- Да, - подумал я. – Возможно и так. Но вот твоей бедной матери опять придется за тебя расплачиваться! Но куда тут денешься: мы не просто в «замкнутом кругу», но в топком болоте! Если попал под колесо российского правосудия – тут уж не плачь! Здесь механизм работает без остановки. Я подумал о судье и почувствовал, что мне его жаль. Ведь этот государственно-бюрократический механизм смертельной хваткой объял всех людей, включая судью, прокурора и адвоката! Ничего не изменилось с давних времен.
Тут вновь пришли в голову гениальные стихи Александра Блока, написанные еще в 1912 году, в которых он определил перспективу жизни россиян:
«Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века –
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь – начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь».
7 января 2016 года
«В О Н О Т С Ю Д А, Н Е Г О Д Я Й !»
Как-то ко мне в гости пришел мой старый приятель, Саша Чуин, и мы, как это принято в России, быстро организовали стол, и в процессе возлияний разговорились.
Вспомнили прошлые времена, как нудно и бесконечно долго тянулась учеба в школе, как одуревшие от выслушивания заученных педагогами фраз мы со своими школьными товарищами устраивали «безобразия»: осмеивали незадачливых педагогов, высказывали смешные слова, бросались друг в друга тетрадями и учебниками, словом – хулиганили…
- А ты помнишь, Саша, - сказал я, - как однажды в школе появились работники комитета госбезопасности и увели с собой Валерку Носова?
- Да, помню, - покачал головой мой друг. - Валерка тогда учился в выпускном классе…Он же нарисовал на портрете Хрущева бороду, усы и что-то там еще, а потом ходил со своим творением по всему поселку! Его тогда осудили на два года за политическое хулиганство!
- Да, а вот теперь Хрущева выставили чуть ли не как политического мученика! – усмехнулся я. – А на деле и в его время преследовали людей по политическим статьям! А вот при Брежневе я что-то такого не помню! Рассказывали, правда, о каком-то Буковском, сидевшим якобы в психушке за антисоветскую агитацию. Его, как потом писали в газетах, обменяли на Луиса Корвалана…А Солженицына и вовсе не сажали, но выслали из страны за границу, где он благополучно прожил долгие годы и даже получил Нобелевскую премию! А когда я учился в институте, один наш студент тоже пририсовал к портрету Брежнева бороду, усы и веснушки! Так его просто исключили из комсомола, но из института не выгнали!
- В самом деле, - улыбнулся Чуин, - при Брежневе были некоторые послабления. Я сам столкнулся как-то по глупости с работниками упомянутого комитета!
- Неужели? – удивился я. – За что же тебе так не повезло? И как ты уцелел?
- Смешно рассказывать! – буркнул Саша. – Но история получилась презабавная! Ты же знаешь, что по молодости я был большим правдолюбцем! И из-за этого попадал в разные неприятные истории!
- Как же, помню! Например, наша учительница истории, Людмила Иосифовна, однажды задала всему классу достаточно трудный для учеников вопрос…Что-то там о Венском конгрессе во времена русского премьер-министра Горчакова…Она тогда сказала, что кто ответит на этот вопрос, немедленно получит «пятерку». Ну, а я встал и тут же ответил так, как надо! Но учительница не поставила мне обещанную оценку! Тогда ты встал и при всем классе назвал ее обманщицей, не умеющей держать слово!
- Да, я тоже помню тот эпизод! Тогда Людмила Иосифовна так на меня обозлилась, что до конца учебы занижала мне оценки! Как бы ни ответил – следовали только «тройки»! Впрочем, я не извлек из случившегося ничего полезного…Это уже потом, после столкновения с работниками КГБ, я «прикусил язык»!
- Как же это случилось?! – воскликнул я. – Расскажи! Это очень интересно!
- Я долгие годы молчал, боялся повторить пережитое и оказаться в «психушке», - покачал головой Чуин, опорожнив рюмку водки и закусив соленым огурцом. – Но теперь можно! Уже нет этого КГБ…Правда, существует вроде бы преемница той «конторы» - ФСБ, но ее функции неясны, да и людей за пустые разговоры сейчас никто не трогает…Поэтому расскажу о том, что тогда со мной случилось.
