Закрываю дверь за собой и Китнисс и сопровождаю ее в большую комнату от пола до потолка, отделанную мрамором.
– Раздевайся, – без церемоний говорю я. – Снимай свои грязные тряпки.
Китнисс поднимает на меня глаза и выглядит озадаченной.
– Тебе не ясно? – злюсь я.
– Выйди, – тихо отвечает Сойка.
Я точно вижу, что она смущается, и это как лекарство для моих душевных ран.
– Я останусь, – сообщаю я ей, и когда до нее доходит смысл моих слов, щеки Китнисс покрываются румянцем.
– Нет, – упрямо повторяет она, сложив руки на груди. – Или ты выйдешь, или я вообще не буду мыться.
Подобное заявление, как и любой торг, неуместны, так что я делаю шаг в ее сторону и вкрадчиво произношу:
– Неужели жизнь Гейла так мало для тебя значит?
Буря эмоций на ее лице забавляет меня. Я прекрасно понимаю, как унизительно для Китнисс раздеться перед чужим человеком, и я хочу испить ее муки до дна. Заслужила. Если я не могу мучить ее физически, значит, будет страдать морально.
– Пит, пожалуйста, – просит она, сменив упрямство на уговоры. – Я очень тебя прошу – выйди, и я все сделаю… Я не могу при тебе…
Хорошая тактика, думаю я. На прежнего меня это произвело бы впечатление, но новый я лишь улыбается в ответ. Протягиваю руку и, ухватив за слишком широкий воротник майки, дергаю его вниз. Тихий треск рвущейся ткани, и эта одежка становится не пригодна для ношения.
– Я никуда не уйду, Китнисс, – намеренно спокойного говорю я, наслаждаясь властью над ней. – Штаны мне тоже порвать, или сама снимешь?
Сойка отступает, пятится назад, прикрываясь разорванной майкой.
– Пит, – снова просит она и замирает, упершись спиной в мраморную стену.
– Стоило сделать это самой, – тихо говорю я и в один прыжок оказываюсь рядом.
Схватив ее руки одной своей, я дергаю за ремень ее штанов, пытаясь расстегнуть его. Китнисс извивается, старается вырваться, но я сильнее – у нее нет шансов. Поборов ремень, отщелкиваю пуговицу на поясе и тяну вниз замок.
– Ну же, Китнисс, сколько дней ты уже не мылась? Разве гигиена не превыше всего?
Одной рукой пытаюсь стянуть с нее штаны, но из-за того что Китнисс прижата к стене, мне это не удается. Чуть тяну худое тело на себя, но Сойка использует это в свою пользу и, изловчившись, вцепляется зубами мне в кисть. Возглас боли вырывается из моего рта и я, позабыв про штаны, бью Китнисс по лицу, заставляя разжать челюсти. Сойка стонет и выпускает мою руку.
Вид собственной крови сводит меня с ума. Она снова пытается меня убить, сломать, покалечить? Мое тело вновь будет страдать из-за нее?
Отвешиваю ей еще одну пощечину и, сильно дернув за растрепанную косу, вынуждаю запрокинуть голову назад. Китнисс больше не сопротивляется, покорно принимая то, как я, дергая, стаскиваю с нее штаны, и не пытается вновь прокусить мне руку, когда я снимаю с нее лифчик и в завершение резким движением рву сбоку ее плавки, оставляя ее совершенно голой.
Руки Китнисс стыдливо пытаются прикрыть обнаженную грудь и темный треугольник ниже живота, а из глаз сплошным потоком льются беззвучные слезы. Окидываю ее взглядом, отмечая про себя, какой испуганной и затравленной она теперь выглядит.
Вот оно – унижение. Наслаждайся, Китнисс, ты заслужила!
Протянув руку в сторону, поворачиваю кран, и на нас сверху обрушивается стена теплой воды. Слезы Сойки смешиваются со струями новой влаги, и я замечаю, как Китнисс дрожит. Ее плечи сотрясаются от рыданий, но она не издает ни звука и больше не умоляет о пощаде. Мы стоим, не двигаясь, некоторое время, и я непроизвольно рассматриваю ее.
Тощая, угловатая… Небольшие холмики грудей, кое-как прикрытых рукой, чуть раздавшаяся из-за беременности талия; аккуратный изгиб бедер, длинные стройные ноги… Ловлю себя на том, что мое сердце начинает биться сильнее, а низ живота наполняется истомой…
Плавные линии ее тела, светлая кожа, влажная и чуть блестящая от воды. Я с удивлением обнаруживаю, что мне хочется заставить Китнисс убрать руки, чтобы увидеть ее всю, целиком.
