В парализованном свете. 19791984 - Голованов Александр Евгеньевич 21 стр.


Один Андрей Аркадьевич, казалось, не изменил своего отношения к ним, будто был настолько увлечен подготовкой к предстоящей лекции о дискретных переводах, что попросту не замечал угрожающих симптомов общественного мнения. Он и в самом деле был увлечен новой оригинальной идеей: в местной фонотеке подыскивал записи музыкальных отрывков для заполнения пауз между докладами последнего дня конференции. Эта  к о н ц е п т у а л ь н а я  по своему существу идея предполагала использовать музыку в качестве  и н т е р а п т о р о в, инородных звуковых структур. И хотя в этом своеобразном эксперименте, иллюстрирующем дискретные переводы, музыкальным интермедиям отводилась всего минута — время, достаточное лишь для смены выступающих, — успех начинания Андрея Аркадьевича превзошел самые смелые ожидания.

Собралось столько народу, что мест в зале не хватило. Кроме делегатов пришли представители местной творческой и научно-технической интеллигенции. Докладчика засы́пали вопросами. На многие записки, касающиеся, впрочем, не только «дискретных», но и обычных поэтических переводов, Андрей Аркадьевич отвечал порой столь подробно, что тема лекции невольно расширилась. Председательствующий доцент Казбулатов не прерывал лектора. Близился финал конференции, и выступление Андрея Аркадьевича, хотя и было запланировано как научное, явилось на самом деле одним из праздничных мероприятий в ряду других, предусмотренных программой.

— При достаточной подготовке, — отвечал Андрей Аркадьевич на одну из записок, — новое поэтическое мышление не покажется более невероятным, нежели простые истины греков, изображавших вооруженную Афину выходящей из головы Зевса…

Когда в конференц-зале стало душно, доцент Казбулатов глянул на дверь в глубине до отказа забитых рядов — и она тотчас распахнулась, как по мановению волшебной палочки. Свежая прохладная струя пронеслась над головами.

— Вы, техники и ученые, — продолжал Андрей Аркадьевич, — уже приучили нас, гуманитариев, к чудесам. Почему же часто сами вы не принимаете наших даже совсем маленьких чудес, при том что они ведь гораздо проще и доступнее для понимания? Разве не одна и та же плодоносная почва — воображение — питает писателей и художников, ученых и инженеров? Создавая сверхлирические алхимии, поэты вносят все более чистый смысл в идею непрерывного обновления, извечного созидания, в ту без конца возрождающуюся поэзию, какой только и питается человеческое существование…

Большинство делегатов и гостей не поняло туманного смысла последней фразы, но поскольку именно ею Андрей Аркадьевич закончил свое выступление, раздались дружные аплодисменты, после чего докладчика окружили плотным кольцом и не отпускали, пока многочисленные представители разных организаций не добились от него обещания поставить перед руководством Института химии вопрос о проведении и для них хоздоговорных работ в области «дискретных переводов».

На банкете, устроенном по случаю успешного завершения конференции, Инна, Андрей Аркадьевич и Триэс сидели рядом. После шумного успеха и недавнего подъема Андрей Аркадьевич находился теперь в угнетенном, упадочном каком-то состоянии, все жаловался, что для высокой поэзии не осталось места в современном мире, вздыхал о чем-то недостижимом и время от времени восклицал, обращаясь преимущественно к Инне:

— Эта материя, черт побери!.. Эта материя…

Инну чаще других приглашали танцевать, Триэс злился, неумеренно пил заботливо подливаемый молодым человеком коньяк, потом категорически заявил, что намерен ехать к себе. Тот же молодой человек помог ему добраться до Охотничьей комнаты. Триэс стянул непослушную рубашку, брюки, залез под одеяло и сразу, едва голова коснулась подушки, уснул.

2. ОХОТА

Шум голосов в прихожей разбудил его.

— Сергей Сергеевич!

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Андрея Аркадьевича.

— Вставайте.

За окном светало. Еще не понимая, зачем его разбудили в такую рань, Триэс рывком поднялся, наспех ополоснул лицо, кое-как оделся и вышел из комнаты.

В коридоре царила непривычная суета. Молодые люди вытаскивали из чуланчика какие-то приспособления, жерди, сети, флажки и, нагруженные всем этим, с громким топаньем спускались по лестнице.

— В чем дело?

