- А как они могут спастись отсюда? - спросил Алексей запинающимся голосом.
- Это только они сами могут понять. Я тоже был одним из них, пока не освободился...- прозмеил чёрный человек, улыбаясь одной половиной рта, - и растворился.
"Почему он не может улыбнуться по-настоящему, так, как смеются счастливые люди?" - подумал Алексей и вдруг внутренне содрогнулся, вспомнив слова, родившиеся когда-то в споре с дядей: "улыбнись тьме, и она станет светом".
Вот оно! Вот оно, спасение! Надо просто улыбнуться тьме, - и свет воссияет сквозь неё! А без тьмы и свет был бы невозможен, его просто не с чем было бы сравнить... Не было бы формы, не было бы движения, не было бы жизни! Улыбка - вот ключ от бытия! Улыбнись! - твердил себе Алексей, и свет открывался ему - изнутри. Он вытягивал непослушные губы, пытаясь улыбнуться, и чем больше он это делал, тем яснее понимал, что полукружие радуги - это тоже перевёрнутая улыбка, чья-то вечная улыбка, только этот кто-то смотрит на наш мир снизу вверх, в обращённом с ног на голову виде...
Всё кончено. Гвозди отлетели от рук Алексея, и свет луны ударил ему в глаза. Теперь он видел её, видел луну, сверкающую над миром, и луна не была неподвижна, - она струилась, двигалась, по её поверхности струились потоки белого, вязкого света, и тонкая ниточка тьмы делила луну на две половины, чем-то похожие по очертаниям на гигантские запятые...
- Я восхожу. Восхожу к луне, - громко повторил Алексей, и вдруг, не просыпаясь, понял, что спит, что нечто очень важное он только что понял во сне и сейчас проснётся. Последним движением губ он послал воздушный поцелуй луне - и вопреки своей воле, но подчиняясь законам яви, поднял веки. В глаза ему ударил ослепительно яркий свет сентябрьского солнца.
* * *
Алексей лежал в постели в квартире Маши, в мучительно неудобной позе, запрокинув голову. Подушка его была сброшена на пол, одеяло сбито. Видно было, как метался несчастный человек во сне... Хозяйка квартиры сидела невдалеке, на кресле, и зашивала порванную рубашку Алёши. По её лицу и глазам было видно, что она всю ночь не могла уснуть и взялась за работу, чтобы спастись от тяжёлых мыслей.
Алексей поднял голову, словно пытаясь что-то спросить, но не смог и опустил её снова. Мария заметила это и попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой и искусственной, - так же улыбался ночью человек в чёрном. Но в Машиной полуулыбке не было угрозы, только одна бесконечная растерянность.
Маша попыталась заговорить: "Вот, так... И в тебя стреляли..."
- Нет, Маша, - глухо сказал Алексей. - В меня не стреляли. Это не моя кровь была. Я сам убил...
Маша замерла. Весть, принесённая Алексеем, медленно проникала в её сознание. Игла в пальцах Маши продолжала двигаться, но разум не управлял её движениями, - вот иголка уколола палец женщины, и выступила кровь, но Маша не заметила этого.
Алексей следил онемевшими глазами за тем, как маленькие капельки крови падают на его белую рубашку, и не давал себе полного отчёта в происходящем, - он не понимал, где кровь, а где вишнёвый сок, где смерть, а где жизнь, где беда, а где счастье. Тишина, страшная, леденящая тишина овладела им, Машей, этим домом, городом и страной, и всё выше и страшнее становился пронзительный голос этой тишины.
- Так это было не на тебя покушение? Ты дрался с кем-то? Ты себя защищал? - спросила Мария сломавшимся голосом.
- Нет. Я убил предателя. А может, друга... Сам чёрт не разберет... - простонал Алексей.
Трудно было вести этот разговор, трудно было Алексею рассказывать, что он совершил, а вернее, что время, пустое, слепое время совершило с ним. И ещё труднее было Маше слушать это. Она почти не вмешивалась в его отрывочные фразы, только боль в её глазах возводила неловкий Алексеев рассказ на новый, смертельный уровень.
