Он пропустил замечание мимо ушей.
— Ну, так зачем пожаловали? Или еще чего-нибудь запретить хотите? — Ош посмотрел направо, потом налево. — Так вроде все законсервировано.
Шуров был убежден, что обществу приносят пользу только прорабы и все, кто работает под их началом. Остальная часть человечества, особенно начальство, неизвестно для чего существует. Прораб обязан на каждом шагу это всем разъяснять.
— Рекомендую вам прежде всего, — сказал я медленно, — впредь на работу приезжать пораньше, а не к самому началу.
— Слушаюсь. — Шуров озабоченно поправил черную выцветшую спецовку, вытянулся.
— Я приехал посмотреть, в каком состоянии коммуникации, можно ли их быстро закончить. Я вчера не подписал разрешение на установку крана…
Шуров снова принял вольную позу, ковырнул ногой бетонный камень.
— Так сказать, несмотря на занятость, лично проверить… Ну, вы, конечно, уже оценили, что «нулевщики» закончили подвал и все бросили.
У бытовок появилась маленькая фигурка.
— Лосев! — грозно закричал Шуров. — Лосев! — Фигурка исчезла. — Вот черт!.. Так вы дадите указание, чтобы в два-три дня проложили трубы?
Мы оба хорошо знали, что «нулевщики» мне не подчинены.
— Через два часа сюда придет моя монтажная бригада, — вдруг озлился Шуров. — Что она будет делать?
Он повернулся и быстро пошел, ловко прыгая через траншеи.
Когда я проходил мимо прорабской, Шуров высунул голову из окна и вежливо сказал:
— До свидания… А ее я пришлю к вам.
— Кого? — Я остановился.
— Бригаду монтажников. В тресте ей сидеть все же будет удобнее. — Его лицо, гладкое, без единой морщинки, было спокойно, но в глазах светилась торжествующая усмешка. (О, он хорошо выполнил свою миссию — разделал-таки под орех инженера, который, как всякое начальство, хочет произвести революцию, а совершает пока только ошибки.)
После беседы с Шуровым я побывал на других стройках и приехал в трест расстроенный и усталый. От меня требовали деталей, материалов, снова — липовых справок для установки кранов. Наиболее выразительно высказался Беленький, которого я встретил на одном из объектов:
— Знаешь, Виктор, сейчас дома собираются сами. Завези на площадку детали, поставь кран и уходи. Через три дня будет стоять этаж, а через два месяца — дом… А разные инженерные вопросы выдумали в институтах, надо же оправдать зарплату. — Он положил мне руку на плечо и доброжелательно добавил: — Слушай, Виктор, брось это дело, подписывай справочку. Не ты первый, не ты последний… Так не начинают! Уж поверь мне. Я на таких делах зубы съел… Ну, по рукам?
Я молча прошел в кабинет. Устало уселся в кресло. Кабинет был мне знаком, но только сейчас я заметил, что обстановка лишь казалась солидной: черный стол с такими массивными ножками, что они могли нести по крайней мере этаж дома, был покрыт старым зеленовато-серым сукном; высокий книжный шкаф напоминал готический собор после артиллерийского обстрела — половина его вышечек сбита; несколько глубоких кожаных кресел подозрительно клонились в разные стороны. Костромин всегда просил не садиться в них «во избежание, — как он говорил, мило и покровительственно улыбаясь нам, — несчастного случая». Толстые книги, блестевшие золочеными корешками, такие внушительные издали, оказались справочниками весьма почтенного возраста, имевшими только антикварную ценность.
«Ну, с чего начнем? — спросил я себя. — Кабинет, хоть и старенький, музейный, — есть. Есть права и обязанности главного инженера треста. В моем подчинении, как я вчера узнал, находится около двух с половиной тысяч человек…»
Дверь приоткрылась, показалась секретарша:
— Виктор Константинович! Вас просят в приемную.
Я вышел. В приемной чинно в ряд сидели молодые люди. Я понял, что Шуров выполнил свое обещание, прислал бригаду.
— Заходите, пожалуйста. А кто бригадир?
— Я, Косов. — Со стула поднялся небольшой худенький паренек.
— Заходите. — Я пропустил их вперед. — Садитесь, пожалуйста. Я слушаю вас, Косов.
— Говорить буду я, — спокойно заявил коренастый парень с открытым широким лицом, — моя фамилия Девятаев. — Он придвинул свой стул ближе к столу.
