– Как ты? – спрашивает Китнисс, вцепившись руками в толстые прутья решетки.
– Отлично, – отмахиваюсь я, натягивая на лицо фальшивую улыбку. – Отдыхаю от рабочих будней!
Сойка, прищурившись, всматривается в мое лицо: хотя камера и освещена, между нами довольно приличное расстояние, так что, похоже, жена только сейчас замечает, что у меня сломан нос.
– Что с твоим лицом? – охает она, сильнее сжимая в руках металл. – Тебя пытали!?
Не могу распознать интонацию ее голоса. Забота? Возмущение?
– Так… Повздорил с твоим…любовником! – нагло отвечаю я.
– Он не мой.. – начинает Китнисс, но Гейл перебивает ее.
– Я говорил тебе, что не стоило приходить, – говорит он. – Идем.
Хоторн пытается оторвать руку Китнисс, вцепившуюся в решетку, но девушка упрямо дергает плечом, будто старается отмахнуться от парня.
– Пит, – настаивает Сойка, – я поговорю с Койн! Расскажу ей про все, что с тобой сотворил Сноу, и тогда…
– Что тогда? – не дослушав, спрашиваю я. – Она оставит меня в клетке и будет наблюдать, как за редкой зверюшкой, которая все никак не может умереть?!
– А ты, и правда, живуч, как кошка! – вставляет Хоторн. – Кто бы мог подумать, что ты выберешься даже с первой Арены, а уж теперь и подавно!
– Гейл! – одергивает охотника Китнисс, и он послушно затыкается, хотя весь его вид говорит мне о том, как сильно Хоторну хочется, чтобы я отправился на тот свет.
Все внутри меня клокочет от злости, а яд просится наружу, безжалостно раня словами:
– Я и в этот раз выцарапаюсь, Хоторн, – самоуверенно заявляю я. – И еще посмотрим, кто в итоге подомнет под себя чертову Огненную Китнисс!
– Пит! – восклицает Сойка.
– Урод! – одновременно с ней бросает охотник. – Ты вообще думаешь, что говоришь?
Китнисс обиженно поджимает губы, отступает на пару шагов назад от решетки и в замешательстве мнется на месте. Решает уйти или остаться? Пусть катится на все четыре стороны! И Хоторна прихватит с собой!
Гейл дергает ее за руку, но Китнисс резко вырывается из его захвата и яростно произносит:
– Прекратите вы оба! – требует она, награждая и меня, и своего дружка злым взглядом. – Вы как двое мальчишек, которые не поделили песочницу!
Я вижу, что Хоторн с трудом сдерживается, чтобы не схватить Китнисс и силой не уволочь ее отсюда. Очевидно, что ему встреча со мной так же неприятна, как и мне. В этом мы с ним взаимны.
И все же то, как легко Гейл подчиняется Сойке, провоцирует меня на все большую грубость. Подобное влияние можно оказывать только на очень близких людей, и я сейчас наблюдаю за очередным доказательством того, как крепко связаны между собой эти двое.
– Так зачем пришла, жена? – обращаюсь я лично к той, которая заварила всю эту кашу. Слово «жена» я буквально выплевываю, намереваясь оскорбить Китнисс. Жена из нее ужасная: пока я был одной ногой в могиле – «Снова!», любезно напоминает внутренний голос – она проводила время с охотником. Кларисса сказала, что я звал Сойку, когда у меня была лихорадка, а вот Китнисс, похоже, только сейчас вспомнила о моем существовании, хотя я нахожусь в темнице уже почти две недели. – Хоторна маловато, чтобы согревать твою постель?
Гейл издает нечленораздельный рык, который не оставляет сомнений в его намерении забить меня до смерти, если решетка, разделяющая нас, вдруг исчезнет. Он раненным зверем кружит вокруг Сойки, не переставая уговаривать ее уйти отсюда.
А вот Китнисс, похоже, собирается заплакать. Ее губы дрожат, а глаза блестят, выражаю тоску и горечь.
– Я твоя жена, – медленно произносит она, словно подбирает слова. – А ты – мой муж. Мы связаны, Пит. Этого не изменить…
– Ммм… Пит? – подает голос Кларисса, и я резко зажмуриваюсь, испугавшись, сам не знаю чего. Последний раз, когда Китнисс приревновала меня к Рисе, она потребовала отказаться от других женщин. Однако сейчас та самая «другая женщина» садится на койке позади меня и, потирая глаза спросонья, потягивается, скинув с себя одеяло.