Учился я тогда в местном педагогическом институте на историческом факультете. И все продолжал высказывать слова правды! Будучи человеком неопытным в жизни, я верил, что все люди хотят правды, но не все могут ее высказать! Это я уже потом понял, что наши люди просто боялись говорить правду! И жили, как «премудрые пескари» из известного рассказа Салтыкова-Щедрина, принципы которых хорошо воспроизвела популярная тогда советская песенка: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!» Вот и мне надо было руководствоваться этими словами, как это делали все законопослушные граждане. Но я шел своим путем, не понимая, что в лживой стране нельзя говорить правду, и продолжал играть роль «правдолюба», нажив себе врагов в лице институтских преподавателей. И особенно преподавательниц, ибо женщины крайне резко воспринимают сказанные в глаза неприятные для них слова! Я едва дошел до пятого курса, хотя учился старательно, не пропускал занятий, выполнял все задания, словом, был добросовестным студентом…Но вот мой язык!.. Короче, как-то на общем институтском комсомольском собрании я допустил одну серьезную оплошность.
На такие собрания всегда приходила преподавательская и партийно-комсомольская элита. В президиуме сидели ректор, его заместители, секретарь партийной организации, главный комсомолец и прочие приближенные к ректору люди. Вел собрание, естественно, секретарь комсомольской организации института.
Как только все уселись, и был исполнен партийный гимн – «Интернационал», комсомольский босс подошел к трибуне и заявил: - А теперь, товарищи, давайте изберем почетный президиум в составе Политбюро ЦК КПСС во главе с выдающимся борцом за мир, самым мудрым человеком планеты, генеральным секретарем ЦК КПСС товарищем Леонидом Ильичем Брежневым! Кто за это предложение? Прошу проголосовать! Кто «за»? (Все пребывавшие в зале с восторженными криками подняли руки) Кто «против»?
И дернул же меня черт за язык! Я подскочил и крикнул: - Я – «против»!
Комсомольский «бог» оцепенел. – Ты что, рехнулся, что ли? – крикнул он, покраснев от возмущения. – Сядь же и не мели ерунду!
- Я – «против» потому, - громко прозвучал мой голос в абсолютной тишине ошеломленного зала, - что Политбюро не имеет никакого отношения к нашему собранию! Подобное голосование совершенно бессмысленно! Да и мудрость Брежнева от этого не стала глубже! Кому нужно это бестолковое славословие?!
- Ах ты, негодяй! – взвыл комсомольский секретарь. – Да я тебе…
Но ему помешал довести до конца фразу ректор института. – Виктор, - сказал он в микрофон, торчавший перед ним, - нечего вести пустую полемику! Весь институт проголосовал «за» и этого достаточно! А что касается этого отщепенца, - он со злобой посмотрел в мою сторону, - то пусть он сам держит ответ за свои глупые слова! Продолжай собрание!
И все пошло дальше по запланированному заранее пути. Главный комсомолец сообщал о достижениях института, «незначительных недостатках, которые предстоит преодолеть, используя учение великого Ленина и указания гениального Брежнева…», а в конце отметили почетными грамотами отличившихся студентов. Меня как будто забыли…
Как только завершилось собрание, я вместе со всеми устремился к выходу. Многие студенты старались избегать меня, но один из товарищей, учившийся со мной в одной группе, подошел ко мне и со смехом сказал: - Ну, ты даешь, Саша! Весь институт на рога поставил! Поистине: язык твой враг!
Я направился к выходу, подошел к лестнице и стал спускаться вниз на брусчатую площадь. В воздухе стоял тонкий запах майской зелени: травы, листьев деревьев, цветов из многочисленных клумб. Приветливо светило весеннее солнце. Но в груди у меня стоял какой-то затаенный страх…Мне казалось, что все вокруг возненавидели меня! Неожиданно ко мне подошли двое здоровенных мужчин почти одного роста с суровыми лицами и стальными глазами. Одеты они были в красивые серые костюмы, блестевшие на солнце. – Молодой человек, - сказал один из них, - пройдемте с нами!
Я остановился, с трудом понимая происходившее. – Я что вам сказал!? – властно буркнул тот же верзила. Они схватили меня под руки, подвели к стоявшей у ступенек черной «Волге» и только оказавшись внутри этой известной в стране автомашине, я окончательно понял, что попал в «лапы» сотрудников КГБ. Как ни странно, страх совершенно прошел. Я даже успокоился и спросил, стараясь сохранять выдержку: - Куда же вы меня везете?
