Ливанское правительство выпустило марку в её честь, а в 1995 году французский еженедельник "Экспресс" (L'Express) назвал Фейруз одной из "тысячи женщин, которые изменили мир".
К певице относятся с особым почтением, в частности, за то, что она отказывается от заказных выступлений. Она никогда не поёт в угоду какому–либо главе государства, всегда подчёркивая свою преданность народу, и никому более.
Чувство любви и преданности, вдохновлённое творчеством Фейруз, очень хорошо показано в словах Сихан Тергеман, известной сирийской писательницы, которая завершила одну из своих книг следующим признанием: "Я счастлива жить в эпоху Фейруз".
Из песни Фейруз "Воздух Бейрута":
"Такие счастливые долгие дни, словно остановились, застыли на дороге.
Бесконечное шоссе, встречи в старом ресторане. О, любовь Бейрута, о, любовь этих прекрасных дней. Они вернутся в Бейрут. Счастливые дни вернутся.
Это была всего лишь секунда лета. Луна разбита. Если это правда, ты можешь забыть меня, мою разрушенную любовь.
Я хотела вернуться в мой дом, но я его не нашла. Только дым и искореженные балки. Нет больше роз, и даже изгороди, за которой они росли…"
В Ливане и самих ливанцах все чрезмерно, на показ, и много. Очень любопытные, очень хвастливые. Слово "очень"— одна из характеристик ливанского менталитета во всем.
Если уж едят, так очень много и очень вкусно, даже мороженое невозможно съесть без слез – переслащено до умопомрачения. Если веселятся, то всю ночь, а "дабке" танцевать, пока пол не провалится, и ботинки не сотрутся.
Ливанцы живут, словно на пределе, словно каждый день для них последний, и они проживают его со всей страстью, радостью и наслаждением, а вдруг завтра больше не наступит… снова начнется война…
Все выше взбирается машина, воздух прохладней и чище. Миновав подземные туннели–катакомбы, миновав старые потрепанные кварталы и мега–маркеты, мы едем в знаменитый город Жунни. Здесь множество католических храмов и самая прекрасная статуя Девы Марии – Хариса.
Только здесь так сладко и знойно поют цикады в сентябре. С высоты птичьего полета, Жунни (а кажется и весь Ливан) , словно на твоей ладони. Как же он прекрасен. Возле собора, на большой смотровой площадке много людей – и мусульмане, и христиане, и немногочисленные туристы. По ступенькам, шаг за шагом, мы поднимаемся вверх. К подножию статуи Девы Марии, которая распростерла свои руки над Ливаном, пытаясь обнять его, спрятать в своих объятиях от бомбежек, боли и смерти. По мраморному лицу как будто стекают слезы. Скорбный лик заставляет сжиматься сердце. Величественный образ Божьей Матери возвышается над суетой, протыкает сегодняшнее серое небо и вспоминает, вспоминает… как падали бомбы на прекрасную страну, как превращались в кучи мусора дома, храмы и мечети. Боевые разряды, ракеты и пули не знают, в чей дом они залетели на этот раз – мусульманский или христианский. Главное, что в домах этих живут люди. Жили… хаос и безумие войны не щадит никого.
"Если я умру, значит умру. Я просто не думаю об этом. Ты видишь, как у нас красиво, какие добрые здесь люди. Мы все любим нашу страну и собираемся жить здесь. Мы живем, радуемся, танцуем и поем", — говорит мне сестра мужа. Глаза ее наполняются слезами, но это лишь секундная слабость, она быстро переключается на приготовление ужина и замолкает, "закрывается". Пытаясь забыть.
О том, как бежали в Сирию к родственникам, как боялись возвращаться, боялись увидеть руины вместо дома, как играли свадьбу, когда началось противостояние боевиков и армии в Нахр–аль–Бэред, и часть гостей не смогли приехать на торжество. Она вспоминает, как рядом с больницей, в которой работает, рухнул многоэтажный жилой дом. Сложился неровной стопкой, словно колода серых карт…
"В первый день я сидел весь день на диване, боялся пойти даже в туалет или на кухню выпить воды, — рассказывает, улыбаясь и подтрунивая над своим страхом, Хайсам.