— Почему не бригадир? — поинтересовался я. — Обыкновенно бригадир лучше всех отстаивает интересы бригады.
— Бригадиров мы выбираем по другим качествам, — так же неторопливо и солидно ответил Девятаев.
Монтажники, их было десять, сели посвободнее, очевидно, первый раунд встречи с главным инженером, — на их взгляд, прошел с преимуществом, представителя бригады.
— Пожалуйста, — я улыбнулся. — Можете говорить вы, Девятаев. Но потом все-таки расскажите мне, по каким качествам у вас выбирается бригадир.
— Мы хотели бы знать, почему вы не даете справку на установку крана. Кстати, меня зовут Виктор, так же как и вас. Вы можете называть меня по имени. — Он поставил чемоданчик на пол. — Не беспокойтесь, я буду вас звать по имени и отчеству.
Я рассмеялся. Мне все больше нравился этот полномочный посол.
Позвонив по внутреннему телефону в производственный отдел, я попросил принести план коммуникаций корпуса.
Закурили. Только Косов все так же пристально смотрел в окно, его совсем мальчишеское, худое лицо было, печально.
Вошел начальник производственного отдела Мякишев, худой, со страшными рачьими глазами и беззубым ртом.
— Вот, Виктор Константинович, чертеж. — В зависимости от отношения к собеседнику Мякишев держал карандаш у рта по-разному: горизонтально (начальство, заслуживающее глубокого уважения), наклонно (начальство, заслуживающее уважения) и вертикально. В последнем случае собеседник мог наблюдать изъяны его рта (ну и пусть наблюдает — Мякишеву все равно).
Раньше при разговоре со мной Мякишев держал карандаш наклонно, теперь карандаш стоял вертикально.
— Опять косовская бригада фокусничает. Это же не СУ, Виктор Константинович, а трест, знаете, сколько в приемной собралось народа?
Я развернул чертежи:
— Посмотрите, товарищи. Вот эта красная линия — канализация, синяя — водопровод, это теплотрасса и водосток. Все под будущим краном. Если поставить кран, мы надолго задержим выполнение коммуникаций. Но даже не это главное, без выполнения всех коммуникаций мы не можем проложить хороших дорог. Снова на площадке не будет порядка… Смотрите.
Я взял у Мякишева карандаш, показал, где должны быть дороги. Монтажники внимательно следили за движением карандаша.
— Когда же будут готовы коммуникации? — спросил Девятаев. Он сидел у стола, как главный, чертеж лежал перед ним.
— Срока не могу назвать. Буду добиваться…
Присутствующие помрачнели.
— У меня семья, резко сказал монтажник, сидевший рядом с Косовым. — Вы понимаете, семья! Это все правильно, что вы тут говорили. Но мы на сдельщине. Вы же из своей зарплаты мне не добавите… Или добавите? — Он насмешливо посмотрел на меня.
— У нас нет фронта работы, Виктор Константинович, — солидно заметил Девятаев.
Меня по долгу службы поддержал Мякишев, он нехотя доказывал, что с краном нужно подождать. Но когда его прервали, вдруг обозлился:
— Черт с ними, Виктор Константинович, подпишите им справку. Разве с ними договоришься?
В комнату вошел Беленький.
Он с наигранным негодованием обвел глазами присутствующих, для начала грозно клацнул зубами и громко спросил:
— А вы что тут делаете? Кто вас сюда послал?
Конечно, Беленький знал о поездке бригады в трест. Мне было неловко за него, и я сказал, что пригласил бригаду, чтобы посоветоваться.
— А, ну это другое дело, — важно сказал Беленький и сел на стул.
Но долго сидеть он не мог, тут же вскочил и сообщил, что кран для площадки заказан, он уверен, что Виктор Константинович найдет в себе мужество и выдаст справку.
Я больше не мог сопротивляться: бригада, Беленький, Мякишев, Шуров — все требовали от меня справку, но, уже внутренне сдавшись, я призвал на помощь психологию.
— Сядьте, Дмитрий Федорович, ваше красноречие всем известно. — Я положил руку на плечо Беленького и слегка нажал. Он нехотя сел. — И помолчите пять минут, хорошо? Очень прошу… Я обращаюсь к бригаде. Мне говорили, что бригада Косова — передовая, что она за порядок. Я разъяснил все, пусть решает сама бригада. Как решит, так и будет. Справку так справку. Это твердо, решайте, Девятаев.
Впервые на лице Девятаева я заметил тень неуверенности, но спросил он спокойно:
— Как будем решать, товарищи?
