Президент пожимает плечами.
– Возможно. Если уцелеет кто-то, способный отдать такой приказ.
Я до крови закусываю губу. Сноу способен обрушить бомбы на головы целого дистрикта? Конечно, способен: Двенадцатый тому доказательство.
– А если… я соглашусь, что мне нужно будет делать? – тихо спрашиваю я.
Сноу улыбается, он знает, что загнал меня в угол.
– Ничего сверх того, что вы уже делали, мисс Эвердин: продолжать радовать публику своим присутствием. Вы с Питом уже проделывали подобное во время Тура победителей. И, ах, да, мне, вероятно, стоит называть вас миссис Мелларк?
Я затравлено смотрю на президента, от всей души желая оказаться как можно дальше от его грязно-серых, налитых кровью глаз.
– Нет, – признаюсь я.
– Я рад, что мы понимаем друг друга, – улыбается Сноу. – Полагаю, историю с ребенком тоже можно забыть?
Вынужденно киваю.
- Замечательно, но все это останется между нами. Зрителям ваша игра в любовь пришлась по вкусу. Очевидно, кое-что придется повторить.
Я чувствую, как страх липкими щупальцами гладит мою душу.
– Для большинства – вы уже замужем. Не будем разрушать их иллюзий? Лучше сделаем сказку былью.
– Зачем? – не выдерживаю я. – То есть… в каком смысле?
Сноу вспоминает о чае и подносит кружку к губам. Медленно пьет. Тянет время, наслаждается моим ужасом.
– Свадьба, дети… – он улыбается.
– Нет!
Президент удивленно вскидывает брови.
– Вы имеете право выбора, мисс Эвердин. Бомбы или… Вы сами разыграли этот спектакль, я всего лишь дописываю не хватающие сцены.
Я не знаю, что сказать. Мне так страшно, что хочется бежать прочь. Но я остаюсь сидеть на месте.
– Тринадцатый не будет уничтожен полностью! – громко говорю я, стараясь выглядеть уверенной.
– Вы можете оказаться правы, но… – Сноу отодвигает от себя блюдце и почти пустую кружку, – задайте себе вопрос: откуда мне известно про «Кискис»? И, если вспомните, вы попали ко мне прямиком из Тринадцатого, верно?
Он намекает, что среди повстанцев есть предатели? Кто-то, кто может навредить Прим и остальным, даже если капитолийские бомбы не уничтожат дистрикт?
Моя бравада проходит, едва начавшись. У меня нет выбора.
– Хорошо, – говорю я.
– Что хорошо?
– Я буду делать так, как вы захотите.
– Нет, мисс Эвердин, – не соглашается Сноу. – Это целиком и полностью ваши личные желания и стремления. Вы любите нашу страну, вы цените ее единство. И вы без ума от своего будущего мужа. Не забываете говорить об этом почаще.
Чувствую, что слезы жгут глаза. Я не заплачу, президент не увидит моих слез. Глубоко вздыхаю, пытаясь успокоиться.
– Я могу идти?
Сноу кивает, и я поспешно поднимаюсь со стула. Дохожу до двери, когда он снова зовет меня.
– И, Китнисс…
Оборачиваюсь.
– Что?
– Вам удалось. Вы убедили меня в том, что Пит вам не безразличен.
Это контрольный выстрел в голову. Чувствую, как слеза все-таки покатилась по щеке. Я связана по рукам и ногам, если ослушаюсь, нарушу правила…
Не хочу даже думать об этом. Выхожу в коридор. Миротворцы, которые привели меня сюда, никуда не делись.
– Пройдемте с нами, – говорит один из них.
Можно подумать, у меня есть выбор.
Они ведут меня по коридорам дворца, я даже не замечаю поворотов – не пытаюсь их запомнить. Какой смысл, если мне отсюда все равно не выбраться?
Поднимаемся на последний этаж, проходим вглубь и останавливаемся возле белоснежной двери.
– Ваша новая комната, мисс.
Ничего не отвечаю, нажимаю на ручку и прохожу внутрь. Мерзкая догадка не дает покоя: комната приготовлена заранее, Сноу не сомневался, что я соглашусь.
Место, где я буду жить, представляет собой две большие комнаты – гостиная и спальня, разделенные дверью. Падаю на кровать лицом вниз и позволяю себе зареветь. Плачу долго и с удовольствием, разрешая скопившейся боли и страху найти выход в потоках слез.
