В конце концов, они заходят в последнюю на сегодня квартиру с очень странной планировкой. Комнат в ней, как и заказывали, три. Две очень маленькие, и одна огромная, совсем пустая, если не считать одной сиротливой тумбочки. Все комнаты оказываются проходными. Окон в квартире почему-то меньше, чем дверей, и Джоанна петляет какое-то время, как в причудливом лабиринте. Кухня среднего размера, ее внимания не заслуживает, но попасть в нее можно через три двери сразу. Ванна не очень большая, но какая-то уютная и очень чистая. Последним критерием оказывается кровать, на которую Мейсон запрыгивает после порядочного разбега. Кровать скрипит, но не разваливается на части. Джоанна включает ночник, переворачивается на бок, потом обратно на спину, закрывает глаза и просит всех убраться.
- Это солнечная сторона, - рассказывает Эффи Питу, указывая на большую пустую комнату. – По-моему, очень удачно.
- Я остаюсь здесь, - заявляет Мейсон, облокачиваясь на единственную тумбочку, которая угрожающе кренится. – Только тумбочку придется выкинуть. Когда здесь уберут? – Эффи замирает, что может означать как «никогда».
Пит закатывает глаза.
- С уборкой я справлюсь.
- А с готовкой? – оживляется Мейсон. – Ты же бывший пекарь.
- Может, мне тебе еще с утренним душем помогать? – огрызается Пит, но как-то неловко.
Мейсон корчит страшную рожу.
Эффи, кажется, с облегчением выдыхает.
- Оставляю вас устраиваться. Ваши вещи привезут чуть позже, об этом не волнуйтесь.
- А кто волновался? – фыркает самодовольная Мейсон. – Ты собирался убираться? Начни с моей комнаты, а то я как-то подустала.
- Ты собираешься лечь голодной? – мстительно интересуется Пит.
В следующие несколько часов, стоя за плитой, он узнает много слов, которых хорошие девочки знать не должны. Хотя из Джоанны не получилась бы хорошая девочка, будь она дважды, нет, трижды более благовоспитанной, чем сейчас.
========== ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой ненадолго появляется испуганный доктор Аврелий ==========
У Джоанны Мейсон бывает только два состояния. Она либо очень зла, либо очень равнодушна. Жить с ней в одной квартире – задача, иной раз кажущаяся непосильной даже победителю Голодных Игр. К тому же, Игры имеют свойство заканчиваться, а вот совместное проживание ограничений по времени не имеет. Ситуация осложняется тем, что совместное проживание в одной квартире, как и Голодные игры, может окончиться убийством.
Утром чаще всего, она очень зла и очень деятельна. Деятельность ее выражается в бессмысленном перемещении по квартире, благо все комнаты проходные, и дверьми можно хлопать, сколько душе угодно. И не важно, если единственный несчастный сожитель все еще спит. То есть, спал. Попробуй тут поспать, когда нечто очень худое, очень темное и с очень длинными ногтями пытается тебя щекотать и дурным голосом ноет о том, что хочет есть. Питу еще ни разу не удавалось ее проигнорировать. И даже отделаться от нее тем, что еда есть, ее нужно только разогреть, не получается. Джоанна даже упрямее его самого, а так же противнее, настойчивее и невыносимее, из чего следует вполне закономерный вопрос: кто из них двоих переродок, созданный Капитолием?
- Пэйлор просто очень изящно убивает меня, - ворчит Пит, натягивая штаны. Мейсон, не испытывая никакого смущения, маячит у окна.
- Вообще, меня попросил за тобой присматривать доктор Аврелий, - отвечает каким-то вялым голосом. – Вряд ли он действовал по указке Пэйлор. Хотя… - она хмурятся, - насколько мне известно, у этих двоих весьма странные отношения.
Пит закатывает глаза и думает, что в его черный список можно заносить еще одно имя. Правда, иной раз он думал, что Мейсон в его жизни объявилась из-за Плутарха. А вот доктор Аврелий… кто ты мог на него подумать. А ведь такой спокойный и добрый человек.
Пит готовит завтрак, Пит накрывает на стол, моет после завтрака посуду. Для нормального существования Питу нужно немного. Несколько часов в день для того, чтобы закрыться в светлой комнате, теперь уже приспособленной под его студию. Но несколько спокойных часов – это слишком много для Джоанны.
