Художник принес девочку домой. Приготовил на скорую руку поесть, вскипятил воды, покупал дочку, уложил спать, и стал готовить перевязочный материал и кипятить воду.
Плотник и Фрол сели на скамейку, неподалеку от горящего здания, закурили и смотрели в огнь. Ангелы-хранители не докучали людям, а тоже смотрели, как по переулку уже мчится пожарный расчет да вдали у реки все сверкают огни.
Бравые парни эмчээс подкатили, оперативно развернули пожарный расчет, засучив рукава, направили на оранжевое пламя пушку и брандспойт и плюнули одновременно. Плевка хватило минуты на три, а потом пши-пши и кап-кап-кап. Бросились к ближайшему и единственному в округе пожарному гидранту. Но... пожарный гидрант ограждал монолитный забор, который и не всякий танк преодолеет. Хозяин забора и того, что за забором, милостиво разрешил пожарным дотянуться до гидранта рукавом. Рукава не хватало метров на десять. Тогда хозяин пожал плечами и пошел по гаревой дорожке в дом, а вместо себя оставил двух улыбчивых сторожевых бультерьеров.
Фрол и Плотник докурили и пошли по домам, прося людей уходить из деревни, без вещей, но с документами и детьми и животными. Но их гнали как нетопырей, а некоторые расторопные звонили куда следует.
А вдали у реки догорали костры, но праздник сдаваться не спешил. Свадьба пела и плясала. Только отцу невесты с каждой прожитой минутой становилось все хуже и хуже. Лютиков и воду пил, и Мертвой водой не брезговал, и валидольчика подсуетились вложить в немеющий рот сердобольные родственнички. Но млявость, а потом и обыяковость до окружающего только усугублялись. Лютиков прилег на вытоптанной травке и стал семенить ножками.
- Опять папаня нализался до чертиков. Эй?! поднимите это тело и снесите в авто, да влейте ему еще грамм триста, чтоб до утра дрых.
- Флоксик! через костер прыгать надо, а я за платье боюсь.
- С какого лешего через костер прыгать? костюм испачкаю.
- Надо, Флоксик, надо, а то богатства в доме не будет. Да и здоровья надо попросить, и чтоб как у людей всё! Три раза по традиции надо прыгнуть. Эй!? кто меня под руки держать будет? Красавцы! Взяли, да платье осторожно, уроды. Держите, потом с вами рассчитаюсь.
И пошли невесту через костерок жиденький да жалкий такой таскать. Охватили сильные руки атлетов с обнаженным торсом - и пронесли над чуть заметным пламенем и поставили. Развернулись да снова взметнули невесту под возгласы и улюлюканье пьяных зрителей, под сальные шуточки да скабрезные прибауточки. Да снова опустили белую и сияющую невесту на твердую земельку.
Ярила наблюдал, наливаясь ярким предчувствием оргазма; богини и свита сияли бледнотою лиц, что отражало наивысший восторг духовных испражнений. И над всем этим торжеством стояла красная луна, покрытая белыми плямами невидимых облаков.
И встрепенулась вдруг невеста. И освободилась от объятий парней, и подняла подол повыше и еще повыше, а про шлейф забыла, и разбежалась и с криком: все как у людей! подпрыгнула в воздух. И встревожила угли и блеснул язычок пламени и ухватился за шелковые кружева и обнял невесту во мгновение...
38
Вокруг церкви стояли зрители и комментировали.
- Вот если бы каменная была, то не так быстро сгорела бы.
- А тебе что, жалко? Попы новую отстроят.
- Да, попов на наш век хватает.
- А толку то что? Народ яко злыдни.
- Это точно. Пойти, пивка попить, а то смага мутит.
- Тебе бы зенки залить, а у людей такое горе.
- Ну, поплачь, а вдруг потушишь.
- А она подол поднимет, да как даст со всех щелей, вот и конец пожару.
- Ты мою бабу не тронь. Я сам ее трону.
- А кто тебя спрашивает!?
- Ой, смотрите!
