Лидия Владимировна утвердительно кивнула.
— Нет, вы этого не знаете. За ним пятьсот человек. И каждый день, каждый час от его деловитости, энергии зависит благополучие этих людей. Он освоил дело, ему будет приятно и легко работать, если вообще у строителя может быть лёгкая работа… Второй путь — в трест. — Николай Николаевич остановился, ему, очевидно, было трудно говорить.
— Николай Николаевич! — строго сказала врач.
— Ладно уж, — усмехнулся больной. — Второй путь трудный, очень! Меня считали хорошим управляющим, даже сейчас из горкома приезжают советоваться, но скажу вам по правде — я никогда не был инженером. Я приказывал, выжимал план, но быть инженером — это другое.
Николай Николаевич тяжело приподнялся.
— Если он захочет в тресте быть инженером, против него ополчатся многие. Он может сорваться, над ним станут смеяться, а коллектив, из которого он уйдет, будет смеяться первым. Ну, так что, Лидия Владимировна, какой путь мы ему выберем?
— Второй, — серьезно ответила она.
— Второй! — шутливо повторил Николай Николаевич. — А если он сорвется, кто будет отвечать?
— Мы ему поможем, — все так же серьезно ответила она.
Николай Николаевич прошелся по комнате.
— Смотрите, товарищ доктор, хожу! — воскликнул он.
Она осуждающе покачала головой. Николай Николаевич вернулся к окну.
— Анатолий прав, — серьезно сказал он. — Это не просто очередное выдвижение. Главк надеется, что ты решишь важную и трудную задачу… Как вы думаете, Лидия Владимировна?
Она промолчала.
— Не знаете! А я знаю… Трудно тебе, Виктор, будет, — вздохнул мой управляющий.
— Пора, — Лидия Владимировна встала. — Мы утомили Николая Николаевича.
Я тоже поднялся, прощаясь.
— До свидания, Виктор! — Мой управляющий нагнулся ко мне и прошептал на ухо: — А как там, на воле, на стройке, — хорошо?..
…Мы молча прошли к гардеробу. Лидия Владимировна протянула мне бутылочки с коньяком:
— Спрячьте. Может быть, свершится чудо и он поправится. Тогда разопьем их.
Она подождала, пока я сдал халат, протянула руку:
— Желаю вам удачи! — И, задумчиво глядя на меня, добавила: — Не забывайте нас.
Я сидел в своей комнате, обдумывая, как сказать о своем решении Моргунову. Нужно еще попрощаться с коллективом.
Мои мысли прервал телефонный звонок (как я потом установил, вершитель всех действий руководителей треста). Я снял трубку.
— Это вы, Виктор Константинович? — послышался девичий голос. — Что это вы сняли трубку и молчите?
— Я думаю.
— Ха-ха… Разве у начальства есть время думать?
— Я слушаю вас.
— С вами хочет поговорить Леонид Леонидович, — она произнесла эту фразу так же приветливо, но с тем едва уловимым оттенком превосходства, с каким обыкновенно говорят секретари большого начальства.
Я подождал несколько секунд, и в трубке раздался голос нашего нового управляющего трестом.
— Да… Я слушаю.
— Это Виктор Константинович, секретарь передала, что вы хотели со мной поговорить.
— А-а… Да, конечно, хотел. Где вы сейчас?
— Я в строительном управлении.
— Пришел приказ о вашем назначении, прошу вас немедленно приехать в трест.
— Я хотел, Леонид Леонидович, поехать на стройки… попрощаться.
Он рассмеялся и приветливо сказал:
— Как-нибудь в другой раз… Хорошо? Приезжайте, пожалуйста.
Мне не хочется подробно описывать свою встречу с Моргуновым. Скажу только, что во время моего объяснения он не проронил ни слова (это Моргунов-то!). Только когда я закончил, он коротко спросил:
— Может быть, на тебя в главке нажали?
— Н… нет, я сам решил.
— Понятно.
— До свидания, Иван Митрофанович.
Он не ответил.
Я постоял немного и вышел.
Было около двенадцати часов дня. Я спустился в метро. Поезд гостеприимно открыл двери. Нехотя я ступил в вагон.
Начальник поезда громко сказал стандартную фразу: «Осторожно, двери закрываются». Двери, закрылись, и поезд тронулся.