Сойка замолкает на полуслове. На ее лице застыла маска удивления и отвращения одновременно. Хоторн, напротив, не выглядит удивленным, разве что совсем чуть-чуть: вероятно, даже он не ожидал, как удачно для него самого сложится мое совместное заключение в одной камере с Клариссой.
Наконец Риса соображает, что к чему, и, перейдя на возбужденный шепот, произносит:
– Это не то, о чем ты подумала, Китнисс…
Я удивлен, что Кларисса выгораживает меня перед Сойкой, хотя они обе никогда не любили друг друга.
– Здесь очень холодно ночами, – оправдывается Риса, – и Пит просто помогает мне… не заболеть.
Если я надеялся увидеть сочувствие в глазах Китнисс, то его нет. Жена бросает на меня полный ненависти взгляд и произносит короткое:
– Да, неужели?
Непонятный страх перед реакцией Китнисс на присутствие рядом со мной Рисы пропадает, уступая место прежней ярости. Сойка снова становится для меня врагом, которого я, к сожалению, подпустил слишком близко. Мне хочется причинить ей боль: не физическую, этого я не могу – она беременна, да и между нами прутья металлической решетки. А вот душевную боль…
– Не оправдывайся, милая, – сладким голосом говорю я, поворачиваясь к Клариссе вполоборота. – Китнисс не жадная, она не против поделиться с тобой моим телом…
Я наклоняюсь вперед и впечатываюсь в губы удивленной Рисы требовательным поцелуем. Слабый стон сопротивления вырывается из груди девушки, но я крепко сжимаю ее в своих объятиях, не давая отстраниться или прервать поцелуй.
Я не отпускаю от себя Клариссу пока не слышу, как затихают вдалеке быстрые шаги Гейла, который бросился вслед за убежавшей, заливающейся в слезах Сойкой. В легких почти не осталось кислорода, а губы болят от усилия, с которым я удерживал Рису. Вздох то ли облегчения, то ли невыносимой грусти вырывается у меня, когда я прерываю поцелуй и отстраняюсь от Клариссы. Не проходит и мгновения, когда, вскинув руку в воздух, Риса отвешивает мне звонкую пощечину, от которой я не успеваю отвернуться.
– Идиот! – начинает кричать Кларисса. – Кто так делает!? Предупреждать надо…
Видя мое потрясенное выражение лица, девушка постепенно затихает. Риса больше не ругается, но и не произносит ни слова. Прислонившись спиной в стене, она молча смотрит в пол, а я чувствую себя настоящим дураком.
Кому и что я доказал?
Сделал больно Китнисс? Хорошо! Мне этого хотелось…
Обидел Клариссу? Теперь, очевидно, мы с ней, и вправду, всерьез поругались…
Показал Гейлу, что у меня тоже есть, с кем развлечься на стороне? А смысл? Пока я тут делаю вид, что кувыркаюсь с Рисой, он, скорее всего, по-настоящему спит с моей беременной женой…
Гадко на душе.
Хочется заорать в голос.
Что происходит?
Как мне все исправить?
– Китнисс меня не простит… – тихо говорю я скорее самому себе, чем, например, Клариссе, но девушка поднимает на меня грустные глаза и понимающе кивает головой.
– Не простит, – подтверждает Риса и, помедлив, добавляет: – Спать лучше по очереди, будем дежурить по часам… Если я хоть немного разбираюсь в женской сущности – Сойка придет мстить за свою уязвленную гордость.
И… все еще считают, что только Гейл ведет себя… плохо? ))
Продолжение следует ))
Оставляйте отзывы и жмите “нравится”, если вам действительно нравится :)
========== Глава 33 ==========
Комментарий к Глава 33
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Кларисса ошиблась: Китнисс не пришла мстить. Она вообще не пришла – ни на следующий день, ни после.
Минуло три или четыре дня с момента встречи с Сойкой и охотником, когда в камеру заявился Одейр и увел с собой Клариссу. Судебные процессы над приближенными бывшего президента, оказывается, уже идут, и девушку признали невиновной в преступлениях против нового правительства. Рису выпустили на свободу, а я остался гнить в темнице; судьбу Сноу и мою будут решать в последнюю очередь.