— Справку, — коротко и резко сказал монтажник, сидевший рядом с Косовым.
— Ясно! Один за справку, я тоже, — заявил Девятаев. — Остальные?
— Справку… — негромко повторили еще несколько человек.
Девятаев повернулся ко мне и развел руками.
Дверь открылась, в комнату вошел управляющий, он остановился посередине комнаты.
— Что тут у вас за совещание?.. А вы, Беленький, что тут делаете? Я ведь вам сказал, где нужно быть.
За ним в кабинет прошел Костромин. Сел за письменный стол и с покровительственной улыбкой оглядел присутствующих.
Беленький вскочил:
— Я тут ненадолго, Леонид Леонидович!.. Тут все разговоры о справке. Виктор Константинович понадеялся на свою силу убеждения, передал все на решение бригады… — Беленький усмехнулся. — Ну и получился пшик.
Костромин, поигрывая ручкой, засмеялся.
— Это верно? — спросил меня управляющий.
Я молчал.
Управляющий усмехнулся:
— Наверное, голос бригады есть голос народа.
В этот момент я понял, что надо мной откровенно посмеялись…
Я медленно взял лист бумаги.
— А я считаю, что мы можем подождать неделю, дней десять, — вдруг произнес все время молчавший Косов. — Дело даже не в том, что без коммуникаций нельзя как следует работать. — Он посмотрел на меня, и мне показалось, что в его глазах мелькнула жалость. — Нужно же поддержать нового главного инженера, помочь ему… А иначе кто ему поможет?.. Он для нас старается…
Косов нагнулся через стол, взял листок бумаги, на котором я хотел написать справку, аккуратно сложил, спрятал в карман и тихо, как окончательно решенное, добавил:
— Неделю продержимся, Виктор Константинович. Работа найдется. Через неделю отдадим вам этот листок, тогда напишете.
…Я молча пожимал руку каждому монтажнику. Последним подошел Девятаев. Все так же спокойно спросил:
— Вы просили объяснить, за какие качества выбирается у нас бригадир. Сказать?
— Теперь не нужно.
В восемь тридцать утра на следующий день, пользуясь отсутствием секретаря, я вошел в кабинет Левшина.
— Мне срочно нужна ваша помощь, — я заговорил с непривычной для себя настойчивостью, — на двух площадках за неделю закончить все коммуникации.
— А может быть, вы отпустите на это месяц, как полагается по нормам? — мрачно усмехнулся Левшин.
— Нет… именно за неделю.
— Это что, ваша программа действий?
— Нет, программы еще нет. — Я рассказал ему о вчерашней встрече, о Косове и управляющем.
Левшин несколько секунд смотрел на меня и что-то неясно бормотал, казалось, что он повторял: «зелен… зелен».
Потом встал, приоткрыл дверь и сказал секретарю:
— Лена, тут где-то должен быть Ивлев. Попросите его зайти, только поскорее.
Пока искали Ивлева, Левшин листал бумаги. К каждой из них его помощник приколол небольшой листок с готовой резолюцией. Левшину оставалось только подписать. Но резолюции ему не нравились, и он с мрачным видом писал на этих листочках язвительные слова помощнику: «Разве!! Ах, как он испугается!» или «Думать надо, думать!!!»
Управляющий трестом подземных работ Ивлев, крупный человек в летах, быстро вошел в кабинет.
Увидев, что Левшин на него не смотрит, он подмигнул мне. Конечно, если бы мы были на стройке, он, как всегда, закричал бы: «А, Виктор, молодец. Растем, взрослеем, хорошо. Молодец!»
Обычно он так долго повторял «молодец» и «хорошо», что не оставалось времени для делового разговора. Он ловил своего бригадира и, на ходу получая от него информацию, произносил: «Что говоришь? Плохо работает кран?.. Хорошо, молодцы, ребята, стараетесь… Что, что, сидите без дела, простой?.. Это ты уже загибаешь… Молодцы!.. Строители не дали электроэнергии?.. Хорошо… Дадут, дорогой, дадут…»
Он вылезал из подвала, подставлял лицо солнцу и, казалось, говорил ему: «Молодец… хорошо греешь!»
Левшин поднял голову:
— Владимир Васильевич, чем это ты так доволен?