«Осторожно, двери закрываются», — с этой мыслью я ехал в трест.
Глава вторая
Три дня
Я шел опасной тропой — коридором треста. Из отдела труда выскочил Ротонов, человек неуемной энергии, всегда рассказывающий залежалые новости. Он огляделся и, увидев меня очень обрадовался.
— Ты… ты… — запинаясь от избытка новостей, заговорил он. — Ты, Виктор, знаешь?.. слышал?
— Все знаю, — ответил я, стараясь протиснуться в узкую щель между стеной и Ротоновым, но он схватил меня за руку. — Я спешу, — умоляюще сказал я. — Честное слово, позже зайду к вам… Честное слово! — уже безнадежно повторял я, понимая, что уйти мне не удастся.
В глазах Ротонова появился голодный блеск, он любовно погладил меня по плечу.
— Успеешь, Виктор, успеешь! — И потащил меня к окну — своему обычному месту встреч. — Понимаешь, Виктор… Да ты садись на подоконник, садись, — заботливо подсаживал он меня, — так будет тебе удобнее.
— Я спешу… — Я еще сопротивлялся.
Ротонов только улыбнулся. Он пригладил серые волосы, но они снова поднялись двумя большими кустами; придержал меня за плечо.
— Ничего ты не знаешь. Слушай, главный инженер Костромин уходит на пенсию. Ну? — торжествующе оглядел он меня.
— Я уже…
Но он перебил меня:
— А кто будет вместо него? Ага, то-то же!
Минут десять, вдаваясь во все подробности, он характеризовал возможных кандидатов.
— Не перебивай меня, Виктор. Давай спокойно разберем это дело и ты сам поймешь, кто будет главным инженером… Твой; Моргунов? Не тряси, головой, Виктор! Что это у тебя, нервы? Мы ведь только начали говорить… Моргунов не водится. Ты, наверное, думаешь, что главным будет этот хитрец Визер? Ты знаешь, он каждый день ходит в парикмахерскую, чтобы подправить усы… Но что это я, — спохватился Ротонов, — ведь ты спешишь! Так вот, Визер главным не будет. Это точно. Ты не спорь! Главным будет Беленький, вот увидишь. Ужас! По всему тресту будет слышен стук его металлических дубов!
Ангел-избавитель явился ко мне в облике секретаря. Она выскочила из приемной.
— Ха-ха, что это вы, Виктор Константинович? — Она округлила глаза. — Леонид Леонидович… третий раз про вас спрашивает. Отпустите его, Ротонов, сколько раз вам говорил Леонид Леонидович, чтобы вы не вели беседу в коридоре.
Я соскочил с окна:
— Вы все же ошиблись, Ротонов, главным инженером назначили меня.
Ротонов застыл:
— Тебя? Ты шутишь, Виктор… Какой же из тебя главный инженер треста?!
…В кабинете управляющего шло оперативное совещание. Я пробрался на свое постоянное место в конце стола, у стенки, и тихонько сел, ожидая очередного выговора за опоздание. Но я ошибся. Управляющий прервал свою речь.
— Проходите сюда, Виктор Константинович, — сказал он, показывая на кресло у своего стола.
Все с удивлением уставились на меня.
Я привстал и снова сел.
— Я тут посижу, Леонид Леонидович.
— Э, нет, — усмехнулся он, — ваше место сейчас по праву тут, займите его… Я еще не уведомил вас, товарищи, Виктора Константиновича назначили главным инженером треста… Проходите, проходите, Виктор Константинович.
Я начал пробираться по узкому проходу. В большом кабинете стало очень тихо. Шел по проходу все еще под впечатлением возгласа Ротонова. Мне казалось, что вот сейчас за моей спиной хором повторят его слова: «Ты шутишь, Виктор!.. Какой же из тебя главный инженер треста?»
Высокий, представительный Костромин широким жестом указал мне на свое кресло, как бы передавая эстафету:
— Пожалуйста, Виктор Константинович!
Я не могу сейчас припомнить, как это получилось: нашелся ли я или выручил управляющий, но когда я немного пришел в себя, то увидел, что Костромин, улыбаясь, сидит в своем кресле, а я устроился напротив на стуле.
— Причитается, — вдруг громко сказал начальник СУ Беленький, прерывая неловкое молчание. Он улыбнулся, обнажив ряд длинных стальных зубов. — Правда, товарищи? — Беленький многозначительно оглядел всех. — С Виктора причитается.