"Рядом "бум!", "бах!" Страшно. Жена не испугалась, пошла купаться. Потом мы ловили такси, приехали в деревню. Бабушка жены обрадовалась – все родственники съехались к ней в дом из–за войны. Да, она была очень счастлива, что все дети и внуки собрались вместе".
Он рассказывает медленно, посмеиваясь, и все смеются тоже. А зачем плакать. Ведь все уже в прошлом. Да, было страшно. Но сейчас все хорошо. Все живы. Дома не разрушены, слава Аллаху.
Этими воспоминаниями переполнен весь Ливан.
Новорожденные дети помнят, как они рождались под разрывы бомб, когда в больницах от ударной волны вылетали стекла.
Их матери помнят животный, нечеловеческий страх и никогда его не забудут. А мужчины первое время после войны, заслыша громкие звуки праздничного салюта, еще бросаются на пол, прикрывая телом своих детей…
Эта вечная память навсегда поселилась в сердце.
С этой памятью рождаются и умирают в Ливане. И живут. Через силу. Через смерть. Смертью смерть поправ… Живут.
Полнолуние. Багряно–фиолетовый закат непередаваемой красоты. С балкона 9 этажа хорошо видна кромка моря и взлетная полоса аэропорта Бейрута. Кажется, что самолеты взмывают ввысь прямо из соленой воды. Аэропорт находится практически на пляже. Огни, огни, морской берег, самолеты. И здесь тоже рвались бомбы, высаживалась Израильская армия, под пулеметным огнем убегали–улетали беженцы…
14 сентября 1982 года в 16 часов 10 минут в восточном районе Бейрута Ашрафия в здании, в котором находилась штаб–квартира правохристианской партии "Катаиб", произошел сильный взрыв. К вечеру под обломками здания было найдено 24 трупа, среди которых находилось изуродованное тело Башира Жмайеля — нового президента Ливана, избранного меньше месяца назад.
Незамедлительно, уже в 18 часов этого же дня начал функционировать израильский воздушный мост, по которому в международный аэропорт Бейрута стали перебрасываться необходимые для вторжения техника и боеприпасы. В окрестностях аэродрома и других районах города сосредоточивались израильские танки и солдаты.
16 сентября израильтяне осуществляли контроль над всеми основными перекрестками и дорогами в городе, танки окружили лагеря палестинских беженцев Сабра и Шатила.
И началась резня. Фалангистская милиция правохристианской партии при поддержки Израильских военных уничтожало население палестинских лагерей, прикрываясь поиском террористов. Убивали ножами, топорами, закалывали штыками. Толпами сгоняли на расстрел, грузовые машины вывозили людей в неизвестном направлении. Кровавое преступление продолжалась 40 часов. Убивали без разбору мужчин, женщин, детей, престарелых. Убивали не только палестинцев, но и ливанцев, живущих в лагерях. В течение дня с помощью бульдозеров, предоставленных израильтянами, были вырыты общие могилы, чтобы свалить туда трупы. Бульдозерами срывали дома, погребая под их обломками расстрелянные семьи палестинцев. С 16 по 18 сентября из 20 тысяч населения двух лагерей – Сабра и Шатила — погибло до 5 тысяч человек. Примерно четверть из них – ливанцы… Лишь к полудню 18 сентября ливанская армия смогла прорваться в лагеря, но было уже слишком поздно.
Это лишь одна кровавая страница истории, коих тысячи помноженные на бесконечность…
Ливанская земля пропитана насквозь кровью. Прижми ладонь к земле посильнее – она станет мокрой и красной. Пурпур Финикии – это кровь ливанцев, разливающаяся по рекам и ручьям, это кровь палестинских скитальцев, просачивающаяся сквозь каждую трещинку земли. Это трагедия Сабры и Шатила, братские могилы по всей стране, междоусобная резня христиан и мусульман, взрывы политиков, их отцов, братьев, сыновей..
Нет конца и края кровавому пурпуру. Утробно воет земля о детях своих. И бархатный голос Фейруз наполнен смертным плачем по утраченной надежде на мир. На жизнь.
На протяжение долгих лет здесь война. Люди, привыкшие смотреть в глаза самой смерти, живут этим днем и часом, сегодня и сейчас. А вдруг, "завтра" больше не наступит?
