Болтушный, оправдывая свою фамилию, был отчаянным балагуром, весельчаком и неутомимым гулякой. Рослый, красивый и веселый, он был симпатичен девушкам, легко входил с ними в контакт и почти всегда одерживал победы, меняя подруг едва ли не ежедневно. Его жизнелюбие, беззаботность и невероятная сексуальная мощь, о которой ходили легенды, вызывали невольное уважение. Георгич - так прозвали его на факультете. Влияние Георгича было настолько велико, что, порой, глядя на его беззаботную жизнь, прочие студенты начинали ему подражать, подленивались, «попивали винцо» и погуливали. Как правило, заканчивалось все это не всегда счастливо.
Так, еще на первом курсе один наш студент, приняв участие в попойке и пытаясь ни в чем не уступать Георгичу, попал в медвытрезвитель и едва не «вылетел» из института.
Был и еще один неприятный эпизод студенческой жизни, связанный с «веселостью» Георгича. Однажды студенты, проживавшие в общежитии, устроили вечернее застолье, в котором принимали участие почти все историки - обитатели общежития. Пришли туда и студенты-брянцы. Хорошо подвыпив, молодые люди вдоволь повеселились, а затем стали искать дополнительные источники развлечения.
На стене комнаты, где проживали А.Ю.Атапин, Ю.Д.Ковшуро и Ю.Г.Болтушный, висел портрет Л.И.Брежнева, унизанного орденами. Кто-то, будучи навеселе, подошел к изображению вождя и подрисовал ему усы. Я, увидев таковое, извлек из кармана авторучку и подрисовал выдающемуся политику бороду, а подружки Георгича - украсили портрет веснушками.
Так бы все и прошло, если бы не Георгич. Вместо того чтобы убрать испорченный портрет и «замять» случившееся, Юра взял его себе, отправился с ним на факультет и стал всем показывать. Дело завершилось скандалом. Каким-то образом о произошедшем узнали комсомольские руководители института, дело раздули до уровня «государственной измены», нашим студентам пришлось претерпеть немало неприятностей, и лишь благодаря тому, что Болтушный, привлеченный к ответственности вузовской инквизицией (многие из состава которой ныне - видные борцы против коммунизма и ненавистники Брежнева), никого из соучастников «изуродования портрета» не выдал и всю вину взял на себя, дело развития не получило. Самого Болтушного исключили из комсомола и, хотя временно оставили в числе студентов, он вскоре сам ушел на заочное отделение в смоленский вуз.
Надо сказать, что Георгич, несмотря на бьющую ключом энергию, был далеко не для всех примером. На факультете обучались и другие достаточно энергичные, решительные и по-своему обаятельные ребята.
Так, староста курса Гиков, несмотря на кажущиеся мягкотелость и чрезмерную доброту, был человеком сильным и самостоятельным. К Георгичу он относился снисходительно, в чем-то его уважал, но на беззаботные трюки, ему в подражание, никогда не шел. Гиков был очень умен и обходителен, частенько выручал попавших впросак товарищей. Не раз его советы позволяли исправлять довольно серьезные житейские ошибки. В контраст Георгичу он был спокоен, доброжелателен и практичен. Таковым же был и другой наш студент - Ковшуро, который не в пример горячему и энергичному Атапину, не заражался неуемной энергией своего соседа по койке - Георгича - и даже умел иногда словом охладить его пыл.
Особо хотелось бы отметить студента-историка нашего курса С.А. Кокотова. Он обладал, пожалуй, наибольшими достоинствами: был сдержан, деловит, умел и пошутить, и поспорить, но в крайности не впадал никогда. Хорошо атлетически сложенный, рослый, Сергей мог порой подкрепить свои слова и прочими, наиболее излюбленными народом, аргументами, словом, за себя постоять он умел! К Георгичу он относился с добродушным скептицизмом: улыбался, когда узнавал об очередных его приключениях, или даже посмеивался. Надо сказать, что он, как и Гиков, обладал хорошими властными и деловыми способностями. Так, однажды он помог мне в весьма неприятной истории.
