Строители - Лондон Лев Израилевич 35 стр.

— Ты что же, друг, опаздываешь? — упрекнул его Беленький. — У нас это не принято, а еще имя себе выбрал английское. Англичане, знаешь, народ точный!

— Что опаздываешь, как опаздываешь? — засуетился Янин. — Вызывали на два — сейчас ровно два. Вот у меня телефонограмма.

Том Семенович принялся вытаскивать из карманов разные бумажки: квитанции, рецепты, письма.

— В два… два… конечно, в два! — быстро повторял он. — Ну где она, эта телефонограмма?

— А может быть, в папке? — подсказал Беленький.

— В папке?.. Конечно, в папке!.. Как это я сразу не сообразил? — радостно восклицал Янин. — А где папка?.. Где папка?.. Подождите с папкой, может быть, телефонограмма тут. — Янин вытащил из внутреннего кармана пиджака две сберегательные книжки.

— Ого! А ну покажи! — Беленький взял из его рук книжки. — А ну-ка посмотрим… Ты что же это? — вдруг удивился Беленький. — На одной книжке рубль, а на другой семь пятьдесят… Зачем тебе две книжки?

— Две книжки… две книжки! — все исследовал свои карманы Янин.

— Хорошо, Том Семенович, чего уж вам так волноваться? Будем считать, что вы действительно получили приглашение на два часа, — сказал я. — Сядьте, пожалуйста, и успокойтесь.

Он сел и, наклонив голову, стал внимательно слушать мои объяснения об организации нового управления.

— Так-так! — восклицал он. — Ага-ага! Значит, все в предполье, в предполье!

— Какое предполье? — недоумеваю я.

— Какое предполье? Какое предполье?.. Разве непонятно? Это по-военному. Противника… А у строителей кто противник, Виктор Константинович? Неприятности, — он начал загибать палец, — неорганизованность, нежелание вовремя подсчитать… Противника нужно встречать не на линии фронта — стройке, а в предполье — в этом Управлении обеспечения. Да-да, это хорошо! Заставлять противника раскрыться, показать свои боевые порядки… Это хорошо. Это хорошо!

Том Семенович вскочил и тут же предложил перевести из своего СУ не одну бригаду, а сразу две, три, четыре. Мне пришлось даже его уговаривать сократить число.

— Ты смотри, какой шустрый! — удивился Беленький. — Всех сюда переведешь, а кто план выполнять будет?

— Что план?.. Что план? — восклицал Том Семенович. — Тут он, план, если все сделаешь, как задумано.

Потом он вдруг успокоился и, наклонив голову, этак хитренько спросил:

— Четыре участка тут будет?

— Да.

— Нет, пять… нет, пять!

— Не понимаю — я никак не мог привыкнуть к быстрым скачкам мыслей Янина.

— «Не понимаю»… «не понимаю»! А диспетчерскую забыли!

— Диспетчерскую?

— Ну да, ну да!

— В самом деле, — сказал я. — Как это мы с вами, Анатолий Александрович?

— Черт его знает, разве все предусмотришь, — с досадой Сказал Анатолий. Видно, воробьиная внешность и зигзаги мыслей Тома Семеновича действовали ему на нервы.

— Владик! — грозно воскликнул я.

— Я не забыл, Виктор Константинович, ведь с самого начала предупредил, что приготовил вам подарок. Вот Том Семенович закончит…

Том Семенович покинул комнату, но еще несколько раз вбегал к нам то за папкой, то за бумажкой, которая выпала из папки.

Владик набрал номер телефона.

— Пусть зайдет, — сказал он в трубку.

Дверь открылась, в комнату вошла… Вика.

— Пожалуйста, — Владик улыбнулся, — знакомьтесь: Виктория Черных, будущий диспетчер Управления обеспечения.

Вика протянула мне направление. Все так же, как год назад, смотрели по-родному глубокие черные глаза, будто ничего не случилось. И вот уже появилась нерешительная, знакомая улыбка.

— Нет, — резко сказал я.

— Вы не имеете права мне отказывать, — быстро заговорила она. — Я закончила институт, вот получила к вам направление.

— Нет!

— Почему? — Владик поднялся. — Виктория Александровна хочет у нас работать. Я с ней беседовал, ей нравится работа в АСУ.