Ей скучно. Ей хочется поговорить. Ей хочется погулять. Ей не хочется делать все это в одиночестве. После прогулки ей хочется есть, и круговерть домашних дел начинает новый виток. Пит Мелларк иной раз с сожалением думает о том, что он не переродок, что он не может просто вспомнить имя Китнисс Эвердин и разрезать Мейсон, находящуюся под рукой, на кожаные ремни. Он просто не может сорваться, он бесконечно устал, но понять не может причин этой странной усталости.
Мейсон больна. Мейсон не кричит по ночам, нет. Она может не спать три, четыре дня, а просто бродить по квартире, завернувшись в одеяло. Ей постоянно холодно. Ей постоянно тревожно. Она не хочет говорить о своих тревогах, о своих страхах, но иногда Пит думает, что им обоим было бы проще, если бы она просто кричала, будила всех в доме, но успокаивалась, оказавшись не в одиночестве. Но Мейсон не кричит. Мейсон перемещается по квартире, и Пит не сразу понимает, что его комнату она старается игнорировать дольше всего, и лишь когда становится невыносимым находиться в тишине, она оказывается у него. Иногда она молчит, просто слушая его спокойное дыхание, сидя на полу, прижавшись спиной к батарее. Самое жуткое случается тогда, когда Пит открывает глаза и орет от ужаса, видя перед собой бледное будто обескровленное лице своей сумасшедшей соседки.
- Ты что, ты с какого дерева сегодня упала?!
Настает его очередь бегать по квартире, завернувшись в одеяло. Правда, в одеяло он заворачивается только первые пять секунд, потому что от ужаса он еще и размахивает руками, а одеяло очень сильно мешает. Джоанна, так и оставшись у батареи в его комнате, закатывает глаза и прикуривает сигарету. Ах да, она ведь еще и курит!
- И как часто ты это делаешь?! – Пит нависает над ней со всей угрозой, на которую способен.
- Временами. То, что ты можешь спать, успокаивает меня. Когда мы спали в одном номере, я тоже так делала, - договаривает с ухмылкой. – Тебе теперь страшно, да?
- С этим нужно что-то делать, - только и отвечает Пит, присаживаясь на кровать. Голова, тяжелая после короткого сна, начинает болеть. – Почему я не слышу твоих шагов? Даже когда ты бродишь тут в темноте?
- Я большую часть жизни провела в лесу. В лесу нельзя шуметь, Мелларк, - и опять ее слова сочатся ядом. – Я попросила твою яркую капитолийку провести сюда телефон. Доктор Аврелий будет лечить меня по телефону, потому что не может поднять свою большую жирную… - Чтобы не слышать окончания фразы, Пит включает в ванной воду. Шум воды – единственное, что способно заткнуть говорящую Джоанну Мейсон. Правда, ненадолго. - Тебе ведь тоже снятся кошмары, Мелларк. Я знаю. Я вижу, как ты порой просто распахиваешь глаза и смотришь в потолок. Тебя всего колотит, как… - сглатывает слюну, - как после ударов тока.
Удары тока – это еще одна больная тема, для обоих.
- Что тебе снится?
Пит пожимает плечом. Плохая выдается ночь. Странная. Он знает, что уже не сможет заснуть, но знает тоже, что не захочет засыпать, зная, что эта двинутая опять придет сюда успокаиваться… Говорить о Китнисс Эвердин ему тоже не хочется, но выбора у него нет. Почему-то всегда в такие странные ночи он говорит о Китнисс Эвердин со всеми, кому не лень слушать, или кто недостаточно умен, чтобы не расспрашивать его. Еще такие разговоры случаются вечером. Или днем. Да и вообще, после того, как его имя было произнесено на Жатве в первый раз, он только и говорит, что о Китнисс Эвердин. Будто больше поговорить не о ком.
- Боишься довериться своему единственному другу? – усмехается Мейсон. – Я не кусаю таких же сумасшедших, как я сама. Ты уже болен. Мне лень расходовать яд. Просто скажи, что тебе снится почти каждую ночь, и, я возможно, отстану.
Питу сложно пропустить мимо ушей ее «возможно». Он позволяет ей залезть на его постель с ногами, а сам ложится поперек. От пола тянет холодом, но это его не смущает. Сейчас самое время подцепить простуду с какими-нибудь осложнениями и сдохнуть через неделю ада.
