— Миятович, что ли?
— Вукович!
— Да, и тот и другой, оба.
— И эти, со Стара-горы, с Поноры, из Прачи, — проговорил Марко, прикуривая.
Они с Йоле опять перемигнулись, улыбаясь друг другу.
— Все это ерунда! — раздраженно выкрикнул Сима. — Пока не придут немцы, ничего не выйдет!
— Верно говоришь, — заметил писклявый. — Без немца не война… Где немец вспашет, ничего не вырастет!
— Видели, как они на Сутеске дали прикурить красным? — спросил тот, что помоложе. — Радован, из нашей деревни, рассказывал, там все сровняли с землей.
— Ничего, они снова поднимутся, вот посмотрите.
— Это кто поднимется?! — Задыхаясь от негодования, Сима подскочил к писклявому и схватил его за горло. — Не бывать этому! И род их в порошок сотрем!
Марко и второй крестьянин бросились его оттаскивать. Йоле с удивлением смотрел на схватившихся в драке мужчин. Наконец Марко удалось их развести.
— Ну хватит, хватит, что вы, в самом деле, — урезонивал он.
Сима налитыми кровью глазами уставился на человека, которого только что душил. А тот, держась руками за горло, сипел:
— Сволочь! Гад ползучий!
Отыскав на полу опанки[7], он обулся и выскочил наружу, продолжая сквозь зубы сыпать ругательствами.
На мельнице воцарилась тишина. Слышался только стук жерновов.
— Ты, верно, есть хочешь? — спросил Марко, чтобы как-то отвлечь Йоле.
— Нет, — ответил мальчик и сам этому удивился, вспомнив, что у него с утра ни крошки во рту не было.
— Иди-ка поешь все-таки, — позвал его Марко, доставая что-то из сумки.
Йоле ел с удовольствием, глядя на этого человека и думая о том, как ловко у него все получается: беседу повернет как захочет, и разнимет дерущихся, и уговорит принять угощение.
По их примеру крестьянин, что был помоложе, тоже полез в сумку и достал оттуда хлеб, сыр и бутылку ракии. Хлебнув из горлышка, вытер его ладонью и протянул бутылку Марко. Тот поднял бутылку вверх, сказал:
— Ну, ваше здоровье! — Выпив глоток, возвратил ее хозяину со словами: — Хорошая ракия!
— Из Гораджана, — похвастал крестьянин. — Зять мне принес зимой, когда вместе с этими вот проходили из Ябуки. — Некоторое время он ел молча, а потом, вдруг перейдя на шепот, пробормотал: — По правде говоря, не по душе мне, что он с ними. Дочка с двумя детишками осталась одна. Сам знаешь, что значит женщине одной остаться. Я уж не говорю обо всей работе, которая не для женских рук… Дом их стоит у самой дороги, а сколько солдат мимо проходит, нехорошо это!
Замолчав, он хлебнул из бутылки и снова предложил Марко. Тот отказался.
— Может, этого угостить? — спросил крестьянин.
— Угости. — Марко пожал плечами.
— Господин Сима! — позвал крестьянин. Сима, оглянувшись, уставился на него. — На-ка, хлебни немножко. Хорошая ракия!
— Благодарствую, не буду, — отрезал Сима и отвернулся к жерновам.
Перед тем как заснуть, Йоле вспоминал этот разговор и думал, что в этом человеке, крестьянине, угощавшем своей ракией, будто чего-то не хватает. "Вроде бы и неплохой, — рассуждал Йоле, — только трудно представить его партизаном, не то что Марко… Чем же не подходит? Ведь он же не четник!.. Ни то, ни другое — разве так может быть? — И вдруг ему пришла, кажется, верная мысль: — Это потому, что он слабохарактерный". Мальчик даже улыбнулся, довольный, что дошел до какого-то решения своим умом. Тут сон сморил Йоле, и он словно куда-то провалился.
Проснувщись, долго не мог сообразить, где он. Потом откуда-то донесся стук мельничных жерновов. Мальчик вскочил и выбежал наружу, испугавшись: вдруг Марко ушел, оставил его одного? Но Марко был здесь — хлопотал возле лошади.
— А, проснулся! — обрадовался тот, увидев мальчика. — Не хотелось тебя будить раньше времени.
— А зерно смололи? — спросил Йоле.
— Да, уже все готово. Пойдем, Йоле.
Стояло ясное прохладное утро. Йоле огляделся — вчерашних крестьян не было видно. Не показывался и Сима. Йоле сладко потянулся.