Летом 1978 года мы, будучи студентами-третьекурсниками, поехали на археологическую практику в Новгород, приняв таким образом участие в крупнейшей археологической экспедиции, возглавляемой академиком В.Л.Яниным.
В первый же день приезда в древний город наши студенты не удержались и, поселившись в местной школе, устроили застолье. Нельзя сказать, что это была попойка, поскольку все были, в соответствии с брянскими привычками, «в норме», хотя многие захмелели не столько от напитков, сколько от дорожной усталости.
Буквально через час после того как пиршество завершилось в школу приехали студенты-москвичи, принимавшие участие в экспедиции. К сожалению, студенты МГУ и МГПИ повели себя в этот первый день не совсем дружественно, можно сказать, грубо и заносчиво, и каким-то образом случилась драка. Закончилась она не в пользу москвичей, и последние отправились к руководству экспедиции с жалобами.
В центре событий оказался я, поскольку в процессе потасовки уронил очки и, рассвирепев, расправился с обидчиками, получив от них, в свою очередь, синяки и шишки, отчетливо проявившиеся на лице. Увидев меня, украшенного не совсем подобающими атрибутами, а также выслушав перед этим своих московских студентов-жалобщиков, помощник главы экспедиции профессор А.С.Хорошев страшно разгневался.
- Как я вижу, вы приехали сюда не на практику, - сказал он в сердцах, - но пьянствовать и избивать наших ребят! Убирайтесь же отсюда!
Если бы не Гиков, командир нашего отряда, и Кокотов, комиссар, дело наше закончилось бы печально и бесславно…Но они проявили себя в этой трудной ситуации как люди уверенные и достойные. Ни один из них не показал вида, что принимал участие в застолье! Эти ребята умели держать себя в руках! Они спокойно, аргументировано объяснили Александру Степановичу, что коллективной попойки не было, что почти все ребята трезвы, однако ссора с москвичами возникла по недоразумению и была связана с заносчивостью и задиристостью самих пострадавших.
Их убедительные речи, высокий интеллектуальный уровень произвели благоприятное впечатление на московского ученого.
- Слава Богу, что мое первое впечатление не оправдалось, - сказал он, выслушав ребят. - Вижу, что и наши студенты далеко не ангелы. Однако надо бы кого-то за случившееся наказать! Зачинщик не должен уйти от возмездия! - И он вперил свой суровый взгляд в меня. - Этому студенту здесь места нет! Пускай он уезжает!
Я вышел вперед и хотел возразить, но Гиков быстро подошел ко мне и тихо сказал: - Подожди до завтра, проспись, а там пойдем к Янину!
Наутро состоялось мое первое знакомство с известным ученым. В кабинете В.Л. Янина сидели мы трое: я, Володя Гиков и Сергей Кокотов.
Валентин Лаврентьевич был вначале раздражен и требовал сурового для меня наказания. Однако в процессе беседы он все более смягчался и, наконец, улыбнулся. - Так сколько же ты выпил, Костя? - спросил вдруг он насмешливо.
- Стакан вина, - пробормотал я.
- Всего-то? - вскинул брови профессор. - Неужели молодой, здоровый парень от этого захмелеет?
- Говори все, как есть! - громко сказал, почувствовав общую разрядку, Сергей.
- Нечего скрывать! - деланно возмутился Володя.
- Честно говоря, не помню, - сказал я откровенно.
- Ну, тогда ладно, - кивнул головой Янин, - будем считать все это недоразумением! Но смотри: до самого отвала - ни-ни! Этот разговор у нас будет последним.
В этот вечер мы, обрадованные благополучным исходом, приняли приглашение москвичей сыграть с ними в футбол и, разгневанные на злополучную жалобу, начисто их обыграли - 7:3! Москвичи, большинство из которых считались известными футболистами и спортсменами, были так потрясены, что до самого конца экспедиции уважительно и дружески к нам относились.
Надо сказать, что наши студенты очень хорошо смотрелись на общем фоне отечественного студенчества. Мы ни в чем не уступали студентам из других вузов и городов, включая Москву: ни в знаниях, ни в спорте, ни в потасовках, ни в увеселениях!
С большим успехом и даже триумфом ездили наши ребята на межвузовские научные конференции.