И было на что посмотреть. Ворвался ветер, закружился водоворотом над пожарищем, а потом выхватил головни и угли и стал раскидывать вокруг. Упали головни на поповский дом, и пошел дом вспыхивать да гирляндой новогодней искриться в черное от звезд небо. Вышел на крылечко поп с попадьей, с чемоданом да сумками и не оглядываясь пошли из двора. А пока народ стоял в замешательстве, загорелась соседская банька, чей то гаражик, усадебка, коттеджик. Колыхнуло пламенем из конца в конец и зарделось разными оттенками,- кто какой огнестойкой пропиткой пользовался, таким цветом и горело.
Пожарные расчеты, прибывшие по тревоге, по приказу сверху окружили по периметру керосиновый заводик и готовились к отражению стихии. Вызванные с других районов пожарные расчёты застряли в пробке на выезде из города. Пятница. Уикенд. Праздник.
Гуляющие на празднике бросились в предместье, по лороге снося все на своем скорбном пути. Плакали дети захлебывающиеся от пыли и жара, кричали женщины, метущиеся в легкой праздничной одежде среди копоти и рева огня. Мужики спасали имущество. На воздух взлетела электро подстанция. Свет, связь и вода исчезли бесследно. Стали взрываться автомобили. Среди людей метались очумевшие дворовые и породистые коты и собаки. Куры и другая нехитрая живность нашего времени упорно рвалась на свободу из сарайчиков, но путь был один - на Пятое небо.
У единственного источника воды, колодца - журавля, собирались люди. Церковь и поповский дом быстро сгорели и не давали много жара. Люди черпали воду, пили, обливались и шли искать своих и имущество. Свадьба. Потеряв навсегда невесту и отца невесты пыталась общей массой отбить от пожара и бунгало эстета и дом пионовых. которые стояли забор в забор. Но большое количество мертвой воды и жажда задержали на некоторое время борцом, и этого времени хватило огню завладеть и элитным коттеджам и утонченным бунгало.
К Пионову пробрался посыльный и передал распоряжение сверху. Пионов, как единственно значимая должность в сложившейся обстановке, стал организовывать штаб спасения до приезда высокопоставленных чиновников. Нетронутым огнем оказалось двухэтажное кирпичное здание культуры, там и разместили штаб. Выставили по периметру карабинеров и приказали никого не подпускать к зданию. Женщины вначале приводили детей и просили их подержать, пока они будут пытаться что-нибудь спасти, но карабинеры выполняли приказ. Пионов часто подходил к окошку и пристально смотрел на кольцевую дорогу, по которой должен проехать чуть ли не сам канцлер. Женщин и детей он видел, и сердце его как то все такие замирало и хотелось помочь, но служебный долг был превыше эмоций. Инкрустированный баннер на лацкане пиджака кровоточил слезой в огне пожарищ, заставляя входящих подтягивать тело и застывать смирно, как при исполнении гимна.
И на кольцевой дороге творилось свето представление. Вначале пожара зеваки вылезали из своих авто и просто любовались зрелищем, разумеется снимая картинку на видео. Машин скопилось порядочно. Но когда стали прорываться скорые помощи и пожарные расчеты, зрители обиделись, что их заставляют убрать машины с трассы и не хотя стали сдавать кто вперед, кто назад. Вмешались карабинеры, но только полностью запутали обстановку на дороге. Некоторые спей машины попытались пробраться вне дороги, но крутые склоны автобана не давали возможности выполнить маневр. А со стороны города все пребывали и пребывали легковушки, вывозящие мирных граждан на заслуженный дачный отдых. А с другой стороны творилось почти то же самое, дорого то было кольцевой. Машины стали сталкиваться, дорожно-транспортное происшествие под протокол обязаны зафиксировать надлежащие органы - и потому столкнувшиеся авто не разъезжались. Некоторые машины все-таки съехали с дороги, но застряли, и ехать далее не могли - песок.
Начальник пожарного дивизиона попросил разрешения прийти на помощь погорельцам, но на него так цыкнули сверху, что начальник закурил, хотя держался года два. Керосиновый заводик нужен был городу, как заградительный форпост во времена столетней войны с инфляцией.
И только славянская нечисть веселыми венками полевых трав и венков растекалась по кровавому лику безмятежной водной глади, приветствуя Ярилино соитие. А у Ярилы солнце встало да на новую жену.
