Всё бы было хорошо, но почта России – не королевская почта Великобритании. Там, если вы опустите письмишко в ящик до восьми-девяти вечера, ваш дружок или подружка обязательно получит его уже на следующее утро. Россия – не крошечная островная Великобритания, и никто здесь не требует от почты подобной завидной сверхскорости. Но при цене почтового конверта, равного цене батона белого хлеба, мы, русские, всё-таки вправе требовать от наших не слишком резвых почтовых троек более быстрой езды – ведь не по Волге-матушке зимой они сейчас гоняют!
Несмотря на пропитывающий их пессимизм, ответные письма Вольдемара хотя бы на денёк-другой вытаскивали Геныча из вязкого коллоида депрессии. Это были самоценные эпистолярные лувсепоки, Геныч наслаждался ими, перечитывая по два по три раза.
Салют, mon cher!
Что-то я последнее время утратил оптимизм в такой степени, что даже тревожно становится. А как тут держаться бодрячком, когда неприятности одна за другой – постоянно долбят по голове и другим частям тела.
Работа обрыдлая – не видно ей конца! Голубая мечта – свалить из метро к чертям собачьим и уйти на какую-нибудь синекуру. Увы, даже приблизительно ничего нет. Ещё хуже, чем есть – пожалуйста: меньше денег, больше беготни. Одним словом, капитализм твой любимый прижал меня и массу простого народа весьма основательно. Выжимает все соки, хотя по моей фигуре этого не скажешь: худеть и худеть. Вот я и стараюсь без особого успеха, но тактика правильная – постепенно, потихонечку.
С деньгами туго. Халтура моя газетная в одночасье рассыпалась: в одном издании сменился редактор, в другом листке, к сожалению, остался прежний – девица довольно несобранная. На неё как на перспективу рассчитывать не приходится. Ну, на высокие материи мне, положим, наплевать, а вот прибавки к жалованью (на мелкие расходы) я лишился. Снова обивать пороги, мотаться по Москве и Подмосковью и клянчить: дяденька (тётенька), дайте, пожалуйста, подзаработать – я хороший. Это путь мало того что унизительный, но главное, непродуктивный. Нужны личные контакты, знакомства – а откуда им быть?
С рукописями никакого движения. Полный застой. В. Ильчицкий, мой литпартнёр, ездил на книжную ярмарку (я не смог) и после плевался. Никаких новинок нет. Как долго протянется застой – неизвестно. Надеяться на успех наших книжек – твоих, моих, Соломоныча, – конечно, можно и нужно, иначе жизнь, честно говоря, теряет смысл. Но шансов на удачу меньше, чем хотелось бы. Надо было почаще выпивать за неё, капризную, чтобы повернулась наконец лицом, а не дряблой жопой.
Обидно до соплей. Смотришь – некая дамочка, на которую глядел всё время свысока, обходит на вираже влёгкую. Тут корпишь над рукописями, разными по жанру, и детективные линии закладываешь, и секс, и приключения. Вроде бы всё правильно делаешь, исходя из требований рынка, – и ни хрена не идёт. Хотелось бы встать в позу обиженного гения, но понимаешь прекрасно – не тот случай. Как раз обратная ситуация: силёнок маловато и не прибавляется со временем. Не помогают ни упражнения, ни оргтехника. Компьютер сам по себе писать не может – к нему надо прикладывать голову.
Пишу тебе так подробно, чтобы ты лучше представил ситуацию, в которой я нахожусь, и, соответственно, мои настроения. На работе неприятности, связанные, что особенно печалит, со здоровьем. Надо худеть, сбрасывать как минимум 10 кг, тогда, может быть, полегчает. И женщины меня бросили в одночасье. Вот так всегда: когда надо – ни одной, когда не надо – ну, ты и сам знаешь. Я же вижу, читаю – слово в слово.
Да, отец, надо верить рассудку вопреки. Других вариантов нет. На «Авторском Дворе», очевидно, следует поставить крест. Жаль. На той неделе заберу остатки рукописей подчистую. Адрес издательства “Ad marginem” смотри в конце письма. Узнать его было не так-то просто, но я всё превозмог.