— Небольшое мероприятие, — многозначительно улыбнулся доцент Казбулатов, и Триэс только теперь заметил, какие у него белые, крепкие, хищные зубы. На нем были брюки галифе, заправленные в хромовые сапоги, и какая-то экстравагантная куртка.

Инна стояла на открытой площадке спиной к двери.

— Королевская охота, да? — подмигнул профессору доцент.

— Только для нас, — шепнул Андрей Аркадьевич.

— А как же этот… Синяя куртка… тот, что живет внизу?

— Товарищ Пони проходит по другому разряду, — объяснил Казбулатов, продолжая командовать молодыми людьми. — Для них потом организуют коллективную охоту.

— Как-то нелогично, — пожал плечами Андрей Аркадьевич. — С одной стороны, ему дали лучшую в доме комнату, а с другой…

— Комната, дорогие товарищи, это еще не все.

В коридорчике было почти темно. Тщедушный свет занимающегося утра позволял различать лишь черное и серое, как на недопроявленной фотографии. Андрей Аркадьевич направился к маленькой двери в стене, включил электрический свет. Все небольшое пространство чулана, о существовании которого Триэс даже не подозревал, занимали ружья, винтовки, охотничьи ножи, фонари, бинокли, приспособления для чистки и смазки оружия, коробки с патронами, запасные обоймы.

— На кого будем охотиться?

— Сие покрыто мраком неизвестности. — Андрей Аркадьевич пригнулся, чтобы не стукнуться головой о косяк. — Доцент скрывает. Готовит сюрприз.

Триэс взял двустволку, переломил пополам, замкнул, нажал на оба спуска, услышал два коротких щелчка.

Инна вошла в каморку следом за ними.

— Возьми это, — сначала посоветовал он, протягивая аккуратное ружье о трех стволах: два сверху, третий внизу, по центру, но оно оказалось чересчур тяжелым, и тогда решили остановиться на маленьком «манлихере», от которого исходил терпкий запах металла.

Сумм предпочел автоматическую винтовку восьмого калибра. Распечатал коробку, набрал горсть патронов и принялся снаряжать обойму.

Инна в вечернем платье и Андрей Аркадьевич в темном костюме с карабинами в руках походили на отъявленных террористов.

— Не хотите переодеться? — спросил Триэс.

— Да ведь никуда не пойдем.

— В каком смысле?

— Будем ждать, когда какой-нибудь зверь выбежит на поляну перед домом. Доцент обещал обо всем позаботиться и намекнул, что охота не совсем обычная.

Триэс отлучился к себе в Охотничью комнату за патронташем.

— На вашем месте я бы зарядил пулями. Какой калибр?

— Эти подойдут, — сказал Триэс, заменяя одни патроны на другие, с латунными гильзами.

Потом он взял у Инны «манлихер», потянул на себя рукоятку затвора, вынул обойму, снарядил ее, поставил на место, снял с мушки защитный колпачок и продул прицел.

— Fórsan et háec olim meminisse juvábit[2], — то ли пропел, то ли продекламировал Андрей Аркадьевич. — Если готовы, пошли.

Приподнятый над землей до уровня второго этажа помост с навесом на случай дождя — нечто среднее между бунгало и временной, приготовленной на скорую руку трибуной для выступлений — имел около шести шагов в длину и двух в ширину. Триэсу уже показывали его в день приезда. Над полем в серых предрассветных сумерках курился туман. Слева, на востоке, откуда вскоре должно было появиться солнце, близко к дому подступали сплошные заросли, а на юго-западе, метрах в двухстах, начиная примерно с середины холма, голубел лес. Зябкий утренний воздух пах тленом.

— Все-таки гнусно в наши дни убивать диких животных. — Триэс поежился. — Охота себя изжила. Перевели почти все зверье.

— Преувеличиваете, Сергей Сергеевич. Достаточно соблюдать определенные правила — и природе никакого вреда. Поверьте опытному охотнику. Уж сколько мы со старушкой Дианой ходили и на уток, и на зайцев, и на кабана. Прогуляешься эдак километров двадцать по лесу… Замечательная, смею заверить, разгрузка для подсознания.

— Я в этом как-то не нуждаюсь.

— Э, не скажите. У каждого там, — постучал Андрей Аркадьевич пальцем по голове, — авгиевы конюшни. Некоторые просто замуровывают дверь, не обращая внимания на крики и стенания заключенных…

— Кстати, вот деньги. Вчера вечером пришел перевод.