Поднимаю глаза к лицу Сойки, но непроизвольно задерживаюсь взглядом на ране – клейме. Выглядит паршиво, резко выделяясь красными рубцами на белоснежной коже. Китнисс все еще плачет и мне, кроме прочего, становится жаль ее.
– Сама можешь умыться? – спрашиваю я тихо, но даже так знаю, она меня слышит.
Сойка кивает, но не открывает глаз, заходясь в новом приступе слез.
Моя злость куда-то делась. Внутри неясное томление и желание почувствовать мягкость кожи Китнисс, прижать ее к себе, успокоить. Обычная жалость, решаю я, и тянусь за куском мыла. Разворачиваю Китнисс спиной к себе и поспешно убираю руку.
Я ведь ненавижу ее! Отчего же мое тело так странно реагирует на близость Китнисс? Одной рукой кое-как распускаю намокшую косу, а второй тщательно намыливаю волосы. Запускаю обе ладони в темный каскад и массирующими движениями мою голову Сойке. Случайно бросаю взгляд вниз, задерживаясь на маленькой ямке внизу поясницы.
Округлые ягодицы, тонкая талия…
Понимаю, что врать себе и дальше бесполезно: я возбужден и хочу обладать прекрасным женским телом, от которого меня отделяет только поток воды.
фанфик находится в разделе “Ждет критики”, и все отзывы награждаются подарочком :)
И не забывайте ставить плюсики - автор будет счастлив :)
========== Глава 18 ==========
Комментарий к Глава 18
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Аккуратно отвожу темную копну волос в сторону и касаюсь ладонью угловатого плеча. Поглаживая, не спеша, спускаюсь ниже: лопатка, изгиб в районе талии, вершина ягодицы…
Китнисс больше не сотрясается от рыданий. Наоборот, она замерла, словно ожидая моих действий. Я глубоко вздыхаю – мне не хватает воздуха. В паху стремительно нарастает желание, пока подушечки моих пальцев скользят по мягкой коже.
Тело Китнисс блестит: мокрое и манящее. Улавливаю легкий поворот ее головы и сразу же командую:
– Не двигайся.
Сейчас мне не до анализа природы своего влечения: все, что важно – красивое девичье тело в моих руках. Я помню, что надо быть ласковым, когда соблазняешь девушку, да мне и самому этого хочется. Лишь где-то глубоко в мозгу стучит упорная мысль, “ты ей не нужен, ни ласковый, ни грубый”.
Облизываю пересохшие, несмотря на льющуюся сверху воду, губы и хочу рискнуть.
Целую Китнисс в плечо, одновременно сжимая одной рукой ее предплечье. Второй поднимаюсь обратно к плечу, пробираясь вперед, ближе к груди. То ли специально, то ли оступившись, Китнисс чуть подается назад и оказывается плотно прижатой ко мне спиной. Настойчиво просовываю свою ладонь под ее руку, прикрывающую маленькие груди, и Сойка сдается, позволяя коснуться себя. Кольцо моих рук сходится, обнимая каждой ладошкой по холмику.
До моих ушей доносится стон, и я запоздало понимаю, что это мой собственный. Легко сжимаю ладони, ощущая приятную мягкость тела Китнисс.
– Пит… – подает голос Сойка.
Ласковый, будто приглашающий голос, манящий меня, как мотылька на огонь. Делаю легкое движение бедрами, трусь о ягодицы Китнисс и тереблю ее грудь. Она не сопротивляется, но и не поворачивается, как я ей приказал.
Чувство странной эйфории наполняет душу, будто сейчас сбывается мечта, но непроизвольно криво улыбаюсь. Чаянья прежнего Пита остались в прошлом, а мне нужно только тело Сойки. Душа у нее все равно гнилая насквозь.
Сжимаю свои ладони на груди Китнисс сильнее, мну ее, как когда-то тесто. К моему удовольствию Сойка покорна, даже больше – она наклоняет голову в сторону, подставляя мне свою шею. Касаюсь губами светлой кожи, провожу языком вверх-вниз, пробуя на вкус. Соленая.
Прикусываю мочку ее уха. Стон. На этот раз – Китнисс. Теплые волны расходятся по телу, мне нравится ее инстинктивный призыв к продолжению.
