– Я, Альма Койн, Президент Тринадцатого дистрикта, – говорит женщина. – И я обращаюсь к каждому, кто готов бороться за свободу и чье сердце пылает надеждой. Присоединяйтесь к мятежникам! Отомстим за страдания Сойки-пересмешницы!
Снова огонь, знак сойки и темнота.
Я понимаю, что ролик закончился, ловлю на себе внимательный взгляд Сноу, но не знаю, как прокомментировать увиденное.
– Вы знали про Койн? – спрашиваю я, наконец.
– Да, Пит, – коротко отвечает Сноу через некоторое время. – Мы с Альмой старые приятели.
Я вопросительно смотрю на Президента, но он не добавляет к этому ничего. Решаю, что подробности о Президенте Тринадцатого я могу выяснить и позже, а сейчас куда важнее понять, почему в ролике не показали меня. Ведь если подумать, это был бы отличный шанс, чтобы выставить меня козлом отпущения. Так почему им не воспользовались?
– Они поддерживают легенду о несчастных влюбленных, – говорит Сноу, словно читая мои мысли.
– Почему? – глупо спрашиваю я.
– Надежда, Пит. Причина всегда одна: надежда, – как маленькому объясняет мне Президент. – Пока люди верят в вас и ваши чувства и пока существует возможность, что мисс Эвердин вернется к повстанцам, Тринадцатому выгодно умалчивать о некоторых фактах.
Растерянно перевожу взгляд с предмета на предмет и усиленно размышляю, пытаясь сложить в голове сложный пазл. Начать хотя бы с того, насколько однобоко изложены события в агит-ролике мятежников: будто это и не они вовсе взорвали гору, не они захватили территорию Второго, вынудив миротворцев вступить в бой. И Китнисс… Они рассчитывают, что люди будут жалеть Сойку, попавшую в плен, и еще больше жителей Дистриктов возьмутся за оружие, выступая за «благое дело».
Но что если пойти на опережение и сыграть «в переводного», обратив их же хитрость им во вред? История несчастных влюбленных, попавших в лапы безжалостного Сноу, конечно, трагична, но, я уверен, настоящей бомбой будет известие о том, что на самом-то деле Китнисс Эвердин и Пит Мелларк поддерживают Президента в его желании сохранить нынешнюю власть и устройство страны.
– Мы можем обвести их вокруг пальца, если запустим ролик со счастливыми мной и Китнисс, выступающими с призывом сложить оружие, – предлагаю я, и губы Сноу трогает легкая улыбка.
– Это великолепная идея, Пит, – говорит он. – Я не зря восхищался твоей способностью просчитать ходы соперника наперед…
Я слушаю и киваю. Чего уж там, мне приятно, что хоть кто-то хвалит меня, только веры в искренность Президента у меня по нулям. Заговаривает мне зубы, надеясь использовать в своих целях? Хорошо, в конце концов, пока у нас действительно общая цель – остановить кровопролитие. И до тех пор я буду делать вид, что не понимаю, насколько пусты его обещания, касающиеся меня.
– Полагаю, ты уже знаешь, как решить проблему с очевидным несогласием мисс Эвердин принимать участие в съемках? – спрашивает Сноу.
– Конечно, – уверенно отвечаю я, – считайте, что у меня в рукаве припрятан крапленый туз.
Президент выглядит довольным и отпускает меня, но я не тороплюсь уходить.
– Что насчет Игр? – задаю я один и тот же вопрос, уже который раз.
Сноу хмурится, покусывая губы, и долго думает над ответом.
– Если вам, мистер Мелларк, удастся остановить Революцию, я упраздню Игры, – наконец произносит он, и я чувствую, как в душе распускается надежда. Пусть слова Сноу бывают обманчивы, в данном случае надежда – это действительно все, что у меня есть.
Поздно вечером, когда я уже буквально ложусь в кровать, ко мне приходит Кларисса. Мы усаживаемся на кушетку в моей спальне, и я раздаю ей задания на следующий день.
– Утром первым делом найди Цинну – стилиста Китнисс. Она должна выглядеть очаровательной и свежей для съемок ролика.
– Это невозможно, Пит, – перебивает меня помощница.
– Почему? – недоумеваю я.
Отчего-то мне неуютно под внимательным взглядом Клариссы. Сегодня она ведет себя так, будто встревожена или… возбуждена. Только теперь до меня доходит, что я сижу перед ней в одних пижамных штанах, даже не надев майку. Впрочем, раньше ее это не волновало. Что изменилось?