Со своего места я видел всех присутствующих.
Тут были руководители всех управлений. Начальник СУ-12 Визер, еще сравнительно молодой человек, неизвестно почему располневший на трудной работе строителя, с любопытством смотрел на меня, насмешливая улыбочка чуть ломала тонкую линию черных усиков. Моргунов, мой бывший начальник, отвернувшись, смотрел в окно.
Были главные инженеры строительных управлений, начальники отделов треста: Топорков, Мякишев, Обедина, Васильев, начальник конторы снабжения Зюзин.
С каким-то обостренным чувством я замечал, как каждый воспринимает мое назначение. К концу оперативки они овладеют собой, но сейчас я видел все: удивление и обиду, злорадство, доброжелательность. Почему-то меня не оставляло тягостное чувство беды.
Управляющий закончил разговор, быстро положил трубку.
— Мы тут без вас, Виктор Константинович, — так же приветливо продолжил он, — начали обсуждать вопрос о «нулевых» циклах. Ну-ка, Беленький, повторите.
— А что повторять, Леонид Леонидович, — обиженным тоном начал Беленький. — У меня на двух кораблях…
Все рассмеялись. Беленький продолжал тем же наигранно-обиженным тоном:
— Ну, эти длинные панельные дома. У нас их, Леонид Леонидович, рабочие называют кораблями.
— Ближе к делу, Беленький, ближе к делу, — быстро проговорил управляющий.
— Я могу помолчать, Леонид Леонидович. — Беленький сел, но сразу вскочил. — Фундаментщики, наши субчики, субподрядчики, черт бы их побрал, подвал сделали, а коммуникации — водосток, водопровод, канализацию — начали и бросили, а мне монтажные бригады некуда ставить. — Беленький возмущался, немного красуясь, как бы призывая присутствующих посочувствовать и вместе с тем оценить его смелость. — Вот я и прошу главного инженера, уж не знаю какого, Владислава Ипполитовича или Виктора Константиновича, подписать справку, что коммуникации готовы. Иначе краны для монтажа не дают. — Беленький клацнул стальными зубами, улыбнулся одновременно мне и Костромину (черт его знает, кто будет справку подписывать).
Управляющий что-то быстро чиркнул в блокноте.
— Ну? — Он посмотрел на Костромина.
Костромин готовно привстал:
— Вы же знаете, Леонид Леонидович, я никогда не отказывал, но ведь… — Он развел руками и сел.
— Ах, да! Виктор Константинович, ваше мнение? — быстро спросил управляющий.
Я молчал. В голове мелькало: «Бригады не должны простаивать, ни в коем случае, я не могу с этого начинать. Но дать справку — начать монтаж, а потом разрыть всю площадку для прокладки коммуникаций… Я видел разбитые дороги, застрявшие машины с деталями… Но я не имею права отказать Беленькому… Я должен отказать, сразу отказать, инженер не может согласиться на это…»
Я молчал.
— Понятно, — приветливо глядя на меня, сказал управляющий. — Вы не в курсе дела — наверное, хотите разобраться. Ну что ж…
— У меня то же самое, — вдруг резко сказал Моргунов. — Мне тоже нужна эта липовая справка для корпусов в лесопарковой зоне.
— Ну, а как быть с вашим бывшим управлением? — спросил меня управляющий. — Тут разбираться не нужно.
«Как быть с Моргуновым? Ведь никто в моем бывшем управлении меня не поймет. Ну? Ты должен сейчас заявить, что разрешаешь Моргунову и, конечно, Беленькому. Ты только один раз разрешишь, а потом зажмешь. Ну? Ведь надо быть гибким. Ну?» И вдруг я представил себе Анатолия. Он усмехался: конечно, разреши, тебе ведь это выгодно.
Все ждали моего ответа.
Я молчал.
— Понятно, хватит нам тут безобразничать, — управляющий строго оглядел присутствующих. — Главный инженер не соглашается давать справки. Я сказал все, Беленький.
Но поднялся Моргунов:
— Нет, Леонид Леонидович, не все. Должен заявить от своего управления… — Он помолчал, подбирая слова, потом, сдерживая себя, тяжело и веско заявил: — Раз главному инженеру нет дела до стройуправления, из которого, кстати, он только что ушел, то стройуправлению нет дела до главного инженера. — Он опустился на стул. — Я думаю, это будет справедливо.