Насчет оживления книжного рынка ты сильно преувеличиваешь. Соломоныч ездил и никаких новинок не нашёл. Написал по этому поводу ругательную статью. Я ему склонен доверять, к сожалению.
Жаль, что ничего тебе приятного не сказал, это свинство с моей стороны. Но ведь и меня никто не радует. Дома ещё больший вакуум, чем на работе. Да тут некстати здоровьишко подставило ножку – месяц провел на больничном. А болеть, сам знаешь, у меня средств нет.
От этих-то дум невесёлых душа к писанине не лежит – со скрипом пишется. Потом читать стыдно – такая херня! Должна быть какая-то опора в жизни, чтобы можно было творить спокойно. А у меня, увы: по голове не ходят – и на том спасибо. Правда, я тоже хорош: когда дома никого нет, рабочее настроение улетучивается, и нападает откровенная дурь – опять плохо. Сила воли или хотя бы усидчивость – где они?
Такие вот дела – хреновые. К тому же зима грядёт, а с нею недостаток витаминов, солнечного света и движения. Не сумел запасти здоровья впрок летом – терпи…
И времени в обрез до главного события в жизни. С «Авторским Двором» отношения выясним в ближайшее время. И по результатам этой операции наметим визит в «Ад маргинем».
Всего хорошего, отец родной. Универсальная рекомендация – крепись, не расслабляйся.
С наилучшими пожеланиями, Вольдемар Хабловски.
«Битлз» дружно ненавидели группу «Шэдоуз», Геныч с Вольдемаром дружно ненавидели Донцову – это её Володенька назвал в письме «некой дамочкой». Дарья Донцова однажды кокетливо заявила с экрана «фонаря для идиотов», что её книги в библиотеках стоят на полке рядом с книгами Фёдора Михайловича Достоевского. На эту чудачку, как и на некоторых других представителей захлестнувшей книжный рынок «женской литературы», а также литературных подёнщиков «мужеска пола» Геныч накропал целый венок эпиграмм. Он воспользовался калькой шестидесятых годов, когда среди московской интеллигенции получили хождение простенькие эпиграммки на некоторых известных деятелей литературы и искусства. В памяти Геныча осталось всего две таких: на Эммануила Каминку и Владимира Дыховичного.
Искусству нужен Э. Каминка,
Как заду третья половинка.
Искусству нужен Дыховичный,
Как заду галстук заграничный.
По этому трафарету Геныч и налудил следующее:
Нужна искусству Д. Донцова,
Как заду партбилет Купцова.
Нужна искусству П. Дашкова,
Как заду кепочка Лужкова.
Нужна Маринина искусству,
Как заду том Марселя Пруста.
Нужна искусству Полякова,
Как заду секс в стихах Баркова.
Искусству нужен Ф. Незнанский,
Как заду гражданин германский.
Нужна искусству Т. Толстая,
Как заду клизма холостая.
Нужна Юденич М. искусству,
Как заду ложе от Прокруста.
Искусству нужен В. Сорокин,
Как заду сфинктер волоокий.
Искусству нужен Б. Акунин,
Как заду длинный хвост акулий.
Нужна искусству М. Серова,
Как заду бомба из Сарова.
Искусству нужен В. Пелевин,
Как заду мир, хрусталь и Ленин.
Искусству нужен С. Гандлевский,
Как заду скипетр королевский.
Искусству нужен Эдвард Тополь,
Как заду альманах «МетрОполь».
Осталось воткнуть куда-нибудь эти озорные стишата, а если не получится, засунуть их себе в задницу. А пока они должны были пролиться бальзамом на Вольдемара Хабловски – не на толстый зад неудачливого мытищинского литератора, а на его пропитавшуюся кислятиной больную, как и у Геныча, гуттаперчевую душу. Некоторым странно будет услышать, но иногда письмо из Мурома в Мытищи ковыляет более двух недель, хотя даже по меркам тесноватой Европы от Мурома до Мытищ-грязищ рукой подать. В письмах Володенька продолжал буквально рыдать горючими эпистолярными слезами.
