Завтрак включал в себя термос кофе, мятный чай, молоко, лепешки трех видов, мед, масло, повидло, сок. Все было горячим, вкусным… и нереальным. Вчерашние страхи забылись. Испанцы умчали покорять город. Мама с сыном тихонечко разговаривали о своем, а мы, развалившись на диване, набивали животы.
Прежде чем отправится по музеям, решили заранее купить билеты в Касабланку, а после отправились на поиски Сада Мажореля. Упорно искали нужную улицу по карте, иногда спрашивая прохожих, которые отправляли нас ловить такси. А мы хотели сами! Прогулявшись по кварталу Гелиз – красивому современному району города, устав и обессилив, все–таки дошли к заветной цели! Туристический поток был виден издалека.
Он (поток) устремился в небольшой парк, где собрана коллекция растений со всего мира. Нет, это не ботанический сад. Здесь есть уникальные виды кактусов, бамбук, пальмы и водяные лилии, прудик с кувшинками и золотыми рыбками, в ветвях деревьев щебечут птицы, ярко–желтые и оранжевые скамейки, дорожки и цветочные клумбы, сочно синяя вилла в глубине сада – все очаровательно, романтично и умиротворяющее. Французский художник Жак Мажорель приехал в Маракеш лечить туберкулез и остался здесь навсегда. Купил землю, построил виллу и разбил сад своей мечты. Который после его смерти находился в запустении. Пока Ив Сен–Лоран и Пьер Берже не выкупили сад и восстановили.
После расслабляющего щебета и блестящих золотых рыбок, нас ждала медина, площадь и Кутубия. Придя к закрытию медресе Али–бен–Юсефа, немного расстроились, и пошли штурмовать район рынков.
Представьте восторженно–одухотворенную туристку, стоящую в центре потрясающего, шумного, красивого "муравейника"— рынка. Я крутилась вокруг себя, потому что шея крутиться уже не могла и болела, и только собралась запечатлеть гущу событий на камеру, как раздался вопль воплей. К нам бежал мужчина в джелябе, и что–то яростно вопил. Честно говоря, струхнула. Муж сначала оцепенел и не мог понять, в чем проблема. Потом что–то сказал, и марокканец утих.
. — Не бойся, мужика туристы достали, сказал: "что это вы ходите тут с камерами, фотографируете, а денег не платите".
Праведный гнев стал застилать глаза.
— За что я должна платить? Людям в лицо камерой не лезла, улицу снимала, стены, двери.
— Ну вот он и орал, что ты двери его красивые снимала, а денег не дала.
И тут, мужика снова переклинило, он, уже вернувшись к дверям своего магазина, снова стартанул в нашу сторону с воплем: "Гив ми мани!".
"Фиг тебе, а не мани", — сказал муж на арабском–матерном. Мы гордо пошли дальше.
Перед выходом на площадь молодой продавец платков затащил в свою палатку, к его яркой, пестрой торговой точке магнитом тянуло местных женщин.
Пока я примеряла красоту, муж рассказывал парню о наших приключениях.
— Гашиша обкурился, — сделал вывод продавец.
И всего делов…
Когда раздался трубный призыв к вечерней трапезе, мы не остались на площади. Усталость от впечатлений навалилась разом, хотелось только одного – спать.
— Нет, нет, май френдс. Площадь не в той стороне, пойдемте, я вас отведу, — подбегает юный "тимуровец".
— Мы в отель.
— А гашиш? — с надеждой шепчет он нам в след…
Еще пол часа назад бурлящие ряды рынков, сейчас — мертвы. Все закрыто. Жалюзи, ворота, решетки, двери – заперто. Никого нет. Лишь темнота и тишина.
Очередной "бегун" подходит к мужу и показывает удостоверение.
Оказалось, это полицейский делает обход, советует спрятать камеру подальше.
"Золотая" дверь, из–за которой чуть не разразилось маракешское побоище, также закрыта. Ни души. Вволю наснимав ее на долгую память, кладу к порогу 1 дирхам. (цените мою доброту и щедрость!)
Миновав пустынные улицы медины, в третий раз отказавшись от гашиша, мы дошли до риада.
И только уселись за стаканчиком чая переваривать впечатления, как в отель вбегает наш сосед–англичанин и на французском рассказывает что–то Али.