Легонько сжав бугорки ее груди своими пальцами, перемещаюсь чуть ниже по бархатистой коже. Накрываю обеими руками живот Китнисс и давлю, прижимая ее вплотную к себе, – пусть почувствует степень моего желания. Однако, Сойка в миг напрягается, становясь жесткой и неподатливой, а ее ладони ложатся поверх моих, требуя остановится.
– Пит!
Снова мое имя срывается с ее губ, но на этот раз я безошибочно угадываю протест. Возбужденное сознание лихорадочно ищет причину, а Китнисс добавляет:
– Не обижай его!
В голосе слабые нотки металла. Не могу разобраться просьба это или приказ, но даже больше – я не сразу понимаю, о чем речь.
Внезапно до меня доходит – ребенок. Под моими ладонями, в ее животе, маленькое сердце, которое защищает Китнисс. Я бы и рад восхититься ее преданностью малышу, да только память ехидно напоминает о Сойке в чужих руках. Яркие вспышки ее поцелуев не со мной. Цветные картинки близости Китнисс с другим. Блестящие воспоминания о том, как меня предали, растоптав то немногое светлое, что все-таки было между нами.
Мне становится мерзко от мысли о том, как легко я забылся, поддавшись вожделению. Только счастливый случай уберег меня от величайшей глупости – повинуясь низменным страстям, запачкаться слиянием с этой лживой девицей. Резко отталкиваю ее от себя, и Китнисс охает от неожиданности, ударяясь о стену.
Окидываю взглядом обнаженное тело Сойки. Она красива, тут уж не поспоришь, и тугой узел желания внизу моего живота – лишнее тому подтверждение. И все-таки я не овладею ей – мне не нужны использованные игрушки Хоторна.
– У тебя пара часов привести себя в порядок, – резко говорю я, делая шаг из-под душа. – Потом будем играть по старой схеме: ролик о несчастных влюбленных, который должен растрогать жителей Дистриктов.
Китнисс смотрит на меня широко распахнутыми глазами, снова прикрывшись рукой. Ее губы шевелятся, подбирая слова, но я не даю ей шанса возразить.
– Не забывай, от твоих поступков зависит жизнь Гейла.
Отхожу дальше и уже от самой двери, развернувшись, произношу ее имя:
– Китнисс?
Сойка поднимает на меня глаза, пронзая обиженным взглядом серых глаз.
– И ваш ребенок… Не вынуждай меня брать грех на душу.
Я слышу слабый рык, сорвавшийся с ее губ, как будто Китнисс готова перегрызть мне горло, как львица, защищающая своего детеныша.
– Ненавижу тебя! – выкрикивает она, а я лишь улыбаюсь.
– Если ты не заметила, мне все равно.
Кларисса ждет в коридоре, как мы и договаривались, так что, когда я выхожу – насквозь мокрый и, судя по оттянутым штанам, возбужденный – она удивленно вскрикивает, отчего ее розовые кудри приходят в движение.
– Что случилось? – спрашивает моя помощница, а я лишь молча беру из ее рук полотенце, которое раньше предназначалось для Китнисс. – Пит? – настойчиво повторяет Кларисса.
Сам не знаю почему, но меня злит, что кто-то лезет в это. Я сам еще не осознал всего: мою жалость по отношению к Китнисс, а потом страсть… Можно одновременно ненавидеть человека и хотеть обладать им?
– Не сейчас, – отмахиваюсь я, вытирая волосы. – Лучше проследи, чтобы Сойка закончила умывание. Тебе надо привести ее в нормальный вид. Когда все будет готово – дай знать!
Кидаю влажное полотенце в руки Клариссы, и она рассеяно ловит его, не глядя. Наоборот, ее взгляд устремлен куда-то вниз. Она рассматривает мой живот?
– Ты переспал с ней? – внезапно спрашивает помощница.
Я теряюсь. Стою, часто моргая, и жду, сам не знаю чего.
– Извини, это не мое дело, – спохватывается вдруг Кларисса, очевидно, по-своему истолковав мое молчание.
Она поднимает на меня глаза и выглядит смущенной.
– Совершенно не твое дело! – грубо отвечаю я, и девушка вспыхивает. – Но ответ на твой вопрос - “нет”, – уже мягче добавляю я.
Мы продолжаем стоять друг напротив друга и неловко молчим. С меня по-прежнему стекает вода, образуя лужу на полу. Жар в крови постепенно стихает, а на смену ему приходит стойкое презрение к себе. Как легко я потерял контроль, поддался соблазну. А ведь Сойка подбадривала меня, хотя могла бы оттолкнуть. Черт! Я ведь точно знаю “какая” она.
Не милая. Не нежная. Не верная.