— Иди-ка умойся, — сказал Марко, направляясь к мельнице. — Нам пора.
Йоле побежал к реке. Опустил руку в бурлящую воду, и ее потянуло течение. "Ну и мощь! — восхитился он. — И меня бы так понесла…" Он быстро ополоснул лицо.
У мельницы стояли Марко и Сима.
— Спасибо тебе, — услышал мальчик голос Марко.
Сима ответил:
— Бога благодари.
Когда Йоле снова оглянулся, Симы уже не было.
Дорогой почти не разговаривали. Миновали одну за другой все мельницы, начали подниматься в гору. Вокруг раскинулись безводные пространства — в эту осеннюю пору листья и трава были засохшими, желтыми. "Как пустыня из отцовского рассказа", — невольно подумал Йоле.
Из задумчивости его вывел голос Марко.
— Погляди-ка, Йоле, вон там, на пересечении дорог, мы с тобой расстанемся. Мне направо, а ты пойдешь налево. Я отсыпал тебе немного пшеничной муки, пусть мать испечет вам оладушки… Что-то еще хотел тебе сказать… Ах, да… Слушай внимательно. Сдается мне, скоро здесь бои начнутся. Куда вы денетесь? — Он помолчал. — Да хорошего мало… А ты не жди, когда начнется заваруха, забирай мать и брата — и ко мне. — Марко положил мальчику руку на плечо и кивком указал на гору: — Видишь, вон там, наверху, за этой горой, мой дом. А вообще-то твоя мать знает, где наша деревня. — Он опять замолчал. Затем оглянулся, как бы проверяя, не подслушивает ли их кто, и тихо проговорил: — Я член комитета от нашей деревни, ясно? Подпольщик. Это как партизан в тылу врага…
Йоле не понимал, что такое "тыл", но зато сообразил, что Марко — партизан. Этого ему было достаточно.
— Матери передавай привет, — сказал Марко как-то смущенно и отвел взгляд в сторону. — Знаешь, я ведь когда-то за ней ухаживал. Но она выбрала твоего отца. Наверное, он был лучше. А я женился на другой, только вот детей нет…
Когда подошли к перекрестку дорог, Марко остановился.
— Ну, Йоле, попрощаемся здесь. Ты парень крепкий, думаю, донесешь свой мешок… И не забудь, что я тебе сказал, не жди, когда начнут стрелять… Ясно?
Йоле кивнул.
— Хороший ты паренек… Береги мать. — Марко нагнулся и поцеловал его в щеку, — И запомни все, о чем мы говорили! — С этими словами Марко повернулся и пошел.
Йоле долго стоял не двигаясь, глядя ему вслед. "Надо же — он ухаживал за моей мамой, — озорно засмеялся Йоле. — Значит, я мог бы быть его сыном, если бы она его выбрала… Интересно!"
Подойдя к лошади, Марко оглянулся и помахал рукой. Йоле тоже поднял руку и махнул в ответ, счастливый, будто приветствуя все доброе и честное, что всегда так трогает сердце.
Чужие девушки
Они пошли в лес собирать орехи, за ними увязались все деревенские ребятишки. Вот сбегают вниз, на равнину, точно птицы, щебечущие на разные голоса.
Лена шла грустная. Впереди виднелся пожелтевший лес. Она сказала Раде:
— Посмотри, как мрачно!
Малыш не понял, что такое "мрачно", но переспрашивать не стал.
— Знаешь, Раде, не люблю я осень. Больше всего мне лето нравится.
— Надо же, что выбрала! — засмеялся Влайко, обгоняя их. — Ведь летом полно оводов.
— Тебе-то какое дело?! — набросилась она на брата. — Сам ты овод!
— Я овод! — закричал он и побежал с раскинутыми в стороны руками. — Эй, берегись, ужалю, кого поймаю!
Ребята рванулись за ним, земля загудела от их топота. Позади остались лишь Раде с Леной да шагавший в сторонке Рыжий. Лена украдкой смотрела на него, но он этого не замечал. "Никогда он меня не полюбит", — с обидой думала девочка. Крикнуть бы ему что-нибудь, пусть даже грубое, злое, лишь бы обратить на себя его внимание. Но Рыжий шел, погруженный в свои мысли, махал прутиком то влево, то вправо, и Лена отказалась от своего намерения.
Топот ребячьих ног удалялся. Все скрылись в долине, а на взгорке, с противоположной стороны, появился пока только Йоле, прокричал что-то — победно, ликующе — и скрылся в зарослях орешника.