Так, в 1978 году мы приняли участие в известной археологической конференции «РАСК-78» в Чернигове, где были не только докладчиками, но и лауреатами. А выступление нашего студента А.И.Тимко было встречено овацией!
В 1979 году мы также хорошо выступили на студенческой конференции в Смоленском пединституте, достойно представляли свой институт и факультет в нескольких археологических экспедициях на севере страны и в Причерноморье. Мне еще раз, в 1980 году, довелось поработать в новгородской археологической экспедиции, где я пребывал уже в качестве командира отряда (комиссаром был О.В.Щербаков). В той экспедиции наши студенты особенно отличились, обнаружив несколько берестяных грамот, а лучшей среди них была студентка-второкурсница С.А.Никулина, которую отдельно хвалил и отмечал за старательность сам В.Л.Янин.
Случались с нашими студентами и приключения, и происшествия, но следует отметить, что ребята умели достойно выходить из трудностей! Словом, наш первый набор, положивший начало историческому факультету, был одним из самых сильных в институте и, возможно, самых трудных!
Хотелось бы сказать и несколько теплых слов по адресу наших девушек. На фоне наших энергичных и сильных ребят они, казалось, выглядели незаметно. Однако, на самом деле, это были интеллектуальные, трудолюбивые, добродушные и достаточно сильные девушки. Они так же, как и парни, могли за себя постоять! Не забуду, как в свое время, обиженная упомянутым ниже преподавателем истории средних веков Александром Ивановичем, скромная, застенчивая девушка, Наташа Левкова, чуть ли не «послала подальше» несостоявшегося лектора! Достаточно самостоятельны были и Люда Исакова, и Лариса Чуркова, и Наташа Алехина. Последняя же была едва ли не самой красивой девушкой в институте, и однажды, когда знаменитый Георгич попытался к ней приставать, она, одна из немногих устоявшая против его чар, довольно легко «отшила» его «незлым тихим словом»…Девушки тоже играли большую роль в студенческой жизни, принимали активное участие в работе студенческого научного общества, общественной жизни факультета и института.
Вспоминая прошлое, анализируя события нашей студенческой жизни, я теперь с сочувствием вспоминаю наших преподавателей-наставников, которые, увы, немало от нас натерпелись! А преподаватели нашего факультета были люди уникальные!
В первую очередь, хотелось бы отметить Юрия Борисовича Колосова, который был в то время заведующим кафедрой истории. Я никогда не забуду свой первый день в институте и первую лекцию по отечественной истории. Вел ее Юрий Борисович. Я тогда сидел на первой парте вместе с Сашей Тимко. Юрий Борисович вошел в аудиторию своей неспешной, прихрамывающей походкой и после приветствия приступил к делу. Он говорил спокойно, с улыбкой, слегка жестикулируя рукой. Речь его была плавной, уверенной, воспринималась аудиторией с интересом: это был настоящий, профессиональный историк, человек, преданный нашей любимой науке!
Благодаря своим заслугам и высокому положению, Юрий Борисович был непререкаемым авторитетом. Именно он является основателем исторического факультета. Но, несмотря на свое положение, он никогда не позволял себе быть высокомерным или тщеславным: запросто мог остановиться и побеседовать с любым из нас, доброжелательно и даже дружески; знал по именам весь наш курс и, если замечал, что кто-либо отвлекался на занятии, обычно говорил: - Что вы там, галерка? Ну-ка, Алексей, успокойся! А ты, Костя, что там за портфелями засел? Повнимательней, молодые люди!
Впрочем, такие реплики были редки, потому как его занятия проходили спокойно и серьезно. На всю жизнь запомнил я множество афоризмов, цитат, интересных фраз, включая архаичные, сугубо исторические, которые широко использовал Юрий Борисович в своих лекциях и беседах. До сих пор, описывая русских князей, я вкладываю эти слова в уста своих героев, а сам Юрий Борисович представляется мне могучим русским князем. Когда я работал над образом князя Михаила Черниговского, мне явственно виделся доброжелательный, голубоглазый, с седыми, аккуратно причесанными волосами Юрий Борисович. Трудно забыть и шутки, которые он отпускал в процессе работы! Как-то он произнес, по-моему, во время изложения материала по монголо-татарскому вторжению на русские земли, что-то вроде того, что-де «монголы обязали русских выплачивать в Орду изрядную мзду»…Но произнес он эту фразу так сочно, завершив долгое рассуждение взмахом руки, что студенты не удержались от дружного смеха…Засмеялся и сам Юрий Борисович, весело глядя на нас. Потом эта фраза стала излюбленным афоризмом наших студентов.