Проходит целая вечность, прежде чем я успокаиваюсь и могу, наконец, осмотреть свою новую клетку. Сноу не поскупился на то, чтобы прутья моей камеры были покрыты золотом. Дорогие шторы, резная мебель, сотни ламп и розы, огромное количество роз, расставленных в вазах – на тумбах, столах, по углам. Запах настолько сильный, что я удивляюсь, как не заметила его сразу.
Устремляюсь в ванную комнату, встаю под прохладные струи воды и натираю тело мочалкой, стараясь содрать с себя кожу. В камере условия были ужасными – маленькая раковина, которая позволяла только намочить тряпку, чтобы обтираться, так что я шаркаюсь до красноты, до боли. До слез. Снова плачу. Ненавижу Сноу. Ненавижу. Ненавижу.
***
Просыпаюсь, когда на улице уже смеркается. Подхожу к окну – передо мной раскинулся Капитолий, бескрайний и всемогущий. Целое мгновение размышляю о том, чтобы открыть ставни и броситься вниз. Птицей, которая не полетит.
Качаю головой, отходя прочь.
На мне теплый халат, в который я кутаюсь, усаживаясь перед телепроектором. Жму на кнопку, и экран тут же озаряется светом: новости Капитолия – радужные, глупые, пафосные. Передо мной на столике теплый ужин, бутылка с вином. Никогда не любила алкоголь, но именно сегодня мне это кажется хорошей идеей. Наполняю бокал, делаю несколько глотков – жидкость обжигает горло, а голову почти сразу наполняет туман.
Откидываюсь на спинку дивана. Нам с Питом придется здесь жить?
И вдруг я понимаю, что не знаю, где Пит. Он все еще в камере? Почему его не привели сюда, если Сноу собирается заставить нас играть на публику? Может, что-то пошло не так? Пита снова накажут?
В это мгновение открывается дверь и входит мой напарник. Никаких ключей или замков – нас не запирают, нам некуда бежать.
– Привет, – говорит Пит грустным голосом.
– Привет.
Пит выглядит так же, как в камере – спутанные волосы, поношенные штаны, только добавилась футболка, прикрывающая грудь.
– У нас теперь есть душ, – сообщаю я.
Парень кивает, проходит к двери спальни, но замирает на пороге, машинально поглаживая рукой деревянную поверхность. Обернувшись ко мне, он говорит:
– Сноу хочет, чтобы мы поженились. По-настоящему.
Отвожу глаза.
– Знаю, – едва слышно произношу я.
– Что будем делать?
Тянусь к бокалу и, поднеся его к губам, выпиваю содержимое до дна. Голова кружится, но мир уже не кажется таким безжалостно жестоким.
– Есть игры и похуже, – говорю я, начиная истерично смеяться.
========== 06 ==========
Комментарий к 06
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Пит, поджав губы и отвернувшись, уходит в спальню.
Сижу на диване, беспрестанно переключая каналы телепроектора и не прекращая пить вино, – оно уже кажется мне сладким и очень вкусным.
Я слышу шум воды, доносящийся из ванной, и почему-то решаю идти на звук. Встаю с места, и мир вокруг начинает противно покачиваться. Перебарываю это ощущение и прохожу в спальню: дверь в ванную чуть приоткрыта, я вспоминаю, что не почистила зубы. Заглядываю внутрь – Пит скрыт от меня толстым матовым стеклом и стеной воды. Распахиваю дверь и захожу, останавливаюсь возле зеркала. Выбираю одну из щеток и, выдавив на нее горошину пасты, начинаю делать то, зачем пришла.
В зеркале отражается душевая кабина, и я задерживаю взгляд на слабо различимых контурах обнаженного мужского тела. Прополоскав рот и отложив щетку, оборачиваюсь и опираюсь бедрами на раковину. Смотрю на Пита. Он стоит ко мне спиной и моет голову, то и дело проводя руками по волосам. Потом берет мочалку и тщательно трет все тело. Когда он доходит до низа живота, я задерживаю дыхание, а мои щеки начинают гореть огнем.
Надо выйти, надо выйти! Мне не стоит находиться здесь и подглядывать. Но почему все кажется таким волнующим и забавным? У меня вырывается громкий смешок, я тот час же прикрываю рот ладошкой, но, видимо, уже поздно: Пит услышал и замер.
Я не успеваю сбежать, когда дверца душевой распахивается и оттуда высовывается мокрая голова напарника. Вода с его волос течет по лицу, стекает по плечам и капает на кафельный пол, быстро образуя лужу.
– Китнисс?
Лихорадочно осматриваюсь, пытаясь найти оправдание своего присутствия.