Народ то верит, что в эту ночь реки светятся особым призрачным светом, а их водах купаются души умерших в облике русалок. А по земле ходят ведьмы, колдуны и духи. Растения и звери разговаривают. А солнце на рассвете "играет". Увидеть эти чудеса, понять язык зверей и птиц можно с помощью цветка папоротника, зацветающего всего на миг раз в году. Цветок давал сверхъестественную способность видеть будущее и находить сокровища. И заполучить цветок мог всякий ну очень смелый человек. Так что вся славянская нечисть ждала, когда на пепелище распуститься папарать-кветка.
39
Детей собирали по пожарищу и отводили в мастерскую художника и Фрол, и батюшка и матушка и Плотник. Художник обмывал и обрабатывал раны и ожоги. Прибежала Эфра, притащила две фельдшерских сумки битком набитых всякой медицинской всячиной. Стала мазать всех зеленкой. Притащился и Вениамин с двумя тяжеленными коробами банок с консервами. На молчаливые вопрос: откуда? - махнул рукой, жадно напился и был таков. Вскоре вернулся с мешком муки, и опять исчез. Стали приходить измученные женщины. Пили воду, вздыхали, а потом начинали участвовать в общей спокойной кутерьме: кто уже готовил оладушки, кто мыл посуду, кто забавлялся с детьми. Мужики прибегали. Пили воду, бросали два-три слова и снова исчезали со двора.
Еще до рассвета прокатилась радостная весть: машины пришли! будут расселять по гостиницам. Женщины похватали детей и выскочили за дверь. В избе стало тихо, только дрова в печи гудели ровным гулом. Вскоре собрались все взрослые и Вениамин.
- Кажется, пережили, слава тебе Боже, - перекрестилась матушка.
Но мужчины не отреагировали на столь патетическое изречение, а сели у печки перекурить. Эфра спросила:
- Что скажет совет старейшин.
Плотник устало улыбнулся и ответил за всех:
- Будем держать круговую оборону.
- А я вернусь в семью, может, простят. Сына хочу воспитать, - вдруг озвучил сокровенное Фрол.
- А я не знаю, что после школы делать,- сказал Вениамин.
- А давай я тебе в художественное училище помогу поступить! Талант у тебя есть, - сказал Художник.
- А я здесь с матушкой остаюсь, церковь буду строить.
- И мы здесь обоснуемся, - сказал Плотник.
А за окном зачинался рассвет.
На площади у дома культуры творилось несусветное. По приказу Пионова свадебных родственников загрузили в автобусы. Народ возмущался. Но прибывшие военные не давали женщинам и детям сесть в автобуса. Под громогласные сигналы клаксонов и рупоров, свадебный кортеж покидал спаленную дотла деревню .
И тут выяснилось одно ужасное обстоятельство, на которое, в повседневной текучке, никто внимания не обращал - у всех жителей деревни действие страхового полиса истекло, а страховой агент из отпуска выйдет после выходных.
И тогда народ тихо озверел. Видя, что к штабу не пробиться, народ нашел других обидчиков, которые перед этим ходили по дворам и предлагали уходить из домов. Вот они - поджигатели! Вот они - всесветные возмутители спокойствия, виновники и. должно быть, поджигатели! И вначале один взялся за кол, второй за монтировку, и пошли толпой на дом художника, включая жен и детей, чтобы поквитаться с непонятными людьми. И окружили дом. И стали бросать на крышу головни. Но тут сверкнула молния, сполохами засверкали зарницы и пошел такой ливень, что смыл толпу со двора. Наступали воробьиные ночи.
40
Женщины собирались у супермаркета. Супермаркет выстоял в ту памятную ночь, и все еще давал хороший процент прибыли хозяину. Солнышко радовало подмороженным теплом. Укутавшись потеплее, женщины ждали по заведенной искони привычке открытия. Послеобеденного открытия. У младших школьников закончились занятия, и они кружились в играх неподалёку, поджидая родительниц, в надежде поживиться вкусненьким. Женщины сидели и разговаривали.
- А мой то вчера притащил с работы новый холодильник. Представляете. В Израиль семья уезжает, так проведав о нашей нужде, подарили новенький холодильник.
- А нам из Канады прислали. И стиральную прислали.
- А нам немцы посудомоечную машину прислали. Так мой отдал ее нервно психическим, в лечебницу. У меня то и посуды кот наплакал.