Ответом было гробовое молчание.
Я откинулся на спинку сидения и напряженно ждал. Машина мягко и плавно двигалась по знакомому маршруту. Вот проехали площадь Ленина, улицу Фокина, спустились вниз на улицу Калинина…
Наконец автомобиль остановился у небольшого здания. - Неужели это их управление? – подумал я.
- Зайди-ка, Женя, в диспансер, - распорядился сидевший слева от меня кагэбист, - да побеседуй со здешним «светилом» Горностаевым! Расскажи ему все о нашем деле! Пусть примет этого придурка! – Он кивнул головой в мою сторону.
Упомянутый Женя, сидевший до этого справа от меня, выскочил на улицу, открыл дверь и вошел в подъезд здания. Тут я бросил взгляд в сторону двери и увидел табличку: «Областной психоневрологический диспансер. Стационарное отделение».
Тут все стало ясно. - Решили упрятать в «психушку» - подумал я.
Ждать пришлось недолго. Минут через десять тот же Женя вышел из больницы, открыл дверцу «Волги» и громко сказал: - Выходите, гражданин Чуин!
Я выбрался на улицу, и оба здоровенных мужика повели меня наверх, где, как я догадался, меня ждал опытный психиатр. Один из сопровождавших шел впереди, другой – сзади. Если бы кто-нибудь увидел эту сцену, то, наверное, подумал бы, что сюда привезли, под таким конвоем, буйно помешанного.
Несмотря на вновь появившийся страх и чувство безнадежности, я все-таки сохранил каким-то образом любопытство и осматривал по пути все, что нам встречалось: темный длинный коридор с какими-то досками объявлений, ряд замызганных стульев и сидевших на них больных. Одни из них тряслись, как-будто в судорогах, другие что-то бормотали, а одинокий старик, сидевший напротив двери, к которой меня подвели кагэбисты, вдруг неожиданно закричал: - Это что же происходит? Вы что, не знаете очереди! Я – первый! Куда вы!!! Я немедленно напишу самому Брежневу!!!
Доблестные сподвижники Дзержинского не обратили на него никакого внимания. Они открыли дверь, и ввели меня в небольшой, но светлый кабинет. Я успел лишь прочитать дверную табличку – «Профессор В.Ф. Горностаев».
В кабинете находился рослый смуглый брюнет, примерно сорока пяти лет. Он сидел за столом и, видимо что-то до этого писал. В момент нашего вторжения он поднял голову и устремил на меня грозный, гипнотизирующий взгляд. Его глаза, казались уставшими, веки покрасневшими и только густая черная бородка придавала местному психиатрическому «светилу» вид ученого дореволюционной поры. - Садитесь, молодой человек! – сказал он приятным голосом интеллигента и показал рукой на стул, стоявший напротив него у того же стола. – А вы, молодые люди, - обратился он к кагэбистам, - можете идти!
Отважные чекисты немедленно удалились. Когда же я сел за стол, профессор подскочил, как бы что-то вспомнив, подошел к двери и закрыл ее на ключ. Я обратил внимание на то, что ключ напоминал собой какую-то трубку с треугольным сечением.
- Боится, что убегу, – мелькнула у меня мысль.
- Ну, что ж, молодой человек, - заговорил ученый психиатр, - ответьте мне на два небольших вопроса. – Вы готовы?
- Да, готов! – пробормотал растерянно я.
- Ну, вот скажите мне, что значит фраза «шила в мешке не утаишь»?
Мои волнения и страх улетучились. Я понял, что врач, в самом деле, считает меня сумасшедшим и пытается выявить характерные признаки болезни.
- Понимаете, товарищ профессор, - смело сказал я, - русские люди не зря придумывали всякие поговорки! В них таится глубокий смысл. Вот в приведенном вами предложении говорится о шиле в мешке! Все дело в том, что если вы сядете на этот мешок, то шило непременно пронзит вам зад! Понимаете?
- Гм! – буркнул озадаченный профессор. Ответ оказался для него неожиданным. Однако он сделал вид, что ничего удивительного не было сказано и, повертев головой, вновь вперил в меня свой огненный взгляд. Я подумал: - Уж не сумасшедший ли сам врач?
Но вот последовал новый вопрос. – Итак, молодой человек, - заговорил доктор, - вот вы оказались в поезде и вдруг узнаете, что в нем заложена бомба! Ваши действия?