- Каждую ночь я убиваю ее, - говорит он спокойно. Дыхание у Джоанны легкое, поверхностное, и можно представить, что в комнате, помимо него, никого нет. – Места и способы всегда разные, только итог один – я убиваю ее. На играх. На Квартальной Бойне. После моего возвращения из Капитолия. Я закалываю ее. Или топлю. Или душу. Или сжигаю заживо. Это происходит случайно, или я долго разрабатываю план ее смерти. Иногда я целую ее, и кажется, что мы счастливо живем в Двенадцатом Дистрикте, и наши дети играют на цветущей Луговине, а потом я ломаю ей пальцы и сворачиваю шею. Она никогда не кричит. В ее глазах всегда застывает одно и то же выражение. Она удивлена. Удивлена тому, что погибает от руки того, кто ее когда-то любил.
- Дети? – переспрашивает Джоанна с сарказмом. – Ты из вымершего вида романтиков, Мелларк.
Ее можно проигнорировать.
- Такое было и до Капитолия, до пыток, до начала Квартальной Бойни. Мне снилось, будто она умирает, я просыпался, и видел ее спящей. А сейчас я просыпаюсь и знаю, что кошмар, на самом деле, не кончился. Я жив. Она мертва. Первое время меня это радовало, а потом этот доктор меня вылечил.
Джоанна трясется теперь от смеха.
- Давай найдем этого доктора и убьем? – спрашивает, вытирая выступившие слезы. – Лучше бы он сказал всем, что мы безнадежны, что проще нас убить, чтобы мы не мучились сами и не мучили других. Это было бы правильнее, так? – Пит качает головой. – Ах, ну да. Если мы выжили в мясорубке, значит, мы не должны были стать фаршем. Значит, из нас должно получиться что-то еще.
Джоанна тушит сигарету о собственную ладонь, и Пит подскакивает, как ужаленный.
- Ты второй раз с дерева упала?!
Джоанна опять закатывает глаза.
- Я родилась в Седьмом Дистрикте, я росла на деревьях, - заявляет самодовольно.
- Нужно подержать руку под ледяной водой, - не слушает ее Пит. Они подносит ее ладонь близко к глазам, и кажется, что он близорук. Джоанна резко вырывает руку, и в глазах ее появляется ужас.
- Не нужно, Пит. Это только… Это пустяк, он сам заживет.
Она ненавидит воду. Старается как можно реже ее включать, и то лишь в самых экстренных случаях. Пит знает, почему. Питу тоже довелось пройти через пытки электричеством, но сейчас он будто сам становится одним из ее истязателей. Ее ужас придает ему сил, позволяет просто закрыть глаза на несостоятельность только что возникшего в его голове плана. Он уверен, что все сделает правильно, и он знает – она будет сопротивляться.
Она кричит, упирается ногами, бьет его, стараясь попасть по лицу. От ее ногтей остаются длинные царапины, но Пита не может остановить боль. Он хочет спасти хоть кого-нибудь, он устал видеть, как все вокруг него медленно гниют заживо под пластами своих кошмаров, подпитываемых ужасами, происходившими с ними в прошлом.
- От этого страха пора избавляться, - говорит он Джоанне на ухо.
Наверное, все это время, она и подумать не могла, насколько он сильнее ее. Такой отстраненный, с такой доброй улыбкой, разговорами о Китнисс Эвердин, он ведь казался тем мальчишкой, который трясся, выходя на сцену на Жатве. Все считали его слабаком. Влюбленным слабаком. Все ставили на нем крест даже тогда, когда он расправлялся с врагами, спасая задницу Эвердин. Все всегда считали его слабаком, но он не был слабаком. Он держит ее так крепко, будто хочет переломать все ребра. Он не чувствует боли от ее ударов, а она извивается, осыпает его грязной бранью, но не может ничего сделать. Ад длится до двери в ванную. Она думает, что ему не удастся включить воду так, чтобы она не сумела вырваться, она готова прогрызть ему руку до кости, но не допустить того, что он собирается сделать. Нет, Пит, так страхи не лечат.
От ее крика, переходящего на визг, а потом на хрипение, закладывает уши. В ванной она переворачивает все вверх дном, но вырваться у нее не получается. Воду он включает, наверное, силой мысли, и стоит с ней, как последний дурак, под струей едва теплой воды. Она уже не хрипит.
