- Четверть века у власти, и чувствую, что становлюсь все неприхотливее и не прихотливее. А где мой наследник?
- Дядька учит основам безопасности жизнедеятельности.
- Добре. А медсестра?
- Практикует навыки оказания помощи поперечным способом, по новым методологическим инструкциям.
- Добре. К празднику все готово? Ну, тогда я покажусь без помпезности - инкогнито, значит. Да попа пригласите. Все ж я как ни как а православный атеист. А теперь супчику мне и клозет без мух.
А Казначей подумал: почему динозавры боятся мышей? потому что в шкуре динозавра живет, пусть и маленький, но слон.
Кабала святош ожидала выхода сюзерена. Придворные построились по ранговому ранжиру. Некоторые были с пассиями. Званый раут без галстуков, по домашнему. По-домашнему объявился и сюзерен. Супчик пошел на пользу, мухи не испортили настроения, вечер казался томным. Спустившись легкой походкой с крыльца, опора демократии приветствовал вассалов дружеским рукопожатием и легкими фразами благодушия. Перебирая радостные потные ладони, ощущая поддержку в каждом рукопожатии, он уже в мыслях предавался эффекту, который произведет его появление на всенародно почитаемом празднике предков. Последнее рукопожатие - и можно бежать в народ, слиться с народом, стать частью народа и, чего греха таить, оттянуться, как и народ оттягивается: поводить хороводы, попрыгать через костер, пустить венок по реке, погадать на суженую-ряженую, испить Живой, хотя где ты ее возьмёшь, испить Мертвой водицы - и кто знает, кто знает, возможно и иные утехи взыграют в чреслах. Бегом, бегом в народ...
Протянутая рука зависла в воздухе и ждала последнего рукопожатия, но рукопожатие сторонилось объятий. И тогда значимые глаза первого лица стали лихорадочно искать причину задержки, - и нашли седые глаза незнакомого плешивого мужчины, с которым рядом стояла женщина, похожая на мать, жену, подругу, любовницу и на ту единственную, что изредка является во снах. И время остановилось, и раскрылась вечность.
"Я проходил мимо и видел тебя на скорбном празднике, когда ты почтил детей Моих и поклонился жертвам холокоста, без помпезности и в простоте. И это было любо в глазах Моих. И ты правил, и рука моя была в помощь тебе. И даже за подземелья твои Я не спрашивал с тебя, ибо по воле моей должны страдать люди сии, чтобы благоухать на небесах. И за золотой запас Я не укорял тебя, ибо народ сей достоин сего содержания. Но ныне вот Я против тебя.
За блуд служения иным богам, за праздничные служения не Мне, за твоё лицемерие необузданное, когда ты прикрываешь неискренность, злонамеренность притворным чистосердечием, добродетелью, - отыму от тебя разум, и вассалы твои будут показывать тебя за деньги желающим, и дети твои умрут в бедности на чужбине. А если покаешься, и призовешь имя Моё, то станешь творить доброе в очах Моих, и дам тебе добрых советников, а негодных людей твоих изгоню вон, и умножу богатства твои, и посажу на престол наследство твое после тебя."
И отступил человек тот и женщина его с ним и пропали между деревьями. И никто из присутствующих не обратил на них внимания. И пошли двое, как вода сквозь сито, между оцеплением и собачками, мило зажавшими куцые хвостики между ног. И заходящее солнце веером расплескавшихся лучей сквозь жидкие кроны долговязых сосен вирилловым светом отражалось во мхах и кустарниках. А густой траве, в небольшой ямке сидели пятнистые зайчата. И женщина побежала к ним.
- Стой! Это смерть.- И пошли двое, и не подходили к норе.
Казначей запаниковал. Он было сунулся за хозяином в лимузин, но хозяин буркмув что-то, захлопнул сам перед казначеем дверцу так, что бедолага, следовавший следом, чуть не выронил персональный ноутбук. Дверца захлопнулась, хозяин отъехали. Казначей впал в ступор, а потом и в тяжелую панику. Он осмотрелся. Придворные все видели. Казначей знал, что вся это челядь просто патологически не терпела в своем окружении его- такое всесильное лицо. Помявшись на дворе, обиженный до самых селезенок, что таить правду - у каждого из нас этих селезенок по сто штук и более. Так вот, обиженный по самые селезенки, Казначей прошел прямиком в кабинет, налил этак грамм столько, сколько предполагала данная ситуация и залпом, мелкими глоточками, выпил досуха бокал Мертвой водички. И потянуло его ко сну.
