океан и Средиземное море и вернулись на родину, в раннее детство, в воскресное итальянское утро. Отелло же беспокоился о сохранности половичка и то и дело кричал: «Эй, не так усердно!»
— Мне восемнадцать лет, а все меня держат за мамашу, — сказала Альма, ставя перед Ванго яичницу.
— Какой он был?
— Кто?
— Он. Кафарелло.
Альма ответила не сразу.
— Да не знаю. Давай больше не будем о нем. Хватит того, что ты выходишь из своей комнаты раз в три дня… И заказываешь яичницу!
— Но ты же с ним общалась.
— Ну да, как с обычным клиентом, и только. Оставь меня в покое. Я даже фамилии его не знала.
И она побежала к новому посетителю, чтобы взять у него шляпу.
Вернувшись, она задержалась около Ванго.
— Помню только, что он был вежливый и приветливый. Вот это меня и пугает, когда я думаю о нем. Неужто люди могут так ловко скрывать свою жестокость? Девушку, которую он убил, схоронили на Вудлонском кладбище, я об этом читала. Кафарелло и вправду был тихий. Он не говорил по-английски. В Нью-Йорке он чувствовал себя не в своей тарелке. Кажется, он долго работал на западе страны, на коровьей ферме. Хорошо разбирался в мясе.
— Значит, тихий и приветливый… — сказал Ванго.
— Вот это меня и пугает, — повторила Альма и убежала на кухню.
Ванго не знал, что и думать. Он принялся за яичницу. Желток был целый, как полагалось. А белок поджарился только по краям, и они были жесткие и хрустящие. Яичницу припудрили невидимым белым перцем.
Благожелательность Кафарелло не удивляла Ванго: Альма располагала к себе. Странно другое: почему, обладая похищенным с яхты богатством, он отправился пасти коров в американскую глубинку?
Ванго дождался возвращения Альмы из кухни.
— А он был богатый, ваш ковбой? — спросил он шепотом, когда она подошла забрать его тарелку.
— Да, у него всегда были при себе деньги. Много денег. Он не знал им счету. Наш хозяин это заметил.
Теперь все сходилось. И Ванго все больше верил в очевидное: этот Кафарелло был настоящим Кафарелло, казненным за свое последнее преступление — убийство молодой девушки на мосту над Бронкс-Килл.
Ванго резко встал из-за стола, вышел на улицу и зашагал прочь под снежными хлопьями. Альма глядела ему вслед через окно.
Сердце Ванго было полно горечи. Кафарелло умер и тем самым лишил его права отомстить — и узнать правду.
Он бродил по городу целый день, часто присаживаясь на скамейку и наблюдая за прохожими. Он знал, куда идет, но то и дело сворачивал в сторону, чтобы продлить путь. Он мог просидеть на одной скамье целый час и поднимался, лишь когда собравшийся на картузе и плечах снег грозил засыпать его с головой.
Он прошел по нескольким мостам и каждый раз смотрел вниз, на медленно текущую воду, смешанную со снегом.
До Вудлонского кладбища Ванго добрался уже в сумерках. Это было бескрайнее снежное поле, усаженное деревьями. Он постучался в будку сторожа, хотя знал, что его поиски обречены на провал: кладбище занимало десятки гектаров.
Ему открыл человек в пальто и вязаной шапке.
— Извините за беспокойство, — сказал Ванго, — я ищу одну могилу. Тут у вас похоронена девушка.
— Имя, возраст, дата смерти?
— Не знаю.
— Вы шутите? Как это вы не знаете даже ее имени?
— Возможно, ее звали Лаура.
— Возможно?
— Да.
Сторож шагнул было назад, но Ванго окликнул его:
— Погодите. Вы, может быть, вспомните: эту девушку убили в прошлом году или два года назад.
Тот вернулся и подошел к Ванго.
— Вы ее знали? — спросил он.
— Да.
— Тогда почему мне пришлось копать ей могилу совсем одному в разгар июня?
Он долго смотрел на Ванго, потом добавил:
— Ладно уж. Идите по этой аллее, потом сверните на пятую дорожку слева. Увидите деревянный крест между двумя деревьями. Там она и лежит, бедняжка…
Ванго уже шел в указанную сторону и кивнул на ходу.
— Слыхали, что говорил адвокат убийцы? — спросил сторож, с трудом поспевая за ним на негнущихся ногах.
— Нет, — со вздохом ответил Ванго.
— Самый паршивый адвокат на свете. Он заявил, что это была законная самооборона. И знаете, что он еще сказал?
Ванго не ответил.
— Он сказал, что девушка сама напала на обвиняемого.