Следовало бы сказать, что Ю.Б.Колосов, несмотря на доброжелательность и юмор, умел проявить и строгость. Однако по отношению к студентам это ограничивалось лишь устными порицаниями, как правило, сразу же, если он замечал леность или незнание. Но строгий к самому себе, Юрий Борисович, был очень строг к преподавателям! Особенно, если случались ляпсусы!
Как-то в середине семестра от нас ушел преподаватель истории средних веков - Тоцкий. Его пригласили в другой вуз, и мы едва не остались без знающего предмет специалиста. Но Юрий Борисович этого допустить не мог и, не желая оголять расписание, принял на работу отставного военного - Александра Ивановича. Последний заочно окончил исторический факультет какого-то пединститута и убедил нашего заведующего кафедрой истории в своей высокой компетенции. Впрочем, Александр Иванович и сам так считал. Однако на деле он, конечно, историю преподавать не мог. Придя из армии с привычками и выражениями профессионального воина, он внес в студенческую среду веселое оживление. Так, он любил выкрикивать: - Встать! Смирно! Слушай мою команду! - а также сдабривать свою речь нецензурными, матерными словами. Смешно было слышать его речь, совершенно лишенную преподавательских навыков, просторечивую, грубую, впитавшую в себя примитивный армейский лексикон. В довершение ко всему, он совершенно не владел материалом читаемых им лекций да и вообще плохо читал списанный со старых учебников текст. Кроме того, он забавно, на свой лад, произносил имена иностранных политиков или известных исторических героев. Так, слово «герцог» он произносил с ударением на последнем слове, а фамилию французского писателя Рабле - на первом!
Я обычно не слушал его «лекций» и тихонько сидел в конце аудитории, что-либо читая. Первоначально было смешно, а потом стало грустно. Вот как он, например, описал гибель некого «герцога Антихуйского».
- Тута, знаете ли, понимаешь, так сказать, говорит Хенрих четвертый герцогу: - Давай-ка, хлопец, на чай ко мне приходи! - Ну, пришел к нему герцог на чай, ну, а он, так сказать, фактически, его убил!
Не забуду взгляда задыхавшегося от смеха А.Хотяновского! Впрочем, и вся аудитория хохотала во все горло!
Сам же Александр Иванович в таких ситуациях выглядел озадаченным, смущенным и с прискорбием глядел на нас.
- Ни х-хера вы не понимаете, - говорил он тогда возмущенно. - Набрали тута не студентов, но дурачков, мать вашу!
В один из таких моментов, когда я особенно громко захохотал, Александр Иванович совершенно разгневался.
- Негодяй! - крикнул он мне, вызвав еще больший смех в аудитории. - Ты мне за это ответишь! Ухожу! Но я еще вернусь!
И он, разъяренный, помчался в деканат, куда вскоре меня вызвали «на ковер». Там заместитель декана, Евгений Иванович, зачитал в присутствии обиженного преподавателя его докладную. Как оказалось, Александр Иванович преподавать не умел, но жалобщик был отменный! Я фигурировал в его заявлении как «бунтовщик, хуже Пугачева»!
Неожиданно, во время чтения его жалобы, в кабинет декана вошел Юрий Борисович Колосов. - Что, Костя, ты тут натворил? - спросил он вдруг довольно доброжелательно и даже с улыбкой.
- Да вот, Юрий Борисович, обидел нашего преподавателя, - тихо ответил я.
- Не только обидел! - вскричал Александр Иванович. - Он, фактически, так сказать, понимаете, меня убил! Лекцию сорвал!
- Подождите, Александр Иванович, - поморщился наш завкафедрой, - я вас пока не спрашиваю! Зачем же ты, Костя, обидел преподавателя?