— Большое спасибо. Извините за беспокойство. Сразу, как только приедем…

— Пустяки. Телеграмма туда — телеграмма обратно.

— Так получилось… Прямо с заседания — в самолет. Второпях забыл деньги, а телеграмму собаке, сами понимаете, не отправишь, — оправдывался Андрей Аркадьевич.

— Сколько ей?

— Скоро пятнадцать.

— Ого!

— Да, — сказал Андрей Аркадьевич, удрученно покачав головой. — Мда…

Солнцу давно пора было показаться, но вместо этого горизонт совсем затянуло, и вскоре их вновь поглотила наступившая ночь. Через какое-то время, однако, в непроглядной тьме что-то дрогнуло и расступилось.

— Глядите! Снова светает, — нарушил долгое молчание Андрей Аркадьевич. — Я же говорил, доцент свое дело знает. Ну и размах!.. Приурочить охоту к полному солнечному затмению!..

— Да нет, это луна, — сказала Инна.

— Луна? Какая разница! Насколько помнится, луна тоже движется с востока на запад. Верно, Сергей Сергеевич?

— Не морочьте голову, — сказал Триэс.

Уперев приклад винтовки в живот и положив ствол на перила, Андрей Аркадьевич поигрывал спусковым крючком, то слегка нажимая, то отпуская.

— Я тут при чем? Все претензии — к доценту Казбулатову. Пусть даже его вымысел не зрел, сумбурен, и с затмением солнца он переборщил… Но, согласитесь, специально приурочить охоту к затмению или затмение к охоте… В этом есть что-то грандиозное. Вообще, привитый искусной рукой к зрелой действительности, даже самый необузданный вымысел может дать замечательные плоды.

— Как и незрелая действительность, привитая к зрелому замыслу, — добавил Триэс ему в тон.

— С пользой прививается все, что само по себе в чем-либо нуждается…

Едва Андрей Аркадьевич успел произнести эту свою сентенцию, как вдали, на холме, послышались топот, рычание, треск ломаемых веток. На поляну выскочило похожее на медведя волосатое животное с длинной узкой мордой и широкими, как локаторы, ушами.

Андрей Аркадьевич вскинул винтовку. Раздался выстрел. Пуля взметнула фонтанчик земли. Животное подпрыгнуло, хрюкнуло, изогнулось всем телом и бросилось наутек. Андрей Аркадьевич выстрелил вслед.

— Ну что же вы? — спросил он, раздосадованный. — Почему не стреляли?

— Да уймитесь вы в самом деле, Андрей Аркадьевич!

Инна испуганно посмотрела на мужчин.

— А если это уже все?

— Будем считать, что охота не состоялась.

— Вы готовы смириться?

Ответом послужил приближающийся грозный топот и надвигающийся широким фронтом звук, похожий на посвист утиных крыльев. Прямо на них мчалось стадо огромных крыс.

— Вот так сюрприз! Милые наши предки, — тщательно прицеливаясь, одной половиной рта, чтобы не дрогнула мушка, проговорил Андрей Аркадьевич. Правая его щека была плотно, до белизны, прижата к прикладу. — Меланодон гигантский, если не ошибаюсь. Предтеча нынешних млекопитающих.

Он выстрелил. Бегущая впереди крыса споткнулась и несколько раз перевернулась через голову. Андрей Аркадьевич снова выстрелил.

— Стреляйте! — отрывисто выкрикнул он. — Стреляйте же!

Стадо неслось по направлению к дому, к башне, на которой они находились, и было готово, казалось, смести все на своем пути.

Инна выстрелила почти наугад. Еще одна крыса, неловко подпрыгнув, тяжело завалилась набок. На нее с ходу налетела сзади бегущая, упала и покатилась вниз по склону.

— Coup de roi![3] — раздался восторженный возглас Андрея Аркадьевича. — Браво! Браво!

Его глаза озорно сверкнули. Ободряюще улыбнувшись Инне, он вновь налег щекой на гладкий приклад.

Триэс тщательно прицелился, ведя мушку с некоторым опережением, и потянул спуск, но выстрела не последовало. Ему показалось, что курок заклинило. Он потянул спуск изо всей силы, ружье рванулось из рук и выпалило с оглушительным грохотом. Справа и слева стреляли с небольшими перерывами. Триэс выстрелил еще раз, надломил ружье, вытащил дымящуюся гильзу, затем другую, вставил в оба ствола патроны с пулями и снова прицелился.