— Я сказал: нет…

— Но почему… почему? — растерянно повторяла Вика, глядя по очереди то на Владика, то на Анатолия, как бы приглашая их помочь ей.

— Закончим этот разговор.

Она стояла, нерешительно теребя сумочку, что-то хотела еще добавить, но опустила голову и медленно пошла к двери. Вот сейчас она откроет дверь и уйдет.

— Одну минуту, Виктория Александровна, — вдруг тихо сказал Анатолий. — Не уходите… Виктор Константинович, вы, кажется, говорили, что это мое управление — полностью хозрасчетная, самостоятельная организация?

— Да, говорил. Ну и что?

— Так вот, я беру Викторию Александровну к себе в управление.

Я вскочил.

— Но вы ее не знаете! — неожиданно закричал я. — Она вас подведет… не справится с работой.

— Тогда я буду за это отвечать, — с несвойственной ему мягкостью сказал Анатолий. — Кажется, вы говорили, что я имею право подбирать себе кадры?

Вика все стояла у двери, к нам спиной. Я смотрел на нее, но видел только согнутую беспомощную шею.

— Хорошо, берите… Я поехал, позвоните мне завтра, как комплектуется управление.

Я пошел к двери, Вика, не глядя на меня, посторонилась.

По привычке я ускорил шаг. Уличная сутолока напомнила мне про отъезд управляющего. И вдруг мне очень захотелось еще раз увидеть его. Какую-то неловкость оставила у меня на душе сегодняшняя встреча.

Я примчался к поезду минут за десять до отхода. Леонид Леонидович, смеясь, что-то говорил своим провожающим — высокой молодой женщине и Костромину. Он очень удивился, увидев меня.

— Что-нибудь случилось, Виктор Константинович?

— Нет… — я никак не мог отдышаться. — Просто мне захотелось с вами еще раз попрощаться.

— Это очень приятно… Для меня подарок. — Он хорошо улыбнулся. Ему, видно, действительно приятен был мой приезд. — Знакомьтесь, пожалуйста, моя жена Онесса Владимировна. С Владиславом Ипполитовичем вы, кажется, знакомы.

Я поздоровался.

— Желаю вам, Леонид Леонидович, хорошего отдыха.

Он бросил на меня быстрый взгляд:

— А может быть, у вас какие-нибудь вопросы или просьба? Мы бы тут… Сколько осталось? — Он посмотрел на часы. — Ого, целых пять минут! Мы бы тут их вмиг уладили. — Он, улыбаясь, посмотрел на насупившегося Костромина. — Владислав Ипполитович хоть человек принципиальный, но послушается начальства, даже отъезжающего.

На миг я заколебался. Вот хорошо, если бы он подтвердил решения, принятые только что на совещании! Но нет, об этом нельзя просить. Как некрасиво выглядел бы тогда мой приезд.

Я отрицательно покачал головой. Позже много раз пожалел: насколько легче мне было бы работать!

— Я думаю, что мы договоримся с Владиславом Ипполитовичем. Не стоит сейчас, перед отъездом…

— Ну что ж, всего вам, — он начал прощаться. — Присмотрите за новым СУ, главный там странный какой-то.

Поезд тронулся. Стоя у окна, управляющий все улыбался, но улыбка была вымученной.

Мы молча вышли из вокзала. Костромин церемонно попрощался и ушел. Глядя мне в глаза, Онесса Владимировна сказала:

— Спасибо, что вы пришли. Ему это было очень приятно… уж я-то знаю! — Она протянула мне руку. — Так вот вы какой! Я представляла вас несколько иначе. Леонид Леонидович мне много о вас рассказывал. — Она откровенно рассматривала меня. В ее глазах были светлые, теплые точки. — Вы думаете, что у вас в конце концов получится… ваша «миссия»? — вдруг спросила она.

— Не знаю, Онесса Владимировна. Все, наверное, решит ближайший месяц. Если вас интересует, — вы позволите? — позвоню вам через месяц. — Мне вдруг захотелось, чтобы она не уходила.

Она усмехнулась:

— Можно и раньше. Имейте в виду, я ваш союзник.

Она по-дружески пожала мою руку и вошла в вестибюль метро.