– Я хотела дать тебе полотенце! – выпаливаю я, делая несколько шагов вперед, чтобы дотянуться до вешалки.
Пол под ногами влажный, а мир вокруг слишком неустойчивый – поскользнувшись, я падаю. Успеваю взвизгнуть и уже представляю, как со всего маха стукнусь головой, но руки Пита успевают поймать меня в нескольких сантиметрах от пола. Я вцепляюсь пальцами в его голые плечи, а он приподнимает меня, помогая встать на ноги.
Наши лица оказываются совсем близко. Я заглядываю в голубые глаза, но в них невозможно прочесть эмоции. Мне кажется, Пит недоволен.
– От тебя пахнет лавандовым мылом, – шепчу я, хотя не понимаю, какая в этом суть.
– А от тебя пахнет вином, – строго говорит напарник. – Сколько ты выпила?
Широко улыбаюсь.
– Всего-то полбутылочки, – игриво сообщаю я.
Пальцы Пита убирают прядь моих волос, упавших на глаза.
– Для тебя это сверхдоза, Китнисс, – с укором говорит он. – Ты пьяна.
– Нет, – возражаю я. – Ну, может, совсем чуть-чуть, – поднимаю руку, приближая большой и указательный пальцы друг к другу, – самую малость.
Пит качает головой и раздвигает мои пальцы на максимальное расстояние.
– Больше похоже на вот так, – заявляет он.
Меня переполняет возмущение.
– С чего ты взял?
Пит внезапно улыбается, а в его глазах появляются смешинки.
– Ты подглядывала за мной…
– Нет! Я чистила зубы, а потом ты и полотенце, и я хотела… – начинаю оправдываться, но улыбка Пита становится только шире.
– А сейчас ты прижимаешься ко мне, но я ведь голый!
Кажется, я краснею до самых кончиков волос. Отскакиваю от Пита и сразу же жалею об этом: до того как зажмуриться, я успеваю посмотреть на его тело. Голое тело.
Издав жалобный писк, я разворачиваюсь и пытаюсь на ощупь найти дверь: глаз я сейчас не раскрою даже под страхом смерти.
Добираюсь до кровати и ныряю под одеяло, даже не сняв намокшего халата. Укутываюсь по самый подбородок и только теперь поднимаю веки. Мои щеки все еще пылают. Зачем-то накрываюсь одеялом с головой, но это не отгоняет волнующих видений. Я видела голого парня. Вот, черт! Хотя… любопытная… штуковина.
Ворочаюсь в постели, из ванной комнаты снова доносится шум воды. Рассеянно улыбаюсь, поправляя подушку.
– Подумаешь, выпила немного? – говорю сама себе. – Хеймитч постоянно пьет, и ничего!..
***
– Как Хеймитч столько пьет?
Я понимаю, что у меня раскалывается голова, еще до того, как открываю глаза. Во рту отвратительный привкус, а тело плохо слушается, когда я пытаюсь встать. Наконец мне это удается, и я накидываю на себя халат, аккуратно лежащий на стуле. Внезапно вспоминаю, что не помню, как снимала его.
Прижимая руку к виску, бросаю взгляд на соседнюю половину кровати – подушка не тронута. Где Пит?
Завязываю пояс и бреду в гостиную. Напарник спит на диване, поджав под себя ноги и положив руки под голову. Со столика исчез недоеденный мной ужин и початая бутылка вина – Пит навел порядок.
Телепроектор работает, негромко рассказывая о том, как президент посетил детскую больницу: мелькают кадры с малышом, у постели которого сидит Сноу. Диктор умиляется открытости правителя для простых жителей Капитолия, и я уже беру в руку пульт, собираясь выключить передачу, когда картинка сменяется, и на экране появляется Цезарь.
В очередной раз поражаюсь, что этот мужчина не подвержен влиянию времени – его лицо неизменно многие годы, он совершенно не стареет, оставаясь бессменным ведущим на центральном канале. На этот раз волосы Цезаря ядовито-оранжевого цвета, но я нахожу, что ему это даже идет.
– Дорогие мои! – говорит он. – Вы ждали, ждали этого, и вот: наши любимцы, наши очаровашки Пит Мелларк и Огненная девушка Китнисс Эвердин! Ой! – Цезарь наигранно прикрывает рот рукой, будто только спохватился. – Наверное, уже Китнисс Мелларк? Ахаха! Вот завтра у них и спросим! – объявляет он под грохот музыки, льющейся с экрана. – Не пропустите: наша птичка и ее возлюбленный завтра, здесь, в этой самой студии!