Из всей речи поняла только два слова – "проблемы" и "паспорт". Как оказалось, у туриста вырвали из рук сумку с паспортом, дорогим телефоном и деньгами.
На следующее утро отправились осматривать Дворец Бахия, а наш несчастный сосед — в посольство Англии…
"Дворец красавицы"— наиболее сохранившийся дворец Маракеша. Апельсиновый сад, фонтаны, отделка комнат и залов изумительной красоты – традиционный марокканский стиль. Дальше нас ждал музей Дар–Си–Саид (тоже бывший дворец) . На первом этаже: старинная одежда, ювелирные украшения, оружие. На втором – салон в мавританском стиле. Резная мебель и потолок из кедра. Что удивительно – во дворце Бахия туристов – не протолкнуться. А в Дар–Си–Саид никого не было, кроме нас и еще одной парочки. Очень хотелось щелкнуть увиденную красоту. В поисках служителей музея, наткнулись на старинный диван, в дальнем углу зала, застеленный какой–то тужуркой, на котором дремали два тела. Один парень поднялся поболтать и разрешил фотографировать, а второй продолжал мирно спать.
Очередной королевский дворец, к которому мы шагали долго и нудно был закрыт для простых смертных, а гулять по королевским садам Агдаля уже не осталось сил. Отдышавшись в кафе, решили просто бродить по улицам и добрели до Кутубии.
Эта мечеть 12 века, на равне с площадью Джема–эль–Фна, является символом города. Говорят, что золотые шары минарета в ясную погоду видны с расстояния 30 км. Много веков марокканцы верили, что отлиты они из чистого золота. На их изготовление пошли все украшения одной из жен султана Якуба аль–Мансура. Женщина отдала драгоценности в знак раскаяния за совершенный грех: во время Рамадана она выпила стакан воды…
7 вечера. Кто не ужинает дома, идет на площадь. Мы уже здесь, принюхиваемся к вкусным запахам. Очень интересно наблюдать, как официанты и повара обслуживая людей, успевают покушать сами – на ходу, буквально, на бегу! Молодцы!
На следующее утро, совершая прощальную ходку (куда глаза глядят и ноги ведут) , застряли в пробке. В затылок дышат люди, я тоже дышу впереди стоящим, осел ревет от страха, водитель трактора машет руками, туристы щелкают мыльницами, женщины прячут лицо – прощай, Вавилон.
Ты был щедр на свои чудеса. Ты был добр и экстремален, где–то агрессивен, иногда – настораживал, волновал, смешил, раздражал, удивлял. Красные стены твои – не кровь, не гранатовый сок. Это сухая острая паприка, щедро посыпанная сверху божественным провидением. Маракеш – город с перцем. Сначала чихаешь во все легкие, потом слезятся глаза от остроты, если турист привыкнет, то не сможет жить без этой приправы.
Так прощай, Вавилон! А может быть, до скорой встречи…
…Если собрать в один мешок все эмоции и чувства, которые посещали нас на протяжении пути, там окажется одна большая эмоция, и тысяча мелких.
Мелкие – плохие и хорошие, словно стекаются узкими и широкими ручейками к бурному морю – Восторгу. Это ощущение страны пришло не сразу.
Марокко исподволь или в наскок покоряет. Энергетика страны – шквал бурного океана, который окатывает вас волной, сбивая с ног. И ваш выбор – встать и засмеяться, ощутив кайф жизни, или отплевываться каждый раз, не чувствуя красоту и радость этого бешеного океана.
… Мне даже не стоит закрывать глаза, чтобы вспомнить…
И фотографии – лишь малая толика того счастья, которое изо дня в день ищут люди.
К чему они? Если главная память – в сердце.
Жалею лишь об одном – слишком мало марокканской мяты привезли мы с собой из путешествия. И еще о том, что не успела задать вопрос одинокому "художнику" в кафешке Эссуэйры… Он исчез так же неожиданно, как и появился…
Может, он рассказал бы мне, почему так сладко горчит берберский чай, и что это за драгоценная потеря, которую он ищет в Эссуэйре на протяжении все своей долгой жизни? Ищет, и не может найти…
…и не хочет найти
Глава 12.