- Да, бабоньки, обживаемся потихоньку. Если бы не помощь со всего христианского света, то куковали бы на морозце.
- Может снег пойдет, вишь, как затягивает.
Сидели, смотрели на новенькие дома вытянутые по струнке вдоль прежних улиц. Чистенькие такие дома, похожие на финские домики. Из щепы и глины построенные всего за четыре месяца по немецкой технологии. Всем миром строили. Каких только сект и сектантов не перебывало.
К женщинам подошел местный писака-гусь, который перед тем злополучным днем уехал по семейной надобности в закрытую зону к своим больным родителям. Вернулся вчера назад.
- Ну как там Зона?
- А что ей сделается. Родители померли. Сколько сюда ни звал, отказались.. Вот думаю и сам туда перебираться. Дом то тю-тю, а когда начинали строить, меня не было.
- Да это что. Про нас власти совсем забыли, хоть мы тут под боком были. Сколько вы побегали. Погоревали. А им хоть кол на голове чеши. Нет страховок - нет и денег. Никчемные люди.
- Да. Было дело в начале. Бунт хотели поднимать. Да только против кого? Власти то формально правы - нет документов, значит и платить некому.
- Ты вот послушай и напиши там. С горя да великой депрессии стали мы к попу жаться. Деваться то с детьми некуда. То у художника табором ночуем, то в клубе, то у колдуна нашего православного, а больше домишек нет. Хорошо, что лето стоит. Мужики и кто постарше на улице в палатках, это вояки списанные выдали. Вот раз вечером нам батюшка и говорит: а не стать ли нам женщины на молитву. Подумали. Подумали. А что теряем то: всё и так потеряно, и встали. А на утро немец какой-то на пожарище завернул, ходит, фотографирует. А потом Плотника нашего плешивого... ну пришлец который. А ты не знаешь, он после пожара к нам приблудился. Так вот, увидал он Плотника, кепчонку с головы снял, чуть не в пояс кланяется. Плотник то наш немца обнял да и давай гергетать по-ихнему. Глядь, а через два дня фуры пошли, люди понаехали, строительство началось. Мы снова на молебен, да с крестным ходом. А нам из Канады да Америки да с Голландии и еще там оттудова все помощь шлют. Вишь, как расстроились. Теперь и зимовать нестрашно.
- А еще и технику нам домашнюю шлют, одежду новую.
- А власти как?
- А как обычно. Вон она власть наша видишь?
На пригорке просматривался как бы взорванный недавно толи бункер, толи дот, обнесенный толь забором, толь проволокой. Писака-гусь еще не полюбовался пейзажем, а женщины уже продолжали.
- Через неделю стали исполком отстраивать. Вот самосвалы и поехали, да только с окружной дороги налево. Вон там виднеются аж четыре новеньких коттеджа и пятый строят. И даже в новостях объявили: что государство прилагает все усилия в помощь погорельцам. А кто в домиках тех живет? Нам неизвестно. Да нам и не интересно. Пусть живут. Лишь бы нам не мешали
- А что, мешают?
- Еще как мешают. Стали мы дома оформлять, а они требуют документы на стройматериалы. Да проекты оформлять заставляют. А это деньги большие. Вот записали все село в тунеядцы, и требуют со следующего года налог по безработице выплачивать.
- А еще требуют за новые документы деньги вносить, старые то все погорели. Воду и газ не дают подключать. Списки кадастровые пересматривают.
- Денег нам как погорельцам ни копейки не выплатили. А денег с нас как с новоселов на тысячи потребовали.
- Жаловались?
- Жаловались. Самому главному жалобу сочинили и послали.
- Ответил?
- Три месяца ответа ждем. Голова то большая - пока до мозгов дойдет.
- На выборах за кого голосовать будете?
- Ни за кого.
- Против всех?
- Нет. Просто мы туда не пойдем. Решили окончательно, что не пойдем.
- Если мы пойдем да против всех проголосуем - значит, мы в выборах участие приняли, и они запишут это в актив. Ну а как там считают, то это даже уже ребенок знает. А вот если мы совсем не пойдем, чуешь! совсем не пойдем, то выходит что нам эта власть и не нужна вовсе.