Как бы невзначай тянусь к футболке, валяющейся на соседнем стуле, и натягиваю ее на себя.
– Так почему ты не можешь найти Цинну? – повторяю я свой вопрос, и моя помощница будто выходит из ступора, начиная тараторить:
– Он пропал почти сразу после выходки с платьем Китнисс на интервью! – Кларисса так сильно трясет головой, что ее розовые кудряшки смешно колышутся, подпрыгивая вверх-вниз. – Насколько я знаю, его больше никто не видел. Поговаривали об «особом распоряжении» самого Президента, но, как ты понимаешь, все осталось шито-крыто.
– И что тогда делать? – озадаченно говорю я. – Стилист нужен уже завтра!
– Может используем твоего собственного мастера. Как там ее звали? – задумчиво бормочет Кларисса.
– Порция, – подсказываю я. – Но нет, не думаю, что это хорошая идея…
Мне совершенно не хочется встречаться со своим прежним стилистом: хотя я ничего не имею лично против Порции, но она напоминает мне об Играх, а негативных воспоминаний мне в последнее время и так хватает с лихвой.
– Я могла бы тебя выручить, – предлагает моя помощница. – Нет ничего сложного в том, чтобы привести Сойку в божий вид. Тем более, что она от природы не уродина…
– Да, Китнисс красивая, – соглашаюсь я, но тут же одергиваю себя. Я видел ее сегодня: ничего красивого. Бледная, с острыми чертами лица. Ей далеко до красоты даже той же Клариссы, которая, несмотря на свой нелепый внешний вид типичной капитолийки, очень миленькая на лицо.
– Так что, я сама помогу Китнисс подготовиться к съемкам? – спрашивает помощница, и я соглашаюсь.
– Постарайся управиться побыстрее, – наставляю ее я.
Мы беседуем еще некоторое время, и уже почти в полночь Кларисса оставляет меня одного. Я забираюсь в постель, но сон не идет. Я раз за разом прокручиваю в голове сегодняшний день.
Я был наедине с Китнисс и не убил ее.
Она пыталась разыграть передо мной спектакль, притворившись нежно влюбленной, но я не поверил ни единому слову.
На теле Сойки осталась отметина, сделанная мной. Заслужила. И все-таки я не уверен, что оно того стоило. Горький осадок остался внутри, и я будто снова чувствую тошнотворный запах горелой кожи и слышу крики Китнисс, оглушающие меня.
Не знаю, сколько часов я валяюсь без сна, перекатываясь с места на место, но едва у меня получается заснуть, как кошмары любезно напоминают о себе. Противные и липкие реки крови; звонкие вопли Китнисс, проклинающей меня; боль от ломающихся конечностей и парализующий страх, вызванный ядом ос-убийц…
Я сажусь на кровати, широко распахнув глаза, но крик, рвущийся из моего горла, никак не затихает. Откидываюсь назад и вгрызаюсь зубами в подушку, отчего мои стенания переходят в тихий писк. Такими темпами я, и правда, скоро сойду с ума. Китнисс добьется своего – я просчитаюсь, и Сноу убьет меня, избавив Сойку от моего общества.
фанфик находится в разделе “Ждет критики”, и все отзывы награждаются подарочком :)
И не забывайте ставить плюсики - автор будет счастлив :)
========== Глава 17 ==========
Комментарий к Глава 17
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Солнечный луч игриво скользит по подушке рядом со мной. 3а окном уже позднее утро, а я все еще в постели, хотя практически не спал этой ночью.
Чувствую себя разбитым, болит голова, а сердце часто бьется от волнения. Сегодня воссоединятся несчастные влюбленные и, как в старые добрые времена, будут миловаться перед камерой.
Смогу ли я не сорваться? Каково это будет находиться рядом с той, которую я ненавижу, разыгрывая любовь? Скорее всего, стоит ограничиться парой нежных объятий и бросить несколько жарких взглядов. Людям хватит, а я, надеюсь, смогу это вынести. Еще ребенок… Жители дистриктов ведь уверены, что я и Китнисс женаты и ждем малыша. Противно и гадко! Мне что, следует погладить ее по животу и рассказать всем, как я безмерно счастлив?
Ох, какой же я был дурак, когда искренне верил в Китнисс и ее чувства! Все ложь… Хорошо хотя бы то, что теперь не только я ей безразличен, но и она мне.