- Ну, я в таком случае дождусь ближайшей станции и немедленно покину злополучный поезд! Не умирать же?- горько усмехнулся я.
- А если уже будет поздно? – улыбнулся ученый.
- В таком случае отправлюсь на тот свет! – бросил я.
«Светило» психиатрии улыбнулся и что-то хотел сказать еще, но я перебил его.
- Не утруждайте себя, дорогой товарищ профессор, - сказал я, играя роль наглеца. Я, наконец, понял, что безо лжи мне оттуда не выпутаться. – Я – совершенно здоровый человек. По крайней мере, настолько, насколько может быть здоровым человек, живущий в стране, строящей неведомый коммунизм! Раскрою вам все карты! (Ученый психиатр, казалось, онемел и внимательно меня слушал!) Я оканчиваю последний курс пединститута. Сами понимаете, что мне светит направление в глухую деревню. У меня нет ни влиятельных родственников, ни больших денег, чтобы купить себе хорошее направление! Поэтому я и разыграл весь спектакль с насмешкой над «высокими» чувствами наших людей. В результате, попал к вам! А вы поместите меня в «психушку», где я, пролежав некоторое время, получу, как больной человек, «открепление» от злополучного направления в деревню и устроюсь на работу по месту жительства. А в дальнейшем я «чудесно» выздоровею! Так что не теряйте времени, уважаемый, оформляйте меня, куда следует! Этим вы угодите и товарищам из КГБ! Понимаете меня?
Некоторое время в кабинете стояла тишина. Я бросил неуверенный взгляд в сторону профессора и ужаснулся. Он побагровел, черты его лица исказились от неудержимого гнева! – Вон отсюда, негодяй! Издеваться надо мной вздумал! – вскричал ученый, размахивая руками и вращая глазами. Рот у него скривился, на губах показалась пена. – Вон! Вон! Вон! – кричал он, подбегая к двери и пытаясь просунуть свой необычный ключ в дверную скважину. Но трясущиеся руки не слушались его. Наконец, изощрившись, он все-таки вогнал ключ в отверстие, распахнул дверь и, задыхаясь, лишившись голоса, указал мне дрожащей рукой на выход. Я стремительно выскочил в коридор и побежал. Вдруг слышу: за мной кто-то гонится. Я пригляделся: это был тот самый старик, ждавший своей очереди. Видимо, услышав вопли психиатра и увидев его разъяренное лицо, он решил отказаться в тот день от приема.
Спустившись вниз, я вышел на улицу и, остановившись у дверей психдиспансера, закурил (у меня в кармане была пачка «Беломора»). Черная «Волга» все еще стояла неподалеку. Увидев меня, кагэбисты выскочили из машины и, глядя на меня со злобой, вдвоем помчались вверх по лестнице, видимо, к уже известному мне психиатру.
Стоя у дверей, я слышал какие-то крики, доносившиеся сверху, и разобрал лишь одно слово – «негодяи»! Внезапно из дверей выскочили оба чекиста и быстро побежали к своей машине. Еще мгновение - они скрылись внутри, и «Волга», прогудев, развернувшись, стремительно исчезла. Вот так закончилось мое «правдолюбие» и началась наша обычная, российская жизнь: сплошное вранье, лицемерие, молчаливое отбывание! Я стал настоящим гражданином своей страны и больше никогда не смел не только выскакивать со своими «правдами» на публике, но даже перестал общаться с близкими людьми. Я только теперь и лишь тебе рассказал об этом своем «похождении», зная, что ты поймешь меня! - подвел он итог своему рассказу.
8 января 2016 года.
ДЕТСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Наш народ не избалован развлечениями. Властям предержащим нет никакого дела до одураченного ими народа, поэтому люди находят свой «интерес», согласно своим представлениям и интеллекту. Я, например, находил утешение в посещении окрестного леса, где собирал грибы, ягоды, лекарственные растения. Этому учил меня отец. Россияне привыкли не надеяться на власть имущих, которые всегда предавали Россию и народ, поэтому мой отец учил меня различным заготовкам. - Собирай грибы, сынок, - говорил он мне, - а ранним летом – и ягоды! Ведь у нас все возможно: война, голод, бессмысленные расправы над людьми… Поэтому мы должны иметь какое-то подспорье!