В соседней комнате плакал ребёнок, но его плач словно существовал в отдельной вселенной, параллельной той, где убийца рассказывал брошенной женщине о своём преступлении. Не было больше ни ребёнка, ни матери, ни её невольного мужа, - только три одиночества в одной квартире, в такой же одинокой стране на такой же одинокой среди звёздных просторов планете...
Земля моя, бедная моя земля, мячик, исхлёстанный молниями, когда же прекратится твой мучительный путь! Когда же боль и горе перестанут быть твоей сущностью, когда ты, наконец, сможешь без страха, с любовью взглянуть в глаза вечному Солнцу!
...На небе постепенно собирались неулыбчивые тучи, и мелкие капли дождя начали стучать по подоконнику. Пока Алексей рассказывал Марии об ужасе прошлой ночи, ясность оставила природу. Новый осенний день вступал в свои права, и надо было жить, вернее, продолжать своё земное существование. Надо было вставать, одеваться, идти, совершать ежедневный ритуал обыкновенных действий, слов и поступков...
Мария, выслушав Алексея, молча встала, собрала его одежду и положила на кровать, намекая, что пора ему уходить, после чего вышла из комнаты, - надо было кормить сына.
Алексей одевался долго, пристально рассматривал в зеркало своё небритое лицо, тщательно причёсывался, как бедняк, пытающийся всем своим видом доказать, что у него всё нормально.
Несколько шагов к дверям... Выйдет ли Маша попрощаться с ним? Возненавидит ли она убийцу, которому отдалась минувшей ночью? Или простит его? Тишина... Ребёнок больше не плакал. "Верно, она сына переодевает", - подумал Алексей и вышел из квартиры, стараясь не хлопать дверью.
Под дождём, не замечая, как капли падают за ворот, Алексей шёл домой. Природа вокруг дышала неброской осенней свежестью. Неистребимый запах промокшей земли под серым небом напоминал, что жизнь продолжается, что нет такого горя, которое смогло бы прервать навсегда прекрасный путь вечных превращений, в котором лето, осень, зима и весна сменяют друг друга, на деревьях растут листья, их бьют дожди, рождаются дети и умирают старики, младенцы смеются, а матери вытирают слезы... Слеза за слезой текут из глаз Марии, качающей колыбель, капля за каплей падают на землю дождинки, жизнь за жизнью приходит в мир и уходит из мира, - и всё это именуется Бытием, и всё это мучительно, и всё это - прекрасно...
Алексей мог бы полюбить эту красоту, но жгучая боль раскаяния пронзала его существо и мешала чувствовать на одном уровне с природой. После вчерашней ночи юноша оторвался от жизни... "Где жизнь? Где правда?" - спрашивал себя Алексей. Эти фразы машинально повторялись в его голове, словно кто-то заставлял его произносить их снова и снова. И он шёл, опустив голову, не замечая, как редкие прохожие вокруг озабоченно спешат по своим делам, изредка бросая взгляд на одетого не по погоде молодого человека.
Вот, наконец, и материнский дом.
У дверей толпится народ, - возможно, это очередной следственный эксперимент.
Когда же, наконец, эта милиция отдаст им тело отца, чтобы похоронить его по-человечески?...
Алексей смотрел на милиционеров издалёка. Вдруг его словно ударила молния: в одном из служителей правосудия он узнал убийцу отца. Эта коренастая фигура, эти короткие волосы, толстый затылок, привычка держать руки за спиной...
Что делать?
Темников нащупал в кармане нож, которым вчера убил Рустама. Кровь друга, - а Алексей уже считал Рустама другом, - ещё не была отмыта с него.
Мстить? Или сбежать? Один удар - и за все можно рассчитаться, а потом - будь что будет...
Но как можно убивать? Вдруг этот человек - не тот убийца, а тоже невинная жертва?
А если - тот?...
Как там Маша говорила: мужество - в умении простить... Да, я могу простить. Но что это - трусость или милосердие?
Хватит думать, - шагни вперед и ударь!...