Это была секунда лета… всего лишь миг и луна разбита…
О любовь Бейрута, о любовь этих прекрасных дней.
Они вернутся.
Эти дни вернутся…
Глава 9
ВСЕЛЕНСКАЯ РАДОСТЬ ПЕТРЫ
6 утра. Позади осталась ночь, полная приключений. Мы выходим на проезжую часть. Тишина. Иорданские, сумасшедшей красоты, горы в утренней дымке. Деревенька Вади Мусса (Долина Моисея) еще спит. По преданию, именно в этих краях Моисей, ведя израильский народ в землю обетованную, извлек воду из скалы, стукнув по ней посохом. Здесь же, на вершине самой высокой горы похоронен его брат — Аарон, который был первым библейским священником. Теперь на месте его захоронения стоит… мусульманская мечеть.
Трасса пуста. Можно, конечно пройтись и пешком, какой–то километр, но будет утеряно драгоценное время прохлады и тишины. Петра ждет.
… В 4 веке до н. э. древнеарабское кочевое племя набатийцев (набатеев) пришло в земли Южной Палестины и Северной Аравии. Что заставило перейти их к оседлой жизни точно не известно, но именно они образовали государство, которое многие историки считают самой развитой цивилизацией того времени. Набатийцы строили величественные храмы, имели свой собственный язык, (их алфавит похож на Арамейский и Еврейский) . Живя в пустынной местности, они научились добывать и сохранять воду (огромные резервуары воды высекались прямо в скалах) , благодаря чему занимались земледелием, собирая богатые урожаи в самом сердце пустыни. Соседние племена считали их магами, способными добывать воду из камня. Но главным источником богатства и могущества царства была караванная торговля.
Столица Набатии – Рекем (Раким) лежала на великом шелковом пути и была крупным торговым центром. Со всех сторон город окружали скалы, что делало его неприступным, (попасть в него можно было, только через узкое ущелье) . Потому и закрепилось за столицей другое, греческое название — Петра — "скала".
Горы, горы, пыль и щебень, тишина и снова горы… Еще нет многочисленных туристических групп, еще спят хозяева Петры – бедуины. Легкий запах верблюжьей мочи, мусорщик чистит дорогу, провожая взглядом ранних посетителей. Впереди идет важный араб в национальном одеянии, позади – 2 его дамы в черных хиджабах…
Долгий бесконечный путь в тишине и покое и в каком–то сне, среди огромных скал, пещер и блоков. Историки полагают, что эти блоки символизируют бога Душара, который был самым почитаемым в языческом пантеоне набатийских богов, соединив в себе черты Зевса и Диониса.
Постепенно открытая мощеная дорога превращается в извилистый проход в каньоне Сик.
Это естественное узкое ущелье среди скал, длинною 1200 метров. Здесь каждый камень вызывает трепет. За каждым поворотом появляется новый – еще более причудливый.
Мелкая галька из–под копыт лошадей, шаги и голоса людей отдаются гулким эхом в ущелье. Солнечный свет не может достичь его дна. Высокие изгибистые стены создают причудливую игру света и тени, краски каньона потрясают воображение. Красно–розовые 100 метровые (высота) скалы с белыми, черными, золотыми и даже синими прожилками.
Чудо!
На минуту закрыть глаза и окунуться в царство снов и вечности… Сквозь тишину проступают звуки. Что это? Цокот копыт, испуганных лошадей, шепот верблюдов… Уставший караван медленно преклоняет колени. Погонщики спрыгивают на землю и оглядываются по сторонам – горы все так же, не шелохнувшись, стоят с сотворения мира сего…
Время от времени на стенах видны давно выветренные очертания древних алтарей. Вдоль дороги, на высоте около метра, тянется водосток, по которому дождевая вода стекала в резервуары набатийцев. Сейчас этот сток почти везде разрушен.
Вновь поворот, сердце обмирает, что дальше, что ждет еще?
И вдруг, после бесконечного пути, неожиданно, и как–то опустошающее, появляется свет фасада Хазны. Сияние идет из ращелины. Сумрачный узкий каньон обрывается, ты словно смотришь в едва приоткрытую дверь – а оттуда бьет свет, не в глаза, а в самое сердце.