ОДНА СЛУЧАЙНАЯ ЗИМА
Почему "свинарники" в Сирии меня не раздражает?
Утром в пятницу мы вышли на улицу и погрузились в пустоту.
Ехали в такси по странному городу, закрытому на все замки, двери и окна. Как будто люди исчезли из Алеппо. Он огромный, старый, обшарпанный. И пустой.
Пятница. Святой день на востоке – всенародный выходной. Рынки и магазины закрыты. Абсолютно все закрыто! Ни одной живой души на улицах. Лишь дворники то там, то здесь лениво двигают метлами. Таксист сделав большой крюк (чтобы содрать с нас денег) подвез к Цитадели Халеба.
13 век. Огромная крепость, с крыши которой открывается панорама на город. К Цитадели стягивались туристы, было даже несколько русских с профессиональными фотоаппаратами.
Когда попадаешь из морозных зимних дней в солнечный весенний денек, теряешься. Ветерок слабо треплет листья оливковых деревьев, солнце припекает, просторная смотровая площадь старинной крепости. Хочется стоять и зафиксировать это ощущение простого человеческого сиюминутного счастья. Или гармонии.
Не понимаю, почему мне так нравится эта грязная, хаотичная страна? Мы сели в доисторический полупустой автобус для бедноты. Старый и пыльный. Ехали по сонному городу. Любовались зимнем Халебом. В автобус заходили обычные сирийцы – женщины в хиджабах с детьми в свитерах, старики–рабочие, мужчины–рабочие в замусоленной одежде. Никакого лоска. Когда муж не смог пробить билет в хитром сирийском компостере, из конца автобуса подошла девчушка и помогла ему справиться с нелегкой задачей…
Никакой агрессии со стороны местных к себе не испытали. Только улыбчивое любопытство.
4 часа в автобусе Алеппо–Дамаск. Под вопли телевизора, полоща горло ледяной водой, сделав одну остановку, (на которой я порадовала местных мужчин мини–стриптизом, когда сняла дубленку, отправившись в туалет) мы домчались в столицу Сирии.
При подъезде к рынку сразу видно, что это рынок – кругом грязь, ошметки, шкурки, продавцы и покупатели.
Сук эль Гхель – это продуктовый рынок. Даже бедуины привозят сюда на продажу домашний сыр, сметану и молоко. Тележки, вернее – телеги с фруктами и овощами и всякая бесчисленная снедь. Пройдя чуть левее, заходишь в старый обшарпанный рынок с запчастями для машин и прочими деталями для стройки и починки всего–всего.
Темные сводчатые потолки, кованные старинные лампы–люстры, мужчины жгут мусор в железных бочках и греются рядом, кажется мы в 12 веке. Женщин не видно. Еще один поворот — выходим к мечети Омейядов. На площади перед мечетью сотни голубей кормятся просом, тут же продавцы зерен сидят на шатких стульях, бегают дети, разгоняя в бурном восторге птиц. Кучками стоят мужчины, общаются, разглядывают приходящих и уходящих. Напротив мечети — вещевой рынок Хамидийе. Те же сводчатые потолки, та же темнота, потоки людей в разные стороны, отовсюду любопытствующие глаза.
Не знаю, почему так по сердцу пришлась мне Сирия. Это за гранью моего понимания. Грязная, нищая, допотопная страна, увешанная плакатами президента. Летом подыхаешь от жары, зимой, если не выглядывает солнце, перед глазами унылый пейзаж серых квадратных коробок–домов и ни деревца вокруг, одна пустыня. Сирия огромна по своим размерам, по инфраструктуре развлечений и образования напоминает большую деревню. Единственное отличие – в русской деревне пьют, здесь — молятся.
Когда идешь под темными сводами старинных рынков – это одна Сирия. Словно эхом отзываются стены, окликают тебя вековые призраки, сквозь никаб сверлят женские глаза. И мужчины оборачиваются в след. Старина – пелена, очарование прошлых веков…
Когда едешь по широким проспектам Дамаска, который окружают величественные горы, и одновременно – архитектура советского соц. реализма в перемешку с мечетями…
Видишь совсем другую страну.