Но неожиданно убийца в форме повернул лицо назад и улыбнулся кому-то рядом. Алексею померещилось, что эта улыбка так похожа на предсмертную улыбку Рустама... Невыразимая тошнота охватила юношу, и он сломя голову помчался назад, к Марии. Рустам смотрел на него из подворотни, из серого неба, и тошнотворно улыбался...
Вперёд, вперёд!... Прочь из ада, прочь!... Больше его там не увидят!
Алексей остановился только у дверей квартиры Марии. Двери не были заперты. "Наверное, я не закрыл их, а она не заметила", - подумал Алёша, отдышавшись. Он шагнул в прихожую со словами:
- Маша, тут двери не закрыты, а ты...
Тут он замолчал. Крик младенца, истерично-громкий, пронзил его. "Почему Маша не успокоила его?" Алёша вошел в Машину комнату - и замер. На тщательно застеленной кровати, где несколько часов назад он спал, лежала мёртвая Мария. Вены её были перерезаны, струйка крови стекала с запястья на пол, в уже образовавшуюся большую лужу.
Убийство? Мафия? Но тогда в комнате был бы разгром, а тут - порядок...
Неожиданно Алексей заметил рядом с кроваткой младенца, на столике, где лежали лекарства, записку, торопливо нацарапанную Машиной рукой.
"Я всегда ненавидела самоубийство, - гласило письмо.- Не потому, то оно губит душу, - я больше не верю в бессмертие, - а потому, что оно причиняет боль другим.
Поэтому никто не должен знать о моей смерти.
Но ты, Алексей, узнаешь об этом.
Ты всегда любил копаться в себе, гордился своей честью и совестью, - я делаю ей подарок.
Теперь для твоей совести готово новое роскошное пиршество.
Приятного аппетита!"
"Всё. Всё кончено. Дальше бежать некуда", - метались мысли в голове Алексея. Казалось, он ощущал, как мысли бьются изнутри о стенки его черепа...
"Но надо жить. Надо спасаться. Тут я больше не останусь. К кому идти? Только к дяде".
И Алексей, утерев пот с горячего лба, шатающейся походкой спустился по лестнице Машиного дома и направился к дяде, на конспиративную квартиру, чтобы получить наконец дельный совет.
* * *
Путь к дяде был долог и труден. Алексею постоянно мерещилось, что кто-то смотрит на него из каждой подворотни, что некие мстители готовы в любой момент наброситься на него... Страшнее всего было понимать, что двадцатилетний юноша-библиотекарь, типичный "ботаник" и "маменькин сынок", заслужил эту месть, что на его совести - две смерти.
Знает ли Клавдий Григорьевич обо всём произошедшем? Как дядя встретит его? Злобой? Насмешкой? Приветом? Алексею было уже всё равно. Всё равно. Жизнь продолжалась, но вдруг потеряла направление - жить было некуда.
Дядя отворил Алексею дверь с обычной своей наполовину сострадательной, наполовину издевательской улыбкой.
- Тебя ещё не арестовали?
Алексей замер от этого вопроса, как вкопанный. Ответить он не мог.
- Да, на твой арест выдан ордер. Да проходи, не стой на пороге, об этой квартире там ещё не знают... Мы сегодня обсуждаем, как вести себя дальше. Видимо, придётся эмигрировать...
В ушах Алеши раздался странный шум, - треск ломающейся Родины. Юноша молча прошёл в большую, плохо прибранную дядину комнату. Там уже собрались все участники вчерашних событий. Они горячо спорили о произошедшем. Но, когда среди них появился Алексей, все как один притихли, а какой-то юнец с горячечно полыхающим лицом даже попытался привстать.
- Вот он, наш "герой", - прозмеил дядя.
Герой? Убийца? Дурак? Кто он такой, кем его считают бывшие друзья? Алёша тихо сел на расшатанный стул и начал слушать речи заговорщиков.
Многие из них принимали самое действенное участие в его судьбе: кто-то советовал ему "для общего блага" убить себя, оставив записку, чтобы мафия сочла произошедшее плодом душевной болезни; кто-то предлагал бежать.
Один юнец, опьянённый временем, восхищался Алексеем, как человеком, сумевшим решиться на поступок. Кстати, дядя поддерживал этого юнца, подтверждая, что убийство и рождение - это великие события, которые Бог совершает нашими руками. Обычному человеку это не под силу.