Встаю с постели, медленно одеваясь. В голове давно созрел план, как манипулировать Сойкой: ее родные. В частности охотник. Он ближе остальных и до него проще добраться, к тому же, он отец ее ребенка. Я слышал, женщины плохо переносят страдания тех, кого любят.
Плюс, у меня есть запасной план: собственно сам ребенок и сестра Китнисс. Если не удастся принудить Сойку к сотрудничеству, угрожая жизни Гейла, можно пообещать уничтожить последних двоих. И тут одно «но» – с моей стороны это блеф, поскольку я не сторонник мучить детей, какого бы они ни были возраста. Остается надеяться, что до этого не дойдет.
Спускаюсь в столовую, где уже завтракают Финник и Энни. Я здороваюсь и стараюсь казаться безразличным, хотя меня все еще злит то, как яро Одейр защищает Китнисс.
– Мы с Энни хотим сегодня выйти в город, прогуляться, – говорит Финник. – Составишь нам компанию?
– Вы пара? – неожиданно даже для самого себя спрашиваю я.
Креста вспыхивает, и я улыбаюсь, глядя на ее пунцовое лицо, обрамленное ярко-рыжими волосами. Она бросает на Финника быстрый взгляд, заговорчески улыбается и все равно молчит. Энни вообще разговаривает редко. За то время, что они живут во Дворце, я всего несколько раз слышал ее мелодичный голос, и почти всегда он предназначался Одейру.
– Да, – уверено отвечает Победитель, – и я сделаю все, пойду на любой шаг, лишь бы обеспечить ее безопасность.
Поджимаю губы и делаю глоток вина. Похоже, я не ошибся, и Финник не зря упомянул о безопасности девушки – Энни та ниточка, за которую можно дергать Одейра, и Сноу воспользовался этим.
– Понятно, – коротко отвечаю я, чувствуя неловкость от того, что залез в это.
– Так ты пойдешь с нами? – спрашивает Энни, и я, признаться, удивлен, что она заговорила лично со мной.
– Не могу, – отвечаю я. – Сегодня надо снять очередной ролик в ответ на заявления мятежников. Ты знал, – говорю я, обращаясь к Одейру, – что в Тринадцатом есть президент?
– Альма Койн, – не теряясь, отвечает Финник.
Я чувствую легкий укол сомнения от того, как много секс-символ Панема знает о еще малоизвестной женщине из дальнего Дистрикта.
– Я видел ее в агит-ролике, – поспешно добавляет Одейр.
Я внимательно вглядываюсь в его лицо, вероятно, ища на нем ответы на свои мрачные мысли, но в разговор снова вступает Энни:
– Как себя чувствует Китнисс? – спрашивает она.
Я понимаю, что за мгновение мои зрачки расширяются от гнева и грубые слова готовы сорваться с языка, но Финник кладет свою ладонь поверх руки Энни и чуть сжимает, чтобы девушка замолчала. Должно быть, Креста понимает, что сболтнула лишнего и начинает оправдываться:
– Я только хотела… Они ведь женаты и ребенок…
Я резко выдыхаю и с силой сжимаю оказавшуюся в руках вилку. Хочется громко крикнуть, причем так громко, чтобы расслышали все: “Я не женат и никто не носит под сердцем моего ребенка!”.
С шумом отодвигаюсь от стола и, не прощаясь, тороплюсь к выходу. Меня колотит: я в ярости и снова внутренности раздирает от одного из самых сильных чувств на свете – великой ненависти. Захлопываю за собой дверь столовой и прислоняюсь к ней спиной. Часто дышу. Один из безгласых, дежурящих у двери, подходит ближе, взглядом спрашивая в чем нужна помощь, но я отрицательно качаю головой – никто не в силах мне помочь.
Частый стук каблуков по мраморному полу стремительно приближается, и я поворачиваюсь, ища источник шума. Ко мне спешит Кларисса.
– Китнисс упертая, как сто быков! – заявляет моя помощница, оказываясь рядом. – Я битый час пыталась заставить ее хотя бы помыться, старалась объяснить, что надо готовиться к съемке… Все даром! Она молчит и делает вид, что меня нет!
Кларисса явно расстроена, но сейчас мне ее не жалко. Я дал ей поручение, а она не в состоянии с ним справиться, хотя сама предложила помощь.
– И? – раздраженно интересуюсь я.
– Мне позвать миротворцев? – спрашивает Кларисса, а меня передергивает.