Приехав на границу Сирия–Ливан, без заминки прошли паспортный контроль. Летом здесь не протолкнуться – едут палестинцы на работу, едут сирийцы, торговцы и гастарбайтеры, едут все. Очереди километровые… Познакомились с девушками, одна из которых приехала из Бразилии. В гости к родственникам — ливанцам.
У мужа температура. Как назло, мы должны ехать к его сестре на ужин. Позвонили, извинились, что не сможем прийти. Сестра обиделась. Через время перезвонила, сказала, что специально купила все продукты, специально делает ужин для нас. В честь нас! Пришлось ехать…
В их доме тоже нет отопления. Стоит печурка электрическая, которая греет, только когда сидишь рядом. Становится очень жарко. Щеки краснеют и кажется, что тело обугливается. Отойдешь на два шага от печки – дубарь.
Приехали нежданные (как обычно) гости, родственники. Кузен с женой и его друг с женой. Они проезжали мимо, поднялись на 9 этаж и возле двери позвонили на сотовый. "Привет, мы к вам заедем в гости". Обе девушки без платков. Одна вообще в короткой юбченке. Уставились на нас с Эмилем, мы в это время играли в нарды. Как же смешно наблюдать, как они косятся на "чудо–чудное", "диво–дивное" в моем образе.
Молодые арабки — домохозяйки, не работают. Одна выучилась на воспитателя. Заявили, что говорят по–английски. На самом деле – ни бум–бум, только мотали головами на мои элементарные вопросы "про погоду" и перебои с электричеством.
И вот он (барабанная дробь) – званый ужин, ради которого мы преодолели все преграды, и приехали. Народ ринулся за стол. На котором стояли: обугленные окорочка (типа шашалык) с рисом, жареная рыба (мороженая, а не свежая) с рисом, салат овощной. "Реки". "Пепси". На десерт — обычный бисквит (подгоревший) . Хозяка (т. е. сестра) , бросив гостей, сразу побежала мыть посуду и убирать со стола (при помощи служанки) . У мужа поднялась опять температура. Мы грелись у печурки, Эмиль игрался с девушками, сидящая впритык ко мне мадам, по–тихоньку поворачивалась и оглядывала мое бренное тело, а потом…пощупала мои волосы… (слава Богу, скальп не сняла!)
Когда нежданные гости уехали, сестра мужа затеяла генеральную уборку – под ее руководством служанка драила туалеты, кухню, двигала мебель, мыла полы…
А когда мы наконец–то сели в машину, муж, показывая свое мастерство водителя, разбил задний фонарь.
Прекрасный выдался денек.
Я сижу в зале. Напротив — свекр молится второй раз за последние 20 минут (надо успеть 5 раз за день помолится) .
Эмиль пытается повторять и усердно стукается лбом в пол вместе с жедду Абдала ("жедду"— на арабском "дедушка") . В Бейруте холодно, но сносно. Муж болел всю неделю, теперь приболел Эмиль – температура.
Рядом сестра мужа — Нажва, как попугай заладила: "Скажи Аллах Акбар, давай скажи Аллах Акбар". Он молчит и прыгает дедушке на спину. В доме ужасный дубарь – нет батарей. Мы все сидим в зале, где работает кондиционер, вроде воздух уже потеплел, но я дрожу.
Весь дом продрог от холода. Свекровь со свекром начинают бурно выяснять отношения, вопят при всех. Я уже привыкла. Даже не верится, что к такому можно привыкнуть. Вспоминаю себя 5 лет назад, когда от любого вскрика я почти падала в обморок и заливалась слезами. А сейчас со смехом воспринимаю все трудности и с усмешкой гляжу в прошлое.
Жизнь на востоке совсем другая (я повторяю это каждый раз) . Все учат, поучают, дают советы на каждом шагу: как лечить мужа, как воспитывать Эмиля и т. д.
Выяснилось, что помимо "Севан–апа" (который помогает работе желудка и вообще — панацея для пищеварительной системы) , ливанцы знают еще одно лекарство – "Панадол"! Всемогущий Панадол – от любой простуды и головных болей. После такого лечения и вечной мерзлоты в доме – все ходят, кашляют без конца.
Вышли с мужем вчера на балкон, слегка приобнялись, как вдруг раздался грозный крик свекра, чтобы мы шли в комнату – нельзя обниматься на балконе 9 этажа!