И вышел к вассалам дядька, дрессированно улыбаясь, да почесался в паху, да разрешил всем проследовать на праздник по желанию. И пошли вассалы веселой толпой к реке, где уже разгорались костры. А по трассе впервые за много, много лет, среди обыденного потока машин, пятничного потока машин, на допустимой ограничительными знаками скорости, ехал бронированный автомобиль без сопровождения, и отец с сыном наслаждались прохладой, текущей в открытые окна автомобиля.
29
Когда в яму свалился Венечка, Журба стояла у стены склепа и молилась. Богини просчитались. Им казалось, что в этом десятилетнем теле находится неопытная душа, которую преспокойненько можно использовать в своей великой цели: приготовить невесту Яриле.
Когда появился Озирис в образе Фараоновой собаки, Журба спокойно взяла из руки парня пистолет, спокойно опустила флажок предохранителя, напрягшись, передернула затвор, улеглась удобно на пол, подняла полусогнутые руки с пистолетом, направила ствол в дыру на потолке, задержала дыхание, - показалась морда собаки,- зажмурилась и плавно нажала на спусковой крючок: саданула в дыру. Гильза ударилась о кирпичную стену и мягко шлепнулась на лицо парня. Парень открыл глаза. Жива, Марена, Леля молча посматривали на девушку,- подарок для Ярилы представлял угрозу. Жива, марена, Леля отправились за инструкциями. Фикса сел на пол.
- Где научилась?
- В кино показывали.
- Попала?
- Нет. Тихо наверху.
- Дай мне.
- На.
Подросток потными руками сжимал теплый пистолет, направив его на дыру. Стояла тишина.
Выстрел вывел мага из состояния созерцания. Подобравшись кошкой, он расчетливо пружинисто, визуально просматривая пространство на все 360 градусов, бесшумно двинулся в сторону густых кустов дикой черемухи. Толстяк прикрывал сверху. Три богини одинаковых с лица в одинаковых платьях, подбоченясь, всплыли над деревьями, скорострельно провели совещание при помощи жестов, не обращая ни на что внимания, и быстро засеменили по воздуху, в сторону празднично убранной поляны у реки, - заметно спешили.
- Сестрички поспешают. - провожая взглядом надменных красавиц, констатировал Толстенький,- подмогу приведут. Знать, невеста строптивая попалась.
- Следи за небом.
- Не учи ученого. Сам берегись, собачка с норовом.
- Угу, кис-кис-кис, пёсик, не зли дядю, хвост на уши натяну.
Из кустов вышел пёсик размером с полулошадь, с морды капала кровь, с сосков молоко.
- Озирис, да ты сука.
Сука оскалилась.
- Извини, друг, обидеть не хотел. Где славяне, где египтяне? Это наша распря, местечковые раздоры. Тебе по статусу вклиниваться, что орлу мух ловить.
За спиной послышались осторожные шаги. Не поворачивая головы, Беллерофонт чуть сместился в сторону, спружинился в позе лучника. За спиной чуть сбоку стоял Художник с палкой посохом и внимательно смотрел на собаку.
- Это Озирис.
- А ангел чей?
- Хорошо. что ты его видишь.
- Чаще я вижу зеленых чертей.
- Похвально. Следи за сигналами ангела, а я с собачкой поболтаю.
- Дочь там?
- Да. С ней парень, у них пистолет.
- Тебя как звать?
И тут, как молния, озаряет тьму от края до края, так и подсознание Мага выдало ответ. И всё стало на свои места.
- Фрол.
Не меняя позы ног, Фрол присел на корточки, зачерпнув в ладонь свежеразрытый песок, сказал:
- Детей бы твоих закопать надо по-людски. А молоко чего из сосков капает? а, зайчишек кормила... ну это они всегда так, детей бросят, а чужие мамки их кормят. Вот теперь после твоего запаха ни одна зайчиха к тому месту не сунется. Иди. Корми детей, а я твоих пойду и закопаю, а ты иди к приемышам. Иди. Иди. И зла на нас не держи. Не твоя вина. Каждый ответит за дела свои. Иди.
Собака слушала, думала, а потом повернулась и неспешно, а затем все быстрее и быстрее побежала в сторону плешивенького лесочка, в котором - как чудо - водились зайцы.