Пойманный врасплох, Ивлев радостно сказал:
— Да вот, Виктора… Константиновича выдвинули. Прозорливо, далеко смотрит главк. — И, увидев на лице Левшина улыбку, добавил: — Он молодец, будем ему помогать…
— Вот и хорошо. Садись, Владимир Васильевич, садись. Не тянись передо мной. Как раз сейчас ему нужна помощь, на двух площадках требуются коммуникации.
— Сделаем запросто, для Виктора! — От избытка чувств Ивлев приложил руку к сердцу. — Спросите у него. Всегда для его СУ все делали.
— Смотри, вот схемки, за сколько ты делаешь?
— Честное слово, месяца за два. Нет полтора… — Ивлев преданно смотрел в лицо Левшина, стараясь угадать, о каком сроке просит Лёвшин.
Но Левшин знал свое дело:
— Ну что ж, если ты не поможешь выполнить срочное задание главка… передадим Бородулину.
— Бородулину? — воскликнул Ивлев. — Да он никогда не сделает. Как же можно за три дня, когда трубы еще не завезены? Мы экскаватор будем Выпрашивать три дня!
— Трубы уже на площадке, Владимир Васильевич! — смиренно сказал я.
— Вот видишь! Стареем, брат, — насмешливо сказал Левшин.
Упоминания о старости, а значит, об уходе на пенсию, Ивлев не переносил.
— Ну, хорошо, хорошо. Виктор, — обратился Ивлев ко мне, — сделаю тебе за восемь дней.
— Три, — Левшин стукнул рукой по столу.
— Семь, ну шесть, а? — взмолился Ивлев.
— Соедините меня с Бородулиным, — сказал в микрофон Левшин.
— Сделаю. Но смотри! — Ивлев погрозил мне пальцем и сердито собрал на лбу морщины.
Но тут на лице его появилось обычное выражение довольства. Он, Ивлев, как мог, Мужественно отстаивал интересы своего треста. Что поделаешь, ему приказали… Мир снова так хорош.
— Слушай, — вдруг подозрительно спросил Левшин, — а твой инженер Самородок тебя не собьет?
— Если я дал слово…
Зазвонил телефон. Левшин снял трубку.
— Ну и фрукт ты, Виктор, — сказал мне Ивлев, когда мы вышли из кабинета.
— До свидания, Владимир Васильевич, — ласково сказал я. — Очень вам благодарен, очень!
— Ты куда?.. Постой! — Ивлев схватил меня за руку. — Набедокурил и смываешься! Нет, дорогой, пойдем, пойдем. — Он потащил меня к столу и заговорщицки сказал: — Сейчас будем отбиваться от Самородка. Я тебе передам трубку, а ты кричи на него… Леночка, по какому можно звонить?..
Он набрал номер.
— Александр Семенович! — бодро прокричал Ивлев в трубку. — Это я… да… был у Левшина. Срочное задание. За три дня на двух площадках проложить трубы и засыпать. Нет, правда, Левшин… Ну, что ты, Александр Семенович! Я отбивался… У меня свидетель, вот рядом стоит… Виктор Константинович.
Ивлев закрыл ладонью трубку и, подмигнув мне, восхищенно произнес:
— Ух и кричит Самородок! Я тебе сейчас трубку передам, а ты кричи на него…
Я опасливо взял трубку. Даже приблизительно не могу передать, что вопил Самородок. Все громы небесные… Нет, «громы небесные» — чепуха.
Когда он остановился, чтобы перевести дух, я приветливо представился ему по телефону.
— Ах, это ты… ты… — принялся за меня Самородок, — это ты, святоша, вместе с Левшиным облапошил старика!
— Шумит? — соболезнующе спросил меня Ивлев.
Я кивнул.
— Ты ему в ответ, да погромче, — посоветовал с наивной хитростью Ивлев. С одной стороны, он искренне хотел мне помочь, а с другой — был бы не против, если б кто-нибудь одернул Самородка.
— Так вот, слушай меня, — кричал Самородок. — Чтобы завтра с восьми твои начальнички были на месте… Были на месте и к десяти ноль-ноль очистили трассу. Если… я хоть один камушек найду на пути экскаватора, вызову комиссию.
— Слушаюсь! — прокричал я.
Ивлев дернул меня за, рукав и пожал плечами.
— «Слушаюсь!» — передразнил меня Самородок. — Вроде подчиняешься, а свою линию, подлец, гнешь…
— Учусь у Самородка, — льстиво сказал я.
Видно, моя лесть дошла по назначению, потому что он вдруг перестал кричать и уже спокойно пообещал четвертовать меня.