Мне тоскливо. Я скучаю по девушке с серыми, как грозовое небо, глазами. Мне не хватает ее, и как бы я ни напоминал себе о том, что ненавижу ее, засыпая, я постоянно думаю о Китнисс.
***
Сворачиваюсь клубком, прижав ноги к груди. Мне холодно, я кутаюсь в два одеяла – второе осталось после Клариссы – и лежу, глядя в стену напротив. За последние три недели я не разговаривал ни с одним человеком и, кажется, медленно схожу с ума. Тюремщик, который приносит еду, хранит упрямое молчание, да я уже и не пытаюсь его разговорить – после первой недели бесплодных попыток я отступился.
Стены камеры давят на меня, вызывая приступы клаустрофобии, а от постоянно тусклого света нестерпимо болят глаза. Они слезятся… Именно из-за плохого освещения, уверяю я себя… «Причина не может быть в том, что я просто плачу».
С каждым днем я все отчетливее понимаю, что из этой камеры мне не выбраться. Даже если я выйду отсюда, то лишь для того, чтобы в сопровождении охраны проследовать до места казни. Если бы меня намеревались спасти, уже бы сделали это.
Таким одиноким и ненужным я, наверное, не чувствовал себя никогда.
Мое тело исхудало: я практически не ем, последнее время аппетит отсутствует напрочь. В какой-то момент я даже решаю, что сделаю последнюю гадость Альме Койн – умру здесь, заморив себя голодом, но какие-то примитивные инстинкты выживания все-таки берут верх над разумом, и изредка я съедаю тарелку каши или зачерствелый бутерброд.
Однажды происходит невероятное: я различаю чьи-то приближающиеся шаги, и поскольку еду мне сегодня уже приносили, то новых посетителей я не жду. Поворачиваю голову в сторону решетки и на мгновение теряю дар речи. Хеймитч собственной персоной.
В руках у бывшего ментора ключ от моей темницы. Хеймитч открывает тяжелый замок и, сняв его с петель, проходит в камеру. Я приподнимаюсь на локтях и сажусь. Меня слегка пошатывает, но я стараюсь держаться уверенно.
– Привет, парень, – произносит Хеймитч хорошо мне знакомым хриплым голосом. – Как ты тут?
Первое желание – соврать, сказать, что у меня все прекрасно и мне не нужна ничья помощь. Однако я прекрасно понимаю насколько это глупо с моей стороны. Мне нужна надежда, луч света, который бы указал мне выход из этой клетки. Да и бессмысленно врать – мой изможденный внешний вид красноречивее многих слов.
– Ты выпустишь меня отсюда? – дрожащим от волнения голосом спрашиваю я.
Ментор отводит взгляд и засовывает руки в карманы штанов. Цокает языком.
– Нет, Пит, не выпущу… – медленно говорит он, словно ему неловко передо мной.
Обиженно поджимаю губы и отворачиваюсь. О чем тогда с ним разговаривать?
Хеймитч делает вид, что не замечает моего холодного отношения к нему: подходит ближе, усаживается на край моей койки. Какое-то время мы оба молчим: ментор, наверное, не знает, как начать разговор, а мне просто нечего ему сказать. Наконец мне надоедает игра в молчанку, и я решаю, что чем быстрее выясню, зачем явился Хеймитч, тем лучше – он уйдет, оставив меня в покое.
– Тебя прислала Койн? – спрашиваю я.
Ментор оживляется, усаживаясь поудобнее.
– Ну, тут как сказать, – произносит он. – Вообще, я давно порывался навестить бывшего трибута, да только он уж слишком набедокурил – к нему так просто не прорваться.
– Что изменилось? – сухо спрашиваю я.
– Суд, парень, – отвечает Хеймитч. – В следующий понедельник новый Президент устраивает, наконец, суд над тобой и Сноу. Я не буду тебе врать – шансов маловато…
– Тогда ты рано, – не дослушав, огрызаюсь я. – Поминки еще не назначали!
Эбернети пожимает плечами и, облокотившись на стенку, замолкает. Я все жду, когда он продолжит рассказывать, но этого не происходит. Мне становится все-таки любопытно, поворачиваюсь к нему, а ментор усмехается: видимо он этого и ждал.
– Так ты будешь меня слушать или будешь и дальше демонстрировать, какие у тебя зубы острые? – интересуется Хеймитч.
Я воспринимаю это как давление с его стороны, но все-таки киваю, соглашаясь придержать язык за зубами.