- Ангел руками машет,- тихо сказал Художник.
Молодой человек быстро выпрямился, бросил взгляд на ангела, зависшего в метрах в ста над землей, вгляделся.
- Беда. Нам с этой сворой не справиться. Быстро достаем детей и рвем когти.
Бросились в кусты дикой черемухи, склонились над дырой. Опустили посох. Но тщетно, дети за посох ухватиться не могли.
- Прыгай, доставай дочку.
Художник больно приземлился на все конечности, вскочил, корчась от боли и защемления поясничного нерва.
- Быстрее, быстрее подсаживай девочку, да подталкивай, подталкивай под ноги. Тянууу....
Девочка пропала из виду. В яму полетел посох. Сверху не доносилось ни звука. Художник и Вениамин вслушивались в тишину.
30
Попа привезли. Вырвали из рук владыки. А надобность в попе отпала. Поп зашел в дом. Поцеловал и обмазал простоквашей жену, напился воды, умылся, облачился в праздничные одежды и пошел открывать церковь. Время начало служения было упущено. У церкви маялась приятная во всех отношениях миловидная женщина, одна воспитывающая непутевого внука. Много треб совершил священник за Вениамина, раба божьего, но раб божий о церкви и слышать не хотел. А женщина была настойчива в молитве и прошении.
Началась служба. Певчих не было, матушка подгорела на сушке сена, лежала дома, обмазавшись простоквашей, прихожане, т.е. уже захожане, подались к истокам - почтить Ярилу, а юница приходила исключительно на зорьке.
Юница! на зорьке!.. и священник бросился к кладбищу, на ходу бросая словами в прихожанку:
- Оставайся здесь, душа моя, молись с прилежанием.
Жизнеутверждающая толпа динозавров преодолевала пешим шагом плюгавый лесочек, чтобы тет-а-тет встретиться с народом, жаждущим праздника. Важных персон сопровождал почетный эскорт в виде верных друзей человека: четыре миловидных мастиффа, истинных "господинов воров". Друзья человека, как и подобает человеку, были юрки, подвижны и из кожи лезли вон, чтобы угодить господам динозаврам. И случай не заставил себя ждать. В густой траве, в небольшой норке под скатом низенького косогора прятались пожиратели плодово-ягодных насаждений, что так бережно выращивала всякая разумная тварь на купленном ей во временное пользование клочке земли. Дамы и господа только, только собрались возмутиться по поводу засилия окружающей среды разными там грызунами, как их лучшие друзья, походя, придушили выводок зайчат, и побежали вперед, ни мало не выражая своих чувств, кроме чувства преданности. Динозавры, вначале молча, а потом под разговоры, поспешили навстречу спускающемуся на землю солнцу. Ярила восходил над горизонтом во всем огненном величии. Свита бога расплескалась над землей армией перистых облаков. В церквях начиналось праздничное богослужение в честь Рождества Иоанна Предтечи.
" Порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?"
Священник в праздничных одеждах рассекал подбегом по многолюдной вечерней улице. Небывалое зрелище: закатное солнце и золотые ризы,- казалось, что по предместью быстро, быстро передвигается огненный факел.
А за углом священника поджидала свадьба. Лютиковы роднились с Синюховыми. Сам Лютиков в белоснежном костюме, кремовых штиблетах и галстуке, хватив грамм триста, всех достал слезливой жалобой о коварной суке. Эстета своим было не жалко, жалели его исключительно Синюховы, надеясь на хороший калым. У родителей жениха, конечно же, было чем скрасить трудности молодой семьи лет этак на тридцать, но и от чужого отказаться не посмели бы. Так они и держались друг за дружку: первый причитал, другие надеялись. Жена Лютикова, ныне Пионова, не отходила от молодых ни на шаг. Пионов, как депутат думы и глава концерна межведомственного департамента (я может чего и напутал, но у динозавров под хвостом не видно, им агамогенез присущ, т.е. бесполое размножение предпринимательской деятельности) находился при исполнении, поэтому вся свадьба рушила на поляну, где их поджидал обладатель шикарного хвоста с инкрустацией баннера на лацкане. Сам Лютиков плевал на инкрустацию, но сегодняшнее горе заставляла его держаться среди людей: у, сука, кусков на полста нагрела в твердой валюте, поймаю, из вольера не выпущу.