Управляющий посмотрел на меня. Я должен был что-то сказать, что-то очень убедительное… Управляющий помедлил и произнес:
— Все. Переходим к следующему вопросу.
…После оперативки я еще долго бродил по улицам, разговаривал с собой и с Анатолием:
«Черт тебя побери! — ругался его. — Вот из-за тебя влип в историю — пошел работать в трест. Но этого мало, пришлось сразу ринуться в бой… Дай я справку, ты бы, конечно, усмехнулся, — испугался, мол!»
Конечно, на оперативке я потерпел поражение. Сразу, с места в карьер, восстановил против себя всех начальников стройуправлений, остался недоволен управляющий… Это в первый-то день!
А ведь можно было поступить иначе.
— Иван Митрофанович, — сказал бы я проникновенно Моргунову, — справку такую нельзя дать, но для вас, для своего бывшего управления, отказать не могу. — Улыбнуться. — Так уж и быть — пойду один разочек на преступление… Ну, а чтобы Беленький не шумел — дам и ему справку. — Серьезно: — Но учтите, товарищи, это в последний раз… — Может быть, тогда помирился бы с Моргуновым…
Это все из-за тебя, Анатолий!.. Глупости это все Анатолий да Анатолий, а ты сам… разве тебе безразлично, Как будет работать трест?
…Где это я сейчас нахожусь? Ого, на площади за полгода уже и кинотеатр построили!
…Нет, не безразлично. Ведь чем выше, поднимается Инженер по служебной лестнице, тем чаще ему следует задумываться над вопросом о своей полезности. Когда ты работаешь прорабом — тут ясно: от тебя все зависит, заболеешь — уже бегают, суетятся — где прораб?
Когда ты главный инженер СУ, ты тоже работаешь на сегодняшний день, но одновременно — на месяц-два вперед. Тебя нет несколько дней, не беда — механизм закручен. Но у тебя в руках все рычаги. Ежедневно тебе приходится решать тысячи самых различных вопросов, ежедневно твою полезность проверяет сама жизнь…
…А вот главный инженер треста?.. Главный инженер треста должен часто проверять свою полезность! Ему не подчинены рабочие, прорабы… Жизнь строительного управления течет мимо него, он должен «направлять» стройки только через руководителей СУ. А если он не направляет, что тогда?.. Если он только со всем соглашается, полезен ли он?
Ведь, монтаж дома без устройства подземных коммуникаций — это грубейшее нарушение технологии… При чем тут Анатолий? Ты просто был обязан не давать справки.
…Недовольны Моргунов, Беленький? Ничего не поделаешь. Сладенького панибратства (Виктор? О, это парень свой! Что хочешь сделает!), не будет… Не будет!
Но не выдать справки — это полдела, ведь бригады действительно простаивают… Нужно добиться, чтобы за несколько дней были готовы эти проклятые коммуникации. Завтра, поехать на площадки, потом к Левшину, настоять.
Так, побитый, усталый, но весьма решительно настроенный, я пришел домой.
На другой день я приехал, на площадку очень рано, к семи. Мой совет: если вы начальство, если вы виноваты, перед прорабом и все же хотите от него чего-то добиться, приезжайте на, стройку раньше его.
Старший прораб Шуров появился только в восемь. Он притворился, что не заметил меня, и быстро пошел вдоль забора в контору. Но мне был знаком этот финт, и я спокойно, стоял у корпуса, зная, что рано или поздно Шурову придется подойти ко мне.
Минут через десять он выглянул из окна.
— Лосев! — заорал он во всю глотку. — Черт побери, никогда его нет на месте!
Кто такой Лосев, я не знал, но был уверен, что «черт побери» имеет прямое отношение ко мне.
Прошло еще несколько минут, и наконец Шуров вышел из прорабской. Двигался он как-то боком, стараясь показать, что он меня не видит.
В нескольких шагах от меня он остановился, пнул ногой какой-то бетонный блок, потом поднял голову.
— Ах, это вы? — спросил он насмешливо.
— Я.
— Что-то уж очень рано приехали. Или совесть спать не дает?
— Да, не дает, — сказал я серьезно. — Кстати, у вас, наверное, совесть совершенно чиста.