— До чего глупые морды, — сказал он не оборачиваясь. — И ужасно жестокие.

— Одно слово — меланодоны. Меланодоны гигантские. Вымерли шестьдесят миллионов лет назад.

— От таких не больно-то защитишь окружающую среду.

— Ничего, защитим. Ничего… — приговаривал Андрей Аркадьевич, продолжая стрелять.

Несколько чудовищ, увеличившись до невероятных размеров, растаяло в воздухе. Другие падали, сраженные пулями охотников. Третьи исчезали в зарослях.

— Ну вот, кажется, разминка закончена. — Андрей Аркадьевич выпрямился, тронул затекшую поясницу и перезарядил винтовку. — Лучше бы все-таки вам взять другое ружье. Это же самая настоящая пушка…

— Я привык.

Сумм поднес бинокль к глазам.

— О! Ну и ну! Вон он, смотрите. Титанотерий.

Триэс взял у него бинокль, сблизил окуляры, навел на резкость и в перекрестье увидел невероятных размеров зверя, внешне напоминавшего носорога, но только с двумя массивными симметрично расположенными рогами на голове. Титанотерий неподвижно стоял на опушке леса, точно огромная надувная палатка из пластика.

— По-моему, мы совсем не интересуем его. Он даже не смотрит в нашу сторону.

— Такого зверя не больно погонишь. Нда… — Считанные мгновения Андрей Аркадьевич колебался. — Придется идти туда.

— Это опасно, — встревожилась Инна, но никакого Андрея Аркадьевича уже не было рядом с ними — только слышался быстрый перестук ног по гулкой деревянной лестнице. — Господи, зачем это он?

Триэс протянул ей бинокль.

— Ой! Какой же он страшный… Противный…

— Пойду догоню его.

— Я тоже с вами.

— Останься.

— Не останусь я тут одна.

Триэс набил карманы патронами, Инна захватила две запасные обоймы к «манлихеру», и они спустились на первый этаж.

После темного коридора стволы и листья деревьев, трава, кустарник, цветущие розы — все казалось особенно ярким, выпуклым, четким. Инна закинула винтовку за спину и теперь выглядела еще более нелепо в своем вечернем платье с ружейным ремнем на плече. Впереди маячила фигура Андрея Аркадьевича.

Ближе было идти по прямой, но, обогнув дом, они не стали выходить на открытое место и поэтому настигли Андрея Аркадьевича только возле лесной опушки.

— Ну что? — тихо спросила Инна, с трудом переводя дух.

— Представьте себе, ушел. Будто сквозь землю провалился.

— Тем лучше.

— Опять жалеете беззащитных животных?

— Вот именно.

— А уничтожать тараканов, ставить опыты на крысах и мышах?! — воскликнул Андрей Аркадьевич, поправляя накрахмаленный манжет белой рубашки. — Они уж куда более беззащитны, чем те, на кого мы охотимся. Видели бы вы его рога.

— Мы видели, — сказала Инна. — В бинокль. Это просто чудовище.

— Ну что поделаешь, не повезло. Единственный, может, раз в жизни посчастливилось иметь дело с чем-то действительно настоящим, и вот… Ведь он — настоящий. Правда?..

Триэс обернулся на шорох. Из леса вышла не то лиса, не то маленькая собака с красноватой шерстью и застыла в настороженной позе.

— Canis latrans, — вполголоса произнес Андрей Аркадьевич.

При этих словах Триэс вздрогнул и побледнел.

— Это волк? — шепотом спросила Инна.

— Семейство Canis, отряд Canis…

Триэс вскинул ружье, отвел предохранитель и выстрелил коротким дуплетом. Пуля шлепнулась о что-то живое, точно мокрый комок бумаги угодил в бетонную стену.

— Зачем? — удивился Андрей Аркадьевич. — Только что спорили, убеждали…

Триэс торопливо перезарядил ружье. На поляну выскочило еще два хищника.

— Саня… Сани… — будто в бреду повторял Триэс.

— Да нет же, Canis, — поправил его Андрей Аркадьевич. — Canis latrans. Это койоты. Не нужно…

Назад Дальше