Невеста в подвенечно белом - благоухающий пион взбитого цвета, и жених в белом с оттенком бирюзовой слезы, кучерявый как флокс, и весь этот, объединенный оказией случая цветной палисадник, пестро двигались в сторону заходящего солнышка, где у реки зачиналось всенародное гулянье.
Пионова: а батюшку мы не приглашали, но раз такое дело...
Невеста: не вздумай платить. Я лучше эти деньги в костер брошу, чем попам отдам.
Жених: у попа была собака, поп ее любил...
Лютиков: собачка мояяя... батюшка. собачка то моя свинью мне подложила... может сглазил кто? Молебен совершить не грех? Кагору, винца импортного занесу... а, батюшка?
Гость 1: святой отец, святой отец, с нами, с нами, через костерок попрыгаем, женушку Яриле выберем, хороводики поводим, девок пощупаем...
Гость 2: господа, господа! Крестный ход, крестный ход налаживаем! Батюшка, затягивай аллилуйя... господу богу помолимся!
И тут народ пробило на искусство:
Полюбила я монаха,
Думала угодника,
А у монаха заболдаха
Больше сковородника!
Я ходила к батюшке
Во грехах покаяться.
И теперь он не поет-
Только заикается!
Священник проходил сквозь толпу, как иголка сквозь сено. И выбрался, и побежал к кладбищу, но остановился и пошел обратно к народу. Поп сейчас напоминал медведя, вставшего на задние лапы. Желтого медведя на задних лапах. Народ затих и приостановился.
- Не ходите на капище, православные! Не гневите Бога!
- А мы - православные атеисты!
И пошел народ на капище сквозь попа. Невеста и жених поравнялись со священником.
- Не ходите, дети!
- А у нас свои отцы есть.
- Не ходите, дети!
- Мужик! У тебя что, заело? Тебе же русским языком говорят: папа у нас свой.
И пошли мимо и запели весело:
- У попа была собака...
31
И снился Казначею сон!
И снился человеку сон!
И стал человек как бы не человек вовсе, а дух, свободный и совершенный!
И был дух один. Абсолютно один! Только бездна, и ничего кроме Бездны. И так растворился в бездне, что забывать стал естество своё. И уже не знал он: кто он и зачем он тут. И опротивело духу носиться над бездной до мурашек внутри. И Бездна, видя его одиночество, оплакивала его судьбу. И засыпала бездна, но и во сне продолжала горько вздыхать И восхотелось духу хоть постоять на чем-нибудь, успокоиться, прийти в себя, оглядеться. И провел дух рукой вокруг себя - и получился как бы круг и он внутри круга. И почувствовал на ладони как бы пыль - и плюнул на ладошку, и стал стирать как бы грязь с руки. Но грязь каталась между ладонями и скатывалась в шарик. И тогда понравилось это духу, и стал он собирать пыль вокруг себя и скатывать шар. И скатал шар увесистый и решил отдохнуть и положил шар и присел на него. И стало ему весьма хорошо. Но тут Бездна открыла от сна глаза, увидела, что натворил дух сей - и заплакала от разочарования, ибо не она скатала шар тот. И наполнили воды пространство внутри круга, и успокоилась Бездна и уснула. И посмотрел вокруг себя дух и как бы бездна над ним, под ним и с боков его стала более прозрачной. И тогда захотелось ему поговорить, и воззвал дух: да будет Свет! И стал перед ним Свет. И так стало духу хорошо со Светом, что не в сказке сказать, ни пером описать.
Осмотревшись и налюбовавшись светом, стал дух тот наводить порядок. Вначале громко приказал Тверди быть и отделить воду от воды, чтобы Бездна не вмешивалась в его дела. И застыла Твердь куполом, и посмотрел дух и назвал застывшую твердь небом. И пошел прогуляться по Небу. И вот в одном месте увидел как бы нечто иное, непохожее на однообразие. Присмотрелся, а это капельки воды образовали причудливую форму. И взял дух лучик света в руку и стал макать в капельки воды и рисовать. И долго так сидел в задумчивости. А когда взглянул на изображение - и вот перед ним светлое существо: белое и светлое, обликом как сам художник. И понравилось это художнику и пририсовал он как бы крылья и шутя дунул на изображение. Существо зашевелилось, встрепенуло крылышками, чихнуло, привстало на ноги, огляделось.