- Видишь, это не больно, - шепчет он ей на ухо. Она выше, она слабая и легкая, как тряпичная кукла. – Это только вода, Джоанна. В ней нет никакого тока. Видишь? – он должен добиться от нее хоть какого-то ответа, и на самом краю сознания он думает, что завтра проснется в этой ванне с перерезанным горлом. Или с головой, из которой зрелищно будет торчать топор. – Джо?
Она дышит. Не сопротивляется, когда он вылезает из ванной за полотенцами. Сидит, съежившись, обнимает колени руками и смотрит куда-то в сторону. Поймать ее взгляд не удается. Пит корит себя за такой поступок, думает о том, что нужно было сперва прочитать тонны книг по психологии, или, на крайний случай, обговорить подходящие методы лечения с доктором Аврелием. Хотя бы по телефону. Ему становится страшно, когда она позволяет себя раздеть, вытереть махровым полотенцем, переодеть в пижаму. Она смотрит куда-то в сторону, и взгляд у нее остановившийся, такой же, какой, наверное, был у него, когда он стал пить таблетки, избавляющие от эмоций. У нее сухие, растрескавшиеся губы, капли воды стекают по щекам, но это вовсе не слезы.
Она покорно ложится на свою кровать, покорно накрывается одеялом. Она – кукла, Пит ненавидит себя за опрометчивость, и садится на пол у кровати, обдумывая то, что сделает завтра. Подождет, когда установят телефон. Наберет номер доктора Аврелия и во всем покается.
Его зовут Пит Мелларк. Ему восемнадцать лет, и он непроходимо туп.
Жуткая ночь и не думает заканчиваться.
Джоанна Мейсон лежит в своей постели с открытыми глазами.
…
Кто-то включает в ванной воду, Пит дергается, просыпаясь, больно ушибает локоть о стену, подскакивает, и, не обнаружив на кровати Мейсон, рысью бежит на шум льющейся воды. В ванной после вчерашнего никто не убирал, и заходить в нее страшно. Пит ожидает увидеть все, что угодно. Джоанна Мейсон, с тем же застывшим взглядом, стоит в ванной под струей холодной воды. На ней уже знакомая Питу пижама.
- Джо? – спрашивает он робко. Она поворачивает в его сторону голову.
- Ты прав, - говорит отстранено. – Ток здесь не предусмотрен.
- Ты в порядке? – уточняет он, перекрывая кран. Вода ледяная, Джоанну трясет, от полотенца она почему-то отказывается, и идет в комнату как есть, в мокрой пижаме. – Вижу, что нет, - Пит мягко берет ее за запястье, и получает сильную пощечину.
Не то, чтобы он рассчитывал на объятия после того, что сделал, но пощечина его расстраивает. За ней следует и вторая, но вторую он успевает перехватить. Спокойно начавшееся утро опять заканчивается потасовкой, Джоанна опять кричит и вырывается, но расстановка сил между ними прежняя, поэтому и заканчивается все так же, как раньше.
Он опять накрывает ее одеялом, и она едва не впивается в его руку своими зубами. Глаза ее, красные от слез, смотрят на него с обидой и злостью. Но она реагирует на него, значит, все не так плохо. Хуже будет, когда в ее руки попадет топор. Или хотя бы нож, но о совсем мрачных перспективах Пит старается не думать и из комнаты уходит. Весь день он ждет удара в спину, но Джоанна спит – или делает вид, что спит. Ее не будят мужчины, устанавливающие на кухне телефон, и не будит Пит, путающий кнопки на аппарате и трижды попадающий не туда, куда нужно.
Кажется, будто доктора Аврелия хватит удар, когда он узнает голос своего пациента. Сбивчивый рассказ выслушивает с поразительным спокойствием, и обещает приехать сегодня. Обещание свое выполняет, но только через три часа, которые способны свести с ума нормального человека, а Пита Мелларка никто не может назвать нормальным человеком. Впрочем, Пит все три часа проводит с пользой, убирая разгромленную ванную и не забывая изредка проверять месторасположение Джоанны Мейсон. Удара в спину он продолжает ждать и после того, как доктор приходит. Очень бледный доктор, стоит отметить. Когда Аврелий просит Пита из комнаты убраться, Пит закусывает губу. Взгляд доктора просит его остаться здесь, и какое-то время Мелларк мечет между здравым смыслом и милосердием. Здравый смысл советует ему не только уйти из комнаты, но и из страны уехать, сменив имя, и, по возможности, пол.