Хитрая. Лживая. Использованная Хоторном.
Морщусь от омерзения. Где были мои мозги?
Вернувшись в спальню, переодеваюсь и долго лежу на кровати, подложив руки под голову. Пытаюсь осмыслить события последних дней, связанные с Сойкой, и собственную реакцию на них.
Я ее ненавижу. Это факт.
Мне было жаль ее, когда пришлось выжечь на ней клеймо. Тоже факт.
Я пришел в бешенство от одной мысли о том, что “моей” Сойки может касаться другой мужчина… Еще один упрямый факт, но с ним загвоздка. Почему “моя”? Зачем она мне? Что мне проку с Китнисс Эвердин, если я не выношу ее? Хотя… Страсть, охватившая меня в душевой…
Качаю головой и тяжело вздыхаю. Что бы ни было – стоит держаться подальше от темноволосой девушки, которая даже сейчас, когда во мне не осталось любви к ней, находит способ внести сомнения в мою жизнь.
Часа через два я, наконец, оказываюсь на съемочной площадке. Это прежняя идеально белая комната, добавилась только одна деталь – вокруг кресла Президента расставлены вазы с белоснежными розами. Я теряю им счет, но запах цветов такой насыщенный, что у меня кружится голова. Мое место, вернее теперь наше с Китнисс, чуть левее “трона”, на котором будет восседать Сноу.
Несколько ассистентов помогают мне переодеться, чтобы соответствовать окружающему пространству. Я снова во всем белом, таком ослепительно чистом, что режет глаза. Помощник как раз заканчивает с моим галстуком, когда совсем рядом за моей спиной раздаются неспешные шаги. Поворачиваю голову – Президент.
– Добрый день, Пит, – приветствует он меня. – Я полагаю, вопрос с согласием на съемку мисс Эвердин улажен?
Я киваю, ощущая неясное беспокойство внутри.
– У всех есть слабые места, – как можно ровнее отвечаю я. – И мне известно, “где” брешь в обороне у Китнисс.
Президент соглашается, но не спускает с меня своих внимательных глаз.
– Душ не был слишком холодным? – растягивая слова, наконец, спрашивает Сноу.
Сердце стремительно набирает бег. “Что” известно президенту и как он это трактует?
– В самый раз, чтобы погасить огонь, которым славится Китнисс, – спокойно отвечаю я, хотя внутренности скрутило от неприятного предчувствия.
Взгляд Сноу буквально пробирается мне в душу и копается там, разыскивая скрытые от чужих глаз тайны. Призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не показать трепета или страха. Если Президент найдет повод сомневаться во мне, шансов избежать возвращения в темницу будет мало.
– Надеюсь, – говорит Сноу, – пламя мисс Эвердин не опалило тебя, Пит?
Голос Президента вкрадчивый, будто мы беседуем о сокровенном. Безразлично пожимаю плечами.
– Маловероятно, что подобное возможно, – произношу я уверенно, и только спустя бесконечное мгновение Сноу кивает.
– Хорошо. Я знал, что не прогадаю, выбрав тебя. Ты такой же расчетливый, как и я, Пит. В тебе скрыто куда больше, чем хотела видеть мисс Эвердин, превращая прирожденного политика в сопливого щенка, которого можно водить на поводке.
Поднимаю голову выше, вздергивая подбородок, смотрю прямо на Сноу. Мои губы плотно сомкнуты, а взгляд бесстрастен.
– Она еще поплатится за все свои грехи, – отвечаю я, и Президенту мои слова кажутся смешными. Его рот искривляется в подобии улыбки, скрытой за густой бородой.
Мы оба поворачиваемся в сторону двери, когда под звонкий стук каблуков Клариссы в комнату входит Китнисс. Выглядит она великолепно – никакого сравнения с грязной измученной девушкой, которую я сегодня выгонял из камеры. Волосы Сойки уложены наверх, и мягкими волнами падают вокруг головы. На ней белое платье в пол: сверху оно почти полностью из тонкого кружева, а его юбка плавными волнами спускается вниз. Меня неприятно поражают открытые плечи и… Яркая метка, которая особенно бросается в глаза.
– Клеймо надо прикрыть, – говорю я, обращаясь к Сноу, пока моя помощница подводит Китнисс к трону и показывает, куда той следует встать.
– Отчего же, мистер Мелларк? – интересуется Президент.
Хмурюсь от официальности его обращения, потому что оно всегда означает одно и то же – Сноу не доволен, но в данный момент я уверен, что поступаю правильно.