Ванго не прерывал старика, но ему больше ничего не хотелось слышать.
— Сочинил целый приключенческий роман. Люди в зале даже смеялись. Он показал тетрадь, найденную при этой девочке, — якобы она хотела отомстить ему за давние преступления.
— Спасибо, я уже все понял.
Ванго остановился. Сторож доковылял до него и пожал руку.
— Примите соболезнования, — сказал он.
И ушел.
Еще несколько минут Ванго брел по аллее, оставляя в снегу глубокие следы, и наконец увидел деревянный крест. Зачем он пришел на эту могилу?
Ему негде было молиться за упокой души родителей. Вот почему его позвала к себе эта юная жертва того же убийцы, которая покоилась здесь, между двумя деревьями. И теперь вид креста, склонившегося под снежным гнетом, умиротворил его душу.
Ванго присел на корточки и замер, отыскивая в сердце молитвы или крики, которые помогли бы ему преодолеть гнев. Он так и не понял, почему Кафарелло оставил его в живых тем вечером 1918 года у Эоловых островов. Он думал о Мадемуазель. Неужели и она умерла где-то вдали, унеся с собой все тайны? Жив ли хоть кто-нибудь, кто может рассказать Ванго о его прошлом?
Он потянул вниз рукав пальто, чтобы прикрыть им руку, нагнулся и принялся стряхивать снег с камня у подножия креста.
Наконец он увидел имя — Лаура. Потрудившись еще немного, он очистил от снега всю плиту и разобрал надпись, сделанную масляной краской:
Лаура Вьяджи
Сапина 1912 — Нью-Йорк 1935
У Ванго подкосились ноги, и он рухнул в снег.
12
Тетрадь Лауры Вьяджи
Человек, которого директор тюрьмы и кладбищенский сторож в один голос называли «самым паршивым адвокатом на свете», проживал в очень красивом доме на Бродвее.
По всему фасаду шла череда статуй в человеческий рост. Ночью, при свете огней бродвейских театров, они казались армией призраков, среди которых нетрудно было узнать героев древнегреческих мифов — Ясона, Одиссея, Антигону, Геракла. На протяжении многих лет они бесстрастно взирали на идущих мимо простых ньюйоркцев.
Но нынче вечером один из античных ликов, в двадцати метрах от мостовой, мог сильно заинтриговать внимательного наблюдателя: у этого героя были живые глаза.
Ванго стоял на узеньком карнизе и ждал, когда внизу схлынут толпы театралов. Сначала на улицу выплескивалась волна зрителей, только что побывавших на «Безумствах Зигфелда» в театре «Зимний сад»; за ними выходили любители драмы, — одни хохотали, другие спали на ходу, утомленные затянувшимся спектаклем; и наконец на Бродвей возвращалась тишина. Потом разъезжались артисты. Огни на фронтонах гасли. Танцовщицы с затейливыми прическами эпохи древних китайских династий ныряли в такси, заваленные снегом.
Напротив дома адвоката, на фасаде одного из театров, висел рекламный плакат: «Вальтер Фредерик! Весь вечер один на сцене!» — с буквами четыре на два метра и гигантским портретом. Этот самый актер только что вышел на улицу в полном одиночестве, насвистывая песенку; его силуэт казался крошечным на фоне сверкающей афиши.
Ванго не мог знать, что три года назад они вместе нелегально летели на «Графе Цеппелине». Вальтер Фредерик, бежавший из Германии, быстро завоевал известность на Бродвее и в Голливуде.
Ванго удерживал равновесие, стоя на пятках на карнизе в центре фасада. Он ждал, когда наконец погаснет свет в окне над его головой. «Самый паршивый адвокат на свете» сегодня работал допоздна.
Однако вместо того чтобы погрузиться во тьму, окно распахнулось, и из него выглянул человек.
Ванго, укрытый складками гипсового хитона греческой богини, не шевелился. До него донесся запах табака. Он даже слышал легкое попыхивание сигареты при каждой затяжке.
— Снег, снег, снежок… — произнес курильщик; необязательно говорить что-то умное, если считаешь, что тебя никто не слышит.
Затем он бессмысленно пробормотал: «Ну вот, готово дело!» — бросил окурок вниз и захлопнул окно.
Минуту спустя свет погас. Ванго ждал. Наконец «самый паршивый адвокат на свете» вышел из подъезда прямо под ним, и его серая шляпа скрылась за углом.
Ванго вскарабкался на подоконник, вынул из кармана острый гвоздь, вскрыл оконный затвор и запрыгнул внутрь.
Первым делом он направился к письменному столу, где увидел стопку поздравительных открыток, готовых к отправлению. Он посмотрел имя отправителя — мистер Тревор К. Донахью. Да, это был тот самый человек, которого он искал.