Алексею становилось тошно от этих речей. Ему казалось, что все эти люди не понимают его, обсуждают его судьбу заочно, не зная его души, вернее - того, что от неё осталось... Тем не менее он не вступал в беседу, не старался прервать демагогов. Он теперь - только наблюдатель при собственной судьбе.
Довольно с него поступков и решений!
Кем он стал из-за них? Сказочным Пьеро с кинжалом? Марионеткой, плачущей кровью?..
Довольно!
Теперь он хотел быть, как все, плыть по течению, - оно само на берег вынесет.
К вечеру заговорщики решили, что Алексею следует бежать в Казахстан. Дядя обещал снарядить его в дорогу, сделать фальшивый паспорт и помочь перейти границу. Там можно было начать новую жизнь.
Новую жизнь!
Эти слова эхом отдавались в душе юноши, эмигрирующего из одной жизни в другую.
В любом случае в этом городе ему делать было больше нечего. Никто не хотел, чтобы его просто прихлопнули, как муху, - а это могли теперь сделать как мафиози, как власть, так и бывшие друзья по заговору. Мстить тоже было невозможно, а главное - не нужно. Алёша наконец понял, что убийцы отца, как бы ни сложилась их судьба, уже наказаны, - наказаны виной и смертью их брата человека.
Точно так же наказан и сам Алексей. Ему долго ещё не освободиться от этого бремени.
* * *
За окном темнело. Идти домой было опасно, - мстители могли подстерегать на каждом углу. Отправляться в путь толпой значило привлечь к себе внимание. Поэтому дядя предложил племяннику взять с собой пистолет и идти осторожно, постоянно оглядываясь на сообщников, которые будут следовать сзади, на некотором расстоянии. Алёша с безучастным видом положил оружие в карман и спустился по лестнице.
Стоило ему пройти несколько улиц, как позади него раздались шаги. Алексей обернулся - и увидел преследователя. Это был тот же самый коренастый мужчина, которого юноша видел на месте убийства отца!
Темников завернул за угол и спрятался в подъезде. Преследователь подошёл близко к нему. Внезапно молодой мститель, в решающую минуту почти забывший о милосердии, выскочил из темноты - и ударил убийцу отца сзади по голове. Тот свалился на землю - неуклюже, как мешок с тряпьём. Издалека доносился звук шагов - к Алексею спешили сообщники. Надо было стрелять!
Прежде чем нажать на курок, Темников захотел увидеть лицо того, кто убил его отца... Убийца взглянул на него испуганными глазами - белёсыми, цвета тающего снега. Алексей увидел чёрную шапку волос на прямоугольной голове и огрубнувшее, но жалкое лицо.
Из темноты откуда-то сверху смотрело улыбающееся лицо Рустама...
Надо стрелять!
"Нельзя, нельзя!"- шептал жалкий убийца...
Нельзя!
Кровь двух человек уже лежит на совести юноши-книжника, кровь двух живых душ!
Нельзя!
Вереница смертей проносится перед глазами Алексея... Если он убьёт киллера, цепочка эта завершится или продолжится?
Так стрелять или нет?
Нельзя!
Этот человек застрелил отца. Он дал толчок всему тому аду, что творился последние несколько дней...
Но - нельзя!
Алексей выпустил киллера, шепнул ему: "Беги!" - и позволил ему убежать во тьму, подальше. Потом - выпалил в сумрак наугад. Тут же тишину прорезали звуки чужих выстрелов - сообщники, думая, что спасают жизнь Алексея, стреляли тоже.
Дядя вышел из полумрака быстрыми шагами, взял Алексея за руку и повёл за собой - в конец улицы, где под фонарём лежало мёртвое тело киллера. Чья-то пуля попала ему прямо в сердце. Мафиози умер мгновенно, без боли.
- Ты стрелял? Стрелял? - спросил дядя нервно.
- Да... Нет... Не знаю... - запутался Алексей.
- Ты стрелял, я слышал это. Ну что ж, - твой враг убит, радуйся. Будем верить, что это твоя пуля...