– Китнисс сказала, ты видел запись своих пыток? – спрашивает ментор, как ни в чем не бывало, а мне кажется, что я внезапно получил удар под дых.
Зрачки расширяются, а кровь приливает к лицу – я был не готов к подобному вопросу.
– И? – выдавливаю из себя я.
– Что ты по этому поводу думаешь? – спокойно продолжает Хеймитч, наблюдая за моей реакцией.
Он что, издевается? Больше поговорить не о чем?
– Какое это имеет отношение к суду? – пытаюсь сменить тему, потому что погружаться в воспоминания о пытках у меня нет ни малейшего желания.
– Самое прямое, – говорит Хеймитч, но больше ничего не поясняет.
Злюсь.
– Какого черта?! – резко спрашиваю я. – С чего вдруг мне изливать тебе душу, а, Хеймитч? Мы не друзья и даже не приятели, так назови причину, почему я должен терпеть твое присутствие на своей территории?
– Мне уйти? – ехидно интересуется ментор.
Его ухмылка меня бесит.
– Вали! – предлагаю я. – Не стоило вообще тебе приходить!
Эбернети встает и, не спеша, направляется к решетке. Достает ключ, вставляет его в замок… Меня посещает шальная мысль о том, что можно попробовать сбежать: отобрать у ментора ключ и, открыв темницу, броситься прочь… В голове уже зреет план того, как мне миновать коридор, где подняться наверх – выше уровня камер, куда податься потом… Затея очень рискованная – наверняка Дворец кишит мятежниками, но это все же лучше, чем оставаться гнить в камере.
Я встаю на ноги, делаю несколько шагов в сторону Хеймитча, намереваясь напасть, но меня останавливает его голос:
– Не глупи, парень, ты не выберешься из этого места живым, если бросишься напролом.
Сглатываю, вообще-то я надеялся, что двигаюсь бесшумно.
– У меня есть идея получше, – добавляет ментор, оборачиваясь ко мне. – Я хочу помочь тебе, Пит.
– С какой стати я должен тебе верить? – спрашиваю я. – В нашу последнюю встречу, ты наставил на меня дуло пистолета!
– Крутые времена требуют крутых решений, – отмахивается Хеймитч. – Но ты прав, верить мне не обязательно. Зависит только от тебя – уйти мне или остаться. Так что думай – я не стану тебя склонять ни к тому, ни к другому решению.
Отступаю назад, сажусь обратно на койку. Моя душа полна сомнений, но остатки логики подсказывают, что хуже все равно не будет. Койн в любом случае захочет убить меня, так, может, стоит все-таки использовать этот шанс, каким бы призрачным он ни казался?
– Рассказывай, – говорю наконец я.
Хеймитч удовлетворенно хмыкает и, вернувшись, пристраивается на койке, которая раньше принадлежала Клариссе.
– Прямо сейчас госпожа-президент настроена весьма решительно, – из уст ментора «госпожа-президент» звучит как-то по-издевательски. – Я не собираюсь тебе врать, парень, – продолжает Хеймитч, – ты много где засветился, помогая Сноу и играя в его преемника. Твоя смерть будет такой же зрелищной, как и самого бывшего Президента. И крайне поучительной, – добавляет он.
Невесело качаю головой. Зачем он рассказывает мне то, что я и так уже знаю?
– Что бы ты там ни думал, есть те, кто готов тебе помочь, несмотря на твою съехавшую крышу, – произносит Хеймитч.
Я кривлюсь от этого замечания, но предусмотрительно прикусываю язык, чтобы не сболтнуть лишнего.
– Я спросил про то, смотрел ли ты мой подарок не просто так…
– Это ты прислал диск? – перебиваю ментора на полуслове. – Я был уверен, что это презент от Сноу!
– Ну, не только мой, – парирует Хеймитч. – Одейр и Риса тоже принимали в этом участие…
Киваю, принимая информацию, и запоздало соображаю, что бывший ментор назвал Клариссу сокращенным именем. Я уверен, что они даже не были знакомы до того, как нас с ней упекли за решетку, тогда откуда Хеймитч знает про «Рису»? Однако мысли о странном поведении Эбернети быстро вытесняются сомнениями по поводу «подарка».
– В чем смысл? – спрашиваю я устало.
– План был в том, что посмотрев запись, ты сможешь по-другому взглянуть на вещи, которые произошли с тобой, – объясняет ментор.