Ну, уж нет, вчера я уже понадеялся на миротворцев, и один из них не устоял, собираясь изнасиловать Китнисс… Чертыхаюсь про себя и спешу на этаж, где содержат взаперти символ революции.
Распахиваю двери темницы и уверенным шагом прохожу внутрь. Китнисс расположилась на своей кушетке, поджав ноги к груди и обняв их руками. Взгляд ее серых глаз устремлен на меня, и я читаю в них упрямый отказ подчиниться. Подхожу ближе, стараюсь выглядеть как можно более суровым, впрочем, это не проблема, потому что я и так очень зол и полон решимости осуществить свой план.
– Встала и пошла мыться, – чеканю я, и на мгновение в глазах Китнисс мелькает сомнение, но почти сразу она мотает головой.
– Нет, – спокойно говорит она.
Как по мне, так слишком спокойно, учитывая, что в ее нынешнем положении это прямая угроза для ее жизни. Я и так злюсь, а ее упрямство приводит меня прямо-таки в бешенство. Окидываю Сойку беглым взглядом: все те же грязные штаны из Тринадцатого, а вот изорванная майка исчезла. Теперь на Китнисс непонятный черный балахон, который ей слишком велик и сваливается с плеча.
– От тебя воняет, – говорю я, и моя колкость достигает цели.
Уязвленная женская гордость дает о себе знать гневно поджатыми губами, но врожденное упрямство побеждает. Китнисс снова качает головой, выражая свой отказ.
Вздыхаю, стараюсь сдержать рвущиеся наружу эмоции, и перехожу к прямым угрозам.
– Я слышал, Гейл Хоторн потерял много крови, схлопотав пулю в живот, – говорю я. Зрачки Китнисс расширяются, выдавая ее волнение. – Ты ведь еще помнишь своего охотника?
Сойка молчит.
– Да или нет, Китнисс?! – требую я. – Это простой вопрос.
Она часто моргает и произносит тихое:
– Да.
– Значит, тебе было бы неприятно узнать, что его добьют, стоит мне отдать приказ? – продолжаю я.
Китнисс смотрит с недоверием, плотнее сжимает кольцо своих рук, обнимающих колени, и говорит:
– Что Сноу с тобой сделал, Пит? – в ее голосе волнение, которое теперь не скрыть. – Это не ты! Я ведь знаю, ты не такой!
Подскакиваю ближе и хватаю ее за шею одной рукой. Надавливаю на кожу, пока на глазах Сойки не выступают слезы и говорю:
– Я все тот же, Китнисс! Разница лишь в том, что теперь я знаю “какая” ты, а это сильно изменило дело!
Сойка царапает мои пальцы, пытаясь ослабить хватку, которая душит ее, и только жалобно хрипит в ответ.
Отстраняюсь также резко, как оказался рядом. Тяжело дышу и будто все еще чувствую подушечками пальцев тепло ее кожи. Странные ощущения. Смесь желания свернуть ей шею и вместе с тем потребность приласкать.
Хитрая! Старается оплести меня своими чарами. Я не поддамся, у Китнисс нет шансов.
– У тебя есть выбор: продолжать сопротивляться, хотя в итоге я все равно добьюсь своего, попутно убив Хоторна, или подчиниться сразу, избежав лишних жертв. Ну, так как? – спрашиваю я.
Китнисс выглядит, наконец, напуганной то ли тем, что я пытался ее задушить, то ли тем, что я угрожаю ее любовнику. Думаю, сейчас самое время и повторяю приказ:
– Встала и пошла.
Медленно, явно перешагивая через свою гордость, Китнисс встает и идет к двери. Отлично, решаю я и двигаюсь следом.
Мы втроем доходим до душевой, и я прошу Клариссу остаться в коридоре. Подозреваю, что когда Китнисс поймет, что я собираюсь лично проследить, насколько качественно она моется, возражений не избежать. Не хочу впутывать в это свою помощницу, тем более что от ее присутствия станет только хуже.
Кларисса спорит, чопорно напоминая, что мы с Китнисс люди разных полов и это в высшей степени неприлично, но, когда я ехидно напоминаю ей, сколько ночей провел в кровати Сойки, аргументы у Клариссы кончаются. Горько усмехаюсь про себя: “сколько” ночей я провел в ее кровати? А толку? Я берег ее невинность, считая, что оскорблю ее, если потребую большего… Хотя какая теперь-то уж разница? Мне противно от одного воспоминая о том, как она отдавалась Хоторну и стонала, моля его не останавливаться…