Салют, mein Herz!
Дела идут не так, как нам хотелось бы. Насчет «Ад маргинем». Никак не могу туда наведаться. Да и, пожалуй, не время сейчас. У них в данный момент происходит тяжба из-за В.Сорокина: с одной стороны, его в порнографии обвиняют; с другой, он сам на пару с главным редактором кому-то там инкриминирует нарушение авторских прав. Короче, идёт крутой пиар – хотя при чём тут он?
А я истекаю потом в своем эскалаторном трюме. Духота ужасная, как в песне «Раскинулось море широко». Купался в речке в отличие от тебя, муромского «руссоиста», всего два раза – рискованное это занятие. В акватории Москвы-реки прямо-таки смертельное – это тебе не озеро Кривое и тем более не Свято! Но всё же лето лучше, чем зима (очень свежая мысль!), потому как пар костей не ломит, а женщины, пользуясь случаем, раздеваются до невозможных пределов. Глядя на аппетитные прелести, рехнуться можно. И это не пустые слова. Представь себе, с каким удовольствием пару разочков оттянулся на стороне, и работаю над тем, чтобы с окончанием лета удовольствие не кончилось.
Жизнь, к сожалению, дорожает – и так стремительно, что оборачивается семейными скандалами. Приходится отдавать практически всю зарплату, а с заначкой возникла напряжёнка. В одной редакции распустили персонал на отпуск, в другой поменялся редактор, а вместе с ним и требования к материалу. Пустился искать другие вакансии, но с этим делом непроханже – предложений раз два и обчёлся. С достойной оплатой тоже трудности: во-первых, целый месяц жди, пока начислят; во-вторых, собирать по сусекам – набегаешься.
Такие вот пироги. Поэтому я временами в тоске.
У меня лазерный принтер с придурью: WINDOWS не воспринимает – не хватает оперативной памяти (чудеса!), а в «Лексиконе» печатает без проблем. Можно новый купить без хлопот, но всё как-то недосуг – время летит, и непредвиденные обстоятельства.
Тут вот у меня мобильник свистнули на Киевском вокзале: разговаривал в толпе, сунул в сумку – и нет его. Пять минут. И это мне влетело в копеечку – два с лишним куска плюс потерянное время. Сначала сим-карту восстанавливал, затем аппарат купил с рук на том же Киевском вокзале. Трубка хорошая, но заблокирована на MTS. Вот я и крутился то с одним, то с другим. Но теперь, слава Богу, всё в порядке – даже номер прежний.
Суета сует. Физкультурой времени нет заниматься, но только тогда хорошо себя чувствую, когда делаю пробежку до леса и обратно. Плохо, что урывками. Бродишь целый день по жаре, придёшь домой, пожрёшь – с полным-то брюхом, конечно, никуда неохота бежать, рукой пошевелить лень. И думаешь: туда сегодня не успел, сюда опоздал – и т.д. и т.п.
А ты молодец. Для меня это подвиг – подняться в 4.40 утра и месить муромскую грязь в кромешной тьме. Девять-десять километров для мужика за пятьдесят – это вам не хрен собачий. Преклоняюсь. Пока есть возможность, надо держаться. И в литературе тоже.
Спешу тебя успокоить насчет «Авторского Двора», хотя бы частично. Рукописи я оттуда забрал. Сомнение вызывает вещь, посвященная битлам. Я всё твое завернул в целлофан и закинул на антресоли. Проверить, там ли она в куче, просто лень. В отношении дискет не было разговоров, поэтому я их не востребовал. Но это можно исправить.
Да, «Авторский Двор» по-прежнему жив – был по крайней мере ещё недавно. Владимир Соломонович имел беседу с Тамарой Олеговной. Она не такая дура, чтобы заниматься провальным бизнесом: не идут рукописи – переключилась, кажется, на кадры. Сидит там же на пятом этаже.