«Счастливый у меня управляющий» — подумал я, — вот уехал на курорт…»

«Ну-ну, договаривай!»

«А чего говорить? И так все ясно».

В этот день я объехал наши июльские «сдаточные» стройки. Все складывалось удачно, они были, как говорят, «на выходе». И от этого, от встречи на вокзале, от теплой доброты московского июльского вечера мне было хорошо.

«Неужели, — думал я, входя в свой кабинет, — всевышний увеличил норму хороших дней для строителей?»

На письменном столе лежала записка:

Глава двенадцатая

Письма в июле

Из Крыма.

От Николая Николаевича Скиридова.

Здравствуй, Виктор!

Давно не получал от тебя писем. Уже начал беспокоиться, думал, добили тебя совсем управляющий, Костромин, Ирочка (кстати, почему мы ее называем Ирочка, ведь ее имя Александра, Александра Васильевна). Но вот получил твое письмо — все прояснилось.

С Костроминым ты — напрасно. Все еще хочешь доказать мне, что плохих людей не бывает. Как ты написал? Ага, вот: «Стройка правит человека. Плохой человек, столкнувшись с ее трудностями, обязательно уйдет…»

Ну и даст он тебе сейчас перцу. Пишу это письмо и руки потираю, через неделю, не позже, поймешь. Это же нужно! Дать согласие, чтобы Костромина назначили и.о. управляющего! Что, тоже эксперимент?

Все, все, больше тебя не буду пилить. Сделаешь это сам.

Ты хочешь знать результаты комиссии. Нету, Виктор, результатов, нету! Уж я их всех как задабривал, льстил, потом шумел, грозился — ничего не помогло.

Собрались: профессор Семен Абрамович Виленский, главный врач санатория, еще каких-то два врача, кажется местных, на самолете прибыла Лидочка (позже я посплетничаю на ее счет).

Главный врач, председатель, черт бы его побрал, все шутил, не пойду ли я к нему на работу в качестве прораба? Мол, собирается расширять санаторий…

И вышутил. Решение такое: здоровье улучшилось, для закрепления сидеть мне тут еще месяц.

Целые сутки ко мне никто не заходил — боялись. Потом появился директор Читашвили. Ты его не забыл, Виктор? Думаю, это было специально подстроено, чтобы я мог излить постороннему человеку душу. Уж я-то излил!!!

Примерно через час, насупив для важности свои бровки, пришла Лидия Владимировна. Директор Читашвили, увидев ее, вскочил и рассыпался в любезностях.

Лидия Владимировна даже не посмотрела на него, взяла мою руку, проверила пульс, потом сухо сказала:

— Вы знаете, я читала грузинский эпос. Следует сказать, что тысячу лет назад грузины более тонко говорили женщинам комплименты. — При этом она окинула его ледяным взглядом.

Директор Читашвили сначала не понял.

— Ты, девушка, читала наши старинные книги, — закричал он. — Молодец, вдвойне люблю тебя за это!

Только минут через пять до него дошла ирония, — мы услышали громкий смех.

— Молодец, девушка! — отдышавшись, сказал он. — Так и нужно приводить в порядок таких, как я.

Мощной рукой Читашвили показал на приморский парк, море:

— Бери, девушка, у нас что хочешь, ничего для тебя не пожалею.

Прикусив губу, Лидия Владимировна сказала:

— Из того, что вы предлагаете, кусочек моря и ту аллейку кипарисов я, пожалуй, возьму… Упакуйте, пожалуйста, к моему отъезду.

— Упакую, — убежденно сказал директор. — Ничего не жалко!

Я попробовал вмешаться в разговор:

— У директора Читашвили есть еще завод, если вы захотите — можете стать пятым совладельцем его.

Но Лидия Владимировна со мной шутить была не расположена: я ее больной, а с этой категорией людей он к ведет себя весьма строго.

— Я тут побуду еще несколько дней, — холодно сказала она, — мы установим вам точный распорядок дня. Комиссий считает, что вы должны тут еще побыть не для того, чтобы бегать на стройку, а для закрепления лечения.

Я пробовал возражать.

— Никаких «но», — оборвала она меня. — Строгое выполнение предписания врачей — вот что вам сейчас нужно… Что касается завода, — добавила она, — то, если директор Читашвили захочет, он сам предложит его. Так?