На открытках он позировал в адвокатской мантии, на берегу речки, с огромной форелью в руках.
Ванго выдвинул верхний ящик стола. Скрепки были разложены по цветам, ластики обрезаны ножом, чтобы не пачкать бумагу, карандаши подобраны по размеру. И Ванго сказал себе: здесь нетрудно будет найти то, что я ищу.
Во втором ящике он обнаружил пять безупречно отглаженных рубашек. В третьем — зубную щетку с инициалами адвоката, прикрепленную резинкой к тюбику пасты.
«Где же его досье?» — подумал Ванго.
К кабинету примыкала другая комната — видимо, для секретаря. Здесь царил такой же безупречный порядок, но никаких досье не наблюдалось. Комната походила на зал ожидания: несколько журналов, картина на стене, телефон, стеклянная банка с золотой рыбкой.
Ванго опасался, что уйдет с пустыми руками. Золотая рыбка таращилась на него. Где же еще искать? Он уже собирался погасить свет, как вдруг зазвонил телефон. Поколебавшись, Ванго из любопытства снял трубку, но не произнес ни слова.
— Это ты? — спросил мужской голос.
Ванго не ответил, и человек громко расхохотался.
— Да я же знаю, что ты там. Я сижу внизу, в кафе, и вот увидел свет у тебя в окне. Я только вышел из театра. Сейчас поднимусь к тебе. И не вздумай изображать глухого, старина Тревор, — не забывай, что у меня есть свой ключ!
Ванго положил трубку. Отступив назад, он нечаянно скинул на пол банку с рыбкой и ударился спиной о перегородку. Банка разбилась вдребезги; одновременно с этим висевшая на перегородке картина сорвалась с гвоздя. Ванго взглянул на рыбку, исполнявшую на ковре танец живота, и поднял глаза. На месте картины обнаружилась стальная дверца сейфа. Ванго подошел ближе. Осколки хрустели у него под ногами. Он осмотрел сейф. На дверце с помощью ребристых колесиков нужно было набрать шестизначный код. В его распоряжении было меньше двух минут и миллион комбинаций.
Ванго наудачу потянул за ручку, но дверца не поддалась. Зажмурившись, он сделал глубокий вздох и попробовал на короткий миг влезть в шкуру «самого паршивого адвоката на свете». Через двадцать секунд бешеной работы мозга он кинулся в первую комнату, выдвинул ящик стола и схватил блокнот с телефонными номерами. Он открыл его сразу на букве «С», пробежал глазами страницу и наконец увидел то, что искал. Под телефонами Генри Джеймса Симпсона, Филипа Смита и Сантехники фирмы «Сарабанд» было написано «Секретный Код Дж. Эдвардса», а дальше шесть цифр. Ванго был одновременно ошеломлен и счастлив.
Он вернулся к сейфу. И в этот момент позвонили в дверь.
Ванго набрал первые три цифры.
— Открывай, недоумок!
Снова звонок.
Человек за дверью злился от нетерпения.
— Ну, смотри у меня, Тревор! Сейчас я сам отопру! Или у тебя там гости?
Последняя цифра на дверце.
— Я тебя слышу, Тревор!
Сейф открылся. Ванго увидел красную тетрадь, а рядом пачку долларов. Он схватил тетрадь и кинулся к окну. За дверью звякали ключи.
— А вот и я! — произнес голос.
Ванго спрыгнул на карниз и прикрыл за собой окно.
В этот миг незваный гость вошел в комнату.
— Тревор…
Гость сделал еще шаг и увидел на полу золотую рыбку среди осколков.
— Энди!
Он присел, подобрал рыбку, подбежал к бару, схватил две бутылки минеральной воды, бросился в прихожую, вылил воду в ведерко для зонтиков и запустил туда Энди.
Ванго спустился по фасаду с легкостью падающей снежинки. Он вернулся в Маленькую Италию и тут же наткнулся на Отелло — тот закрывал ставни ресторанчика.
— Я забыл включить вам в счет горячую воду, — сказал хозяин.
— Почему же, мы с вами договорились. Десять центов за литр.
— Одиннадцать в зимнее время, если быть точным. Доброй ночи, молодой человек.
— Доброй ночи.
— Знаете, Альма ждала вас допоздна. А вы где-то разгуливаете, будто вам все равно.
Ванго, не ответив, поднялся в свою комнатку.
Записи в красной тетради были сделаны аккуратным почерком, без ошибок. На первой странице значилось: «Эта тетрадь принадлежит Лауре Вьяджи». Когда девушка начала вести дневник, ей было двадцать два года.