У меня был трудный период. Какое-то время я не работал по графику, а учился на курсах повышения квалификации. Голова была не тем забита, некогда было ездить по издательствам. Тот телефон «Ад маргинем», что я тебе давал, – верный. Проверял и нарвался на какого-то типа (не представился). Я взял неверную интонацию: начал запанибрата, перепутал Соколова с Сорокиным, – словом, облажался. Но в принципе они рассматривают рукописи, претендующие на элитность. По разговору можно понять: пижоны и снобы, но попытка не пытка.
С «Икс-Мо» я тоже не до конца разобрался. Когда забирал твою рукопись, ни о каких маленьких папочках речь не заводил: что дали, то и взял. Если теперь ворошить прошлое, то, боюсь, господа из «Икс-Мо» не поймут, о чём речь. Или сделают вид, что не поймут – дискету с твоим зубодробительно-эклектичным опусом «Кукловоды и марионетки» они ведь так и не нашли.
Грустно, мин херц: планы рушатся, а сил не прибавляется. И здоровьичка тоже. И работа эта, будь она неладна. Ну никакого продыху. А если всё-таки удаётся соорудить маленький праздничек для души и тела, очень и очень скромный, то как же быстро он пролетает!
Бывает, препятствия возникают самые неожиданные и неприятные. Тут было договорился с одной выйти на природу с гитарой, так у неё вдруг ни с того ни с сего брат умер. Знак с небес – «не прелюбы сотвори».
Шутки шутками, но иногда раскинешь пасьянс, загадаешь, сбудется, или нет. И, знаешь ли, очень точно предсказывает – процентов на семьдесят. Приходится и на такую ерунду обращать внимание, потому что очень уж хрупок наш маленький мир – в любую минуту может хрустнуть от ничтожного толчка. Честное слово, бывают моменты, серьёзные и необъяснимые, когда вдруг ни с того ни с сего остаёшься в одиночестве посреди толпы. Все чем-то озабочены, куда-то спешат, а тебя кто-то невидимый цап за грудки – стой, подожди! И тогда уже, право, не до шуток, настаёт момент истины.
Надо полагать (вернёмся к творческим вопросам), ты не оставишь избранную фантастическую тему, пока не покажется дно: какой дурак зарежет курицу-несушку, да и времени в обрез. Но вдруг в перерыве между двумя макабрами тебе захочется написать что-то принципиально другое по стилю, характеру, материалу? Впрочем, ты моё пожелание можешь засунуть в любое место, какое тебе понравится, потому как воплощённая идея ни хрена не стоит. Пример христианства – нагляднее некуда. Две тыщи лет бьются как рыба об лёд. Замысел едва ли не блестящий, а что получилось – коню под хвост не положишь.
Вот пока и всё. Погода и настроение не располагают к тому, чтобы бегать по издательствам, извини. Прошедшее лето как обычно получилось у меня чумовым. Зато неожиданно образовалась возможность подзаработать на выборах. За страницу удачного текста (примерно 2000 знаков) можно было снять червонец – баксов, разумеется. Горячая пора – полтора-два месяца. То есть выгода очевидная, и грех было не воспользоваться моментом.
Ну, будь здоров. Желаю удачи. Как только представится случай, я сразу попробую толкнуться в издательства. На кону мочало – начинай сначала.
Вольдемар Хабловски.
Итак, Вольдемар был верен себе, вновь и вновь уговаривая Геныча оставить фантастическую тему. А Геныч уже принял решение, но скрывал свой наполеоновский замысел даже от собственной тени – не то что от трогательно наивного Володеньки.
Уговорил Генку не Вольдемар, а другой, более известный писатель – Ивлин Во. Уговорил давно – почти год назад.
Если падать – то с высокого верблюда. Тот, кто вынашивает планы завоевания книжного рынка, должен проникнуться психологией туалетного работника: поигрывающий вантусом рубаха-парень знает, что ему непременно придется замараться. И Геныч, превозмогая себя, пустился во все тяжкие.