Читашвили вскочил:

— Так точно, Лидия Владимировна!

Они ушли вместе. Из всего этого, мой друг, я понял, что у тебя появился второй соперник. А что со Сперанским, Виктор?

О своей строечке напишу подробно в другой раз. Что-то там местное начальство задумало показ провести. Как он делается, а, Виктор? Вот черт, сколько раз подписывал приказы о показах, а ни разу не удосужился посмотреть, как это обмениваются опытом.

Жму руку.

Н.Н.

Из Крыма.

От Лидии Владимировны Северской.

Дорогой Виктор Константинович!

Николай Николаевич показал мне Ваши письму. Что это за работа у Вас такая?! Одни неприятности! Я думала об этом — нужно, наверное, очень любить свою специальность, чтобы работать на стройке. И, по правде говоря, еще я думала, что не сладко будет Вашей семье. Встречать Вас — все равно что встречать морехода.

Скажите, а разве все инженеры-строители так вот загружены, как Вы? Есть же, наверное, и что-то другое: проектные конторы, исследовательские институты… Боже, Как это по своей охоте браться за такое!

Да-да, понимаю, мне можно возразить и даже обвинить в непоследовательности, но, как говорит директор Читашвили, который уже подарил мне свой завод, женщины — существа слабые, и им присущи многие недостатки: ведь когда-то я Вам даже советовала занять эту должность… А главное — людям нужны дома, больницы, театры. Ведь Кто-то должен это все строить? Все это так, но почему именно Вы? Почему Вы?

…Передо мной все время стоит Ваше лицо, тогда в саду, у больницы, белое, без единой кровинки, прикушенные губы И глаза, смотрящие в одну точку. Какое-то наваждение!

Потом я узнала, что у вас большие неприятности. Поняла — вы, может быть, даже подсознательно — хотели моего сочувствия, нуждались в нем. И куда бы я ни шла, что бы ни делала, я слышала, видела Вас.

Когда мы садились со Сперанским в машину, я оглядывалась — успели ли сесть Вы. Когда мы собирались ужинать, я сдерживала себя, чтобы не попросить официанта поставить третий прибор; ночью я просыпалась потому, что кто-то в комнате говорил: «У меня сегодня хороший день…»

Боже, как я могла быть тогда такой жестокой!

Мне ничего не нужно от Вас, пожалуйста, только не думайте, что это объяснение в любви, мне просто хочется один раз увидеть Вас спокойным, улыбающимся, — и тогда снимется с меня тяжесть, которая вот уже больше месяца давит меня.

Ну вот, я рада, что нашла наконец в себе мужество написать Вам, — такое письмо не в моем характере. И если действительно, как Вы тогда говорили, строителю выделяется в году одни хороший день, то пусть он будет у вас поскорее.

Всего Вам хорошего.

Л.В.

Глава тринадцатая

Костромин должен быть наказан

Нас вызвали к Левшину, меня и Костромина. В машине Костромин очень нервничал:

— Это, наверное, вы пожаловались?.. Вы пожаловались! — жалобно повторял он.

— Я же вам говорил, что не жаловался.

— А чего же тогда он вызывает нас обоих?

Я тоже был взвинчен. В эти несколько дней Костромин сделал все, чтобы в самом зародыше угробить Управление обеспечения. Он отменил все мои распоряжения о переводе людей, вызвал Анатолия и долго уговаривал его бросить «это гиблое дело», даже звонил в райисполком и предлагал взять обратно помещение, где начало размещаться новое управление.

Только после вмешательства Васильева Костромин с большой неохотой, торгуясь по каждой кандидатуре, согласился, перевести к Анатолию немного людей. При этом все время причитал, что управляющий, когда приедет из отпуска, четвертует его.

Левшин сразу приступил к делу.

— Вот что, — сказал он, стукнув карандашом по столу, — как у вас со сдачей очередных объектов?.. У меня нет времени, — мрачно добавил он, так как я и Костромин молчали. — Такие вопросы нужно знать, отвечать немедленно.

— Я, Владимир Александрович, еще не полностью вошел в курс дела, — ответил Костромин. — Так что лучше…