Вырезанная в скале розово–красная жемчужина Петры – Аль–Хазне (сокровищница) , убивает своим видом на повал. Она обрушивается как ураган, как смерч, своей красотой низвергая все ложное и напускное. Захлебываясь этим великолепием, задыхаясь от переполняющих эмоций и первой усталости, на дрожащих ногах проходишь еще пару шагов и молчишь. Потому что слова здесь лишние.
Хазна была построена как усыпальница царя Аретаса 3, вероятнее всего, в первом веке до н. э. Высота шедевра — 40 метров, ширина – 28.
Вход на нижнем этаже ведет к главному залу с маленькими комнатами по обе стороны. Фасад имеет шесть колонн. Каждая боковая пара выступает из стены, между ними — высеченные статуи всадников на пьедестале. Это сыновья Зевса. Один на своей лошади направляется на запад, другой – на восток. Что символизирует собой отправление душ в мир иной. На верхнем этаже, в центре — круглое строение (толос) , поддерживающее Урну. Согласно легенде, в ней находится сокровище, что и дало название монументу.
В скульптурной группе фасада искусствоведы рассмотрели также — Гора (египетского бога–орла) , греческую богиню Нику, двух воинственных прекрасных амазонок и скорпионов – символизирующих набатийских богов.
Летом 2006 года археологи выкопали под фасадом еще один этаж… Но не ключ к разгадке, а лишние тайны добавила эта находка…
Большая часть сохранившихся в Петре зданий — культовые: храмы, гробницы, алтари. То, что строится на века. Дома жителей располагались в дальнем от ущелья конце долины, и от них практически ничего не осталось.
В 106 г. н.э. царство стало римской провинцией. Но в упадок оно пришло не по злой воле завоевателей. Караванная торговля в этих местах стала глохнуть и Набатия превратилась в захудалую окраину Римской империи. После очередного землетрясения, жители Петры уже не отстраивали свои дома, а переселялись в другие места. Город полностью обезлюдел, на многие столетия о нем забыли. В более поздние времена древние гробницы (вырубленные в скалах пещеры) , облюбовали кочевники–бедуины.
Проходя широкое ущелье, которое начинается сразу после Сокровищницы, можно увидеть остатки водного канала с керамическими трубами. Начинается Улица Фасадов. С ее обеих сторон видны гробницы, большая часть из которых с резными лестницами – эмблемой набатийцев (символ подъема души на небо) . Слева – набатийские дома, высеченные в скале. После Улицы Фасадов появляется Театр Петры. Его 33 ряда, рассчитанные на 3,5 тысячи зрителей, тоже высечены, а не построены. Эта конструкция датируется 8 веком до н. э.
Хазна… Хазина – распевают на свой манер бедуины. Они уже проснулись и открывают маленькие кафе и торговые точки, выкладывая нехитрый товар – сувениры, сделанные своими руками, якобы старинные монеты, магниты на холодильник, открытки, книги. Атрибуты кочевой бедуинской жизни здесь во многом уже бутафорские. У многих имеются сотовые телефоны, даже дети и женщины прекрасно общаются с туристами на английском языке.
Они считают себя потомками набатийцев, кто–то из них быть может праправнук царя… Каждый день бедуинов с любопытством разглядывают толпы туристов, фотографируют на память. Они с пренебрежением и спокойной расчетливостью смотрят вам в глаза – сколько денег можно выручить с очередного европейского тела..
Но стоит заговорить с бедуином на арабском языке и высокомерие исчезает. Из–под шаткого, едва сколоченного стола достается старая горелка и видавший виды чайник.
В жизни не пила вкуснее чая! Может, это лишь магия Петры, или колдовство черных глаз молодой бедуинки. Она исподволь рассматривает меня всю, по кусочку. Вот зацепилась взглядом за прибитые пылью туфли, вот, косится на серьги, затем на руки. А я заворожено смотрю, как она споласкивает стеклянные стаканчики, кидает в чайник заварку из старой жестяной коробки… Переговариваясь между собой о насущных проблемах, женщины раскладывают сувениры на продажу.
Их "торговая точка" располагается перед Урновой Гробницей, высеченной на высокой платформе. Фасад Гробницы с четырьмя громадными колоннами, вырезанными в стене, величественен и впечатляет своей высотой. Ширина здания – 20 метров, глубина – 18 !