Подойдя к опушке, Лена, Раде и Рыжий услышали песню: "Мой любимый, ты, как лед, холодный…" Ребята остановились.
— Это, верно, девчата из Ясика, — предположил Раде.
Прибавили шагу. Догнав своих, увидели девушек, которые тоже собирали орехи.
Рыжий отстал, свернул направо и подошел к кусту орешника. Девичий голос слышался по ту сторону куста:
— Зима будет холодная, раз орехи такие уродились.
Голос был приятный. Рыжий раздвинул густые ветки. У куста, подняв руки, тянулась к гроздьям орехов совсем молоденькая девушка. "Какая красивая", — подумал Рыжий и непроизвольно потянулся к той же ветке.
— Да, пожалуй, холодная будет зима, — послышалось сзади. Рыжий оглянулся — из зарослей на него смотрела какая-то толстушка. Смеясь, она добавила: — А вот вам, девушки, и парни!
— Где, где? — зазвенели вокруг девичьи голоса.
Рыжий встретился взглядом с той, первой девушкой, и лицо его вспыхнуло.
— А вот они! — сказал Рыжий обрадованно: подошли Влайко и Йоле.
— Э-э, что это за парни!.. — презрительно воскликнула высокая худая девушка, выглянув из кустов. — Я думала, и правда парни, а тут одна мелочь пузатая…
Девушки захохотали.
— Чем же мы плохи? — серьезно спросил Влайко. — Рыжему пятнадцать лет, а мне и Йоле — по четырнадцать, — не моргнув глазом соврал он.
— Ух ты, какие взрослые, — поддела высокая, пригибая ветку орешника. — До чего мы, бедные, дожили, а? — бросила она через плечо.
Девчата вокруг снова рассмеялись. Высокая девушка обирала куст, не обращая на ребят никакого внимания. Она запела:
— Всех парней в округе этой я отдам за горсть орехов…
Ее подруги не переставая хихикали. Рыжий молчал смущенно. Один Влайко не сдавался:
— Чего смешного? Вы нас просто не знаете. Вот, например, Йоле. Его никто не может обогнать!
— Какой это Йоле? — лукаво поинтересовалась толстушка.
— Да вот он, — кивнул Влайко.
Йоле готов был сквозь землю провалиться. Но, как ни странно, уходить почему-то не спешил. Его забавляла болтовня Влайко. К тому же он заметил, как внимательно смотрит на него одна девушка, невысокая, тоненькая.
— Знаете, он этой зимой лису поймал, — продолжал Влайко. — Голыми руками!
Тут уж Йоле не выдержал. Он повернул назад, но прежде оглянулся на ту самую девушку. Ему показалось, что она не смеется.
— А вот этот твой товарищ, он чем славится? — ехидно спросила высокая.
— Да он лучше всех стреляет, — расхваливал Рыжего Влайко, не замечая подвоха. — Он птицу на лету может подстрелить.
— Смотри-ка! — проговорила высокая, то ли издеваясь, то ли всерьез удивляясь.
Рыжий взглянул на ту, первую, девушку — взгляд ее был полон нескрываемой симпатии. Она потянула на себя ветку, заслонив ею лицо.
— Ну а сам-то ты чем знаменит? — обратилась к Влайко толстуха.
— Я-то? — переспросил он. — Да вроде ничем.
Девушки дружно расхохотались. Рыжий вступился за него:
— Он лучше всех танцует. И больше всех знает всяких шуток…
По гроб жизни Влайко будет благодарен ему за это.
Приободрившись, Влайко предложил:
— Приходите вечером к нам на посиделки.
— А где это? — спросила маленькая девушка.
— У нас. У его дяди, — ответил Влайко, показывая на Рыжего.
— А там, кроме вас, троих молодцов, никого не будет? — съязвила высокая.
— Почему же? — не чувствуя иронии, спокойно ответил мальчик. — Будут и другие.
— Придут четники из Соколовича, — подтвердила толстушка. — Я слышала, наш Спасое говорил.
— Ну, разве что, — протянула высокая, переходя к другому кусту.
Все разбрелись по лесу. Рыжий переходил от куста к кусту, пытаясь найти ту девушку, но ее нигде не было. "Неужели ушла?" — с сожалением подумал он.
Он увидел ее на просеке. Радуясь, что рядом никого нет, смотрел на тонкие ловкие руки, обирающие куст, на грудь, обтянутую полотняной сорочкой. "Как два холмика", — подумал Рыжий, и у него перехватило дыхание.