Я стою и зачарованно смотрю на экран: одна за другой мелькают наши с Питом фото: наигранные и искренние, счастливые и полные ужаса, когда мы были на Арене. Музыка не смолкает, пока Пит не забирает у меня пульт и не жмет красную кнопку. Только теперь я понимаю, что разбудила его, забывшись и нечаянно добавив громкости.
Пит усаживает меня на диван, а сам садится рядом.
– Как ты? – спрашивает он озабочено.
– Подташнивает, – сознаюсь я.
– От похмелья или от шоу? – пытается пошутить Пит.
– И то, и то, – серьезно говорю я. – Вроде ведь совсем немного выпила, но почему-то я плохо помню, как добралась до кровати, – размышляю вслух.
Пит прячет улыбку, и это почему-то беспокоит меня.
– Что не так?
– Почему ты решила, что что-то не так, Китнисс? – весело спрашивает Пит. – В твоем случае провалы в памяти это хорошо. Хотя, может, и нет: некоторые вещи достаточно познавательны и обидно забыть «такое».
– Какое? – настаиваю я, хмурясь.
– Не бери в голову, – отмахивается напарник и уходит в ванную, все еще посмеиваясь.
Я покорно жду своей очереди, но никак не могу расслабиться. На что намекает Пит? Он выходит, говоря, что зубная паста с клубникой вкусно пахнет. Я сотворила ночью что-то плохое? Подношу щетку ко рту. Но, вроде, Питу весело? Что за черт?
Поднимаю глаза на зеркало, рассматриваю свое лицо и вдруг замечаю отражение душевой кабины. Воспоминания обрушиваются на меня, как сильный осенний дождь: неожиданно и беспощадно. Я подглядывала за моющимся Питом! Я прижималась к нему! Я видела Пита без одежды. Совсем без одежды.
Охаю, роняя на пол стеклянный флакончик, стоящий на краю раковины.
– Это все не со мной! – выдыхаю я.
– Китнисс, с тобой все в порядке? – Пит стучит в дверь, напуганный шумом.
– Нормально, – только и в силах крикнуть в ответ я, сгорая со стыда.
И Пит ведь улыбается сегодня, после всего, что произошло! Это ужасно! Он издевается надо мной?
Подхожу к стене, на которой висят полотенца, и, сбросив все на пол, усаживаюсь сверху. Я собираюсь сидеть здесь весь день. И завтра тоже, и после… Как мне теперь смотреть Питу в глаза?
***
Выйти все-таки приходится, потому что через пару часов, исходя из беспокойства, Пит угрожает выбить дверь. И хотя сейчас я сижу рядом с ним на диване, все равно так ни разу и не осмелилась посмотреть в лицо напарника.
– Я так понимаю, память к тебе вернулась? – спрашивает Пит как раз в тот момент, когда я откусываю приличный кусок от булочки с корицей.
От неожиданности вопроса пища застревает у меня в горле, и парню приходится постучать мне по спине, чтобы помочь восстановить дыхание. Прокашливаюсь, после чего заявляю, вынужденно подняв глаза:
– Я не собираюсь это обсуждать.
Я знаю, что мои щеки красные от смущения, и Пит это видит. Улыбнувшись, он произносит:
– Хорошо, не будем обсуждать, но просто, чтобы ты знала – не произошло ничего непоправимого и…
– Пит! – взвизгиваю я.
– Ладно, ладно, забыли. Будешь еще чай?
Я поспешно киваю, лишь бы напарник занялся чем-то другим, кроме обсуждения того, что произошло этой ночью. Подумать только, «ничего непоправимого»! Это ведь выдуманная история о том, что мы с ним женаты, и я даже была беременна, а на самом деле… Прикрываю глаза, когда Пит проходит мимо, неся в руках маленький чайник – как-то само собой я снова представляю его без одежды. Что со мной происходит?
***
После завтрака нам дают отдохнуть всего пару часов, затем в дверь нашей комнаты стучат и, не дожидаясь ответа, входят какие-то люди. Они похожи на цветных и до невозможности болтливых попугаев: яркие одежды диких цветов и нескончаемый поток слов, охов и ахов.
Мы с Питом успеваем только переглянуться до того, как нас обступают по несколько человек, заявляя, что они стилисты и собираются подготовить и его, и меня к вечернему шоу у Цезаря. Моя стайка попугаев беспрестанно приговаривает что-то о моей ужасной коже и запущенных волосах, а один из них даже пытается стянуть с меня халат прямо здесь, посреди комнаты. Я бью его по рукам, и мужчина с фиолетовыми волосами отступает.