— A-а, это ты? — спросила девушка, заметив его.
Она была старше его, но не намного. "Лет шестнадцать", — решил Рыжий.
— Тебя как зовут? — спросила девушка.
— Жарко, — ответил он. — Но все называют меня Рыжий.
— Рыжий, — повторила она и улыбнулась.
— А тебя?
— А меня — Роса.
"Она и вправду как роса — чистая и светлая…" — подумал мальчик.
— Можешь нагнуть мне вон ту ветку? — попросила Роса, прикинув, что мальчик выше ее.
— Могу.
Рыжий уверенно подошел к кусту, подпрыгнул, не дотянулся. Подпрыгнул еще раз, схватил ветку, но, потеряв равновесие, чуть было не упал. Роса подошла, чтобы помочь ему, и, стараясь удержаться на ногах, мальчик задел ее плечом. Это прикосновение обожгло его и в то же время смутило.
— Извини, пожалуйста, — сказал Рыжий.
— Ничего, — ответила Роса, обрывая орехи.
Потом они рвали их вместе, держа ветки между собой. "Я дотронулся до нее", — радостно повторял про себя Рыжий. Лицо его пылало.
— А ты не очень разговорчив, — заметила девушка.
Рыжий засмеялся. "Подумает еще, что я какой-нибудь заика…" Чтобы разуверить ее в этом, спросил как можно спокойнее:
— Так ты придешь на посиделки?
— Не знаю. Если мама пустит…
— А у тебя есть парень? — спросил Рыжий и покраснел еще больше.
— Да. Он в партизанах.
— В партизанах…
Рыжий завидовал незнакомому парню. "А если он погибнет?" — чуть было не спросил, да вовремя спохватился. Меньше всего на свете хотел бы он причинить ей боль. Ее глаза, светлые, сияющие, никогда не должны потускнеть от горя, никогда.
"Что это, что происходит? — думал Рыжий. — Что влечет меня к этой незнакомой девушке? И почему так приятно стоять рядом и смотреть на нее?"
Роса разглядывала его с любопытством — ей нравился этот рыжий, не по годам высокий мальчик. Она первая нарушила молчание:
— Твой товарищ сказал, ты живешь у дяди?
— Да. Мы с мамой у него с тех пор, как усташи сожгли наш дом.
— Вот как… — сочувственно проговорила Роса. Понимая, что затронула тяжелую для мальчика тему, спросила: — Ты ходил в школу?
— Ходил, да война помешала.
— Война много чему помешала, — вздохнула Роса. Помолчав, решилась задать еще один вопрос: — А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Учителем, — не задумываясь ответил Рыжий.
— Учителем, — повторила девушка и улыбнулась, представив, как его, такого рыжего, будут дразнить ученики… Но вслух сказала: — Хорошее дело ты выбрал.
— А ты кем будешь? — спросил Рыжий.
Роса засмеялась:
— Никем. Выйду замуж. — Она покраснела. — Буду ухаживать за мужем, за домом, за, детьми… Вот!
Рыжему понравились ее смущение и искренность. Все в ней ему нравилось. Он смотрел на нее с восхищением. "Вот бы согласилась выйти за меня", — подумал он, и мысль эта глубоко его взволновала.
Кто знает, сколько бы еще он так простоял, глядя на девушку, если бы подруги ее не окликнули.
— До свидания, Жарко, — сказала Роса, протянув ему руку. — Я рада, что узнала тебя.
Пожимая ей руку, он вдруг понял, что она уходит и, скорее всего, они больше никогда не увидятся. Тоска охватила его.
— Может быть, где-нибудь еще встретимся, — сказала Роса.
Он смотрел ей вслед. "Что значит "может быть" и "где-нибудь"?" — думал Рыжий. Он чуть было не бросился догонять девушку, чтобы спросить: разве она не придет на посиделки?.. Но, опасаясь ее насмешливых подружек, замер на месте. "Ведь она сказала — если пустит мама… И все-таки: "может быть" и "где-нибудь"".
Надежда и безнадежность попеременно охватывали его, пока он шел домой. Мальчик с удивлением спрашивал себя: что же поселилось в его сердце, что вызывает такую бурю чувств одновременно — счастья и печали? Он не знал, как ответить на этот вопрос.
Тем временем Лена с любопытством наблюдала за Рыжим. Тот ли это хмурый, задумчивый парень, которого она жалела еще сегодня утром? Почему так сияют его глаза? Ей было обидно. "Надо же, и я еще ему сочувствовала!" — упрекнула она себя и сердито отвернулась.