Annotation
Если следовать за своей местью, безжалостно стремясь к своей цели. Цвет одежды сменится, как и цвет души.
Ксенофонтия
Ксенофонтия
Белый Воин-Дари.
Край солнца коснулся земли, яркое зарево окрасило небосклон, не красное, но оранжевое, что в этих краях было гораздо реже. Город засыпал, хотя белые палатки посреди пустыни сложно было назвать городом, но все, же он им был.
Только один человек не собирался засыпать, он гордо сидел на своем белом "корабле пустыни". Да верблюд был белым, очень редкий и очень выносливый, под стать своему хозяину. Они стоили друг друга.
Вот солнце совсем зашло, и животное без понуканий тронулось с места. Резко похолодало. Но путников это не испугало, скорее им было бы странно и непривычно без столь резкого изменения температуры. Дорога предстояла неблизкая. Неделя пути, одинокий путешественник и его дромаде́р(1), это точно привлечет ненужное внимание и накличет беду. Но от чего, же только увидев эту странную пару, любители легкой наживы разворачиваются вспять? Будто белые одеяния скитальца и такой же белый верблюд вселяют страх. Или уважение? Только пустыня знает ответ, и она иногда раскрывает свои секреты.
- Ну что Камар(2). Быстрее?
Дромадер послушно ускорил ход, ни сожаления, ни грусти не было. В этом городе их ничего не держало, как и во всех других.
Маршрут давно уже был проложен, от одной стоянки до другой, так что неожиданностей и неприятностей не предвиделось. Первая остановка на следующую ночь.
Барханы чистые и незапятнанные. Да и трудно запятнать то, что так быстро меняется. Одинаковые песочные горы, для бедуина всегда будут разными, он слишком хорошо видит их изменчивость и в этом их красота.
Ночь прошла быстро, холод сменился нестерпимой жарой, солнце слепило глаза. Теплая одежда была убрана в седельные сумки, бурдюки с водой были прикрыты, чтобы не нагревались, лицо было прикрыто краем куфиё(3). Все, можно идти, предстоит еще длинный, пустынный день.
И снова ночь, уже не такая холодная, они добрались до первого оазиса на пути, следующий будет, только через три дня. Пальмы закрывали ночное небо, небольшой источник тихо журчал, пересекая весь зеленый островок, питая и освежая его. Странное зрелище, повернешься одной стороной, перед тобой зеленый рай, другой и перед тобой бескрайняя пустыня.
- Все, Камар, отдыхаем - ласково проговорил человек, снимая поклажу с уставшего животного. Верблюд благодарно наклонил голову и пошел к роднику, хозяин отправился следом, еще не скоро они увидят чистой и прохладной воды, надо подготовиться.
Бурдюки были наполнены, сумки с едой набиты инжиром, можно ложиться на ночлег. Не разжигая, костра мужчина пристроился к боку животного и укрылся пледом из верблюжьей шерсти. Спать оставалось четыре часа.
Еще шесть дней пути, где каждый день походил один на другой, все та же пустыня, изредка сменяющаяся зелеными проблесками оазисов или пустынных миражей. И вот они пришли. Шумный палаточный город бедуинов посреди большого оазиса.
Арист(4) поморщился, сложно после недели безмолвствия, снова привыкнуть к шуму человеческих жилищ. Надо где-то устроиться, а еще поесть, инжир и вяленое мясо уже набили оскомину.
Но в первую очередь нужно пристроить Камара, а о себе он позаботится позже.
Белая палатка из верблюжьей шерсти очень ярко выделялось посреди оазиса, на фоне песка она почти бы сливалась. Но здесь город, можно и не прятаться. Устроившись у выхода, мужчина достал трубку и заправил табаком. Кальян он не любил, предпочитая европейскую привычку, хотя табак стоил очень не дешево. Можно себе и позволить эту чудаковатость, семьи нет, родственников тоже, тратить больше не на кого.
Солнце клонилось к закату город, оживал, тут и там слышен говор немногочисленных жителей. Сегодня праздник пустыни, пустыня услышит, пустыня поймет, Великий праздник! Великий, для живущих в пустыне.
Призывный стук дарбук(5), праздник начался, надо идти.
- Ас-саля́му "але́йка, Арист.
-Ва-але́йка ас-саля́м ва-рахмату-Лла́х (6).
Мужчины крепко обнялись. Старое морщинистое лицо с улыбкой смотрело, на молодого бедуина. В чем-то Джабир(7) заменил отца, страннику.
- Ты все же нас посетил?
- Я не мог пропустить праздник - губы пытались растянуться в ответной улыбке, но замерли на полпути, так и не улыбнувшись. Когда долго не выражаешь свои чувства, трудно показать хоть отблеск своей пока еще не очерствевшей души. Но старому арабу, было довольно и этого. Он благодушно похлопал его по плечу, признавая попытку.
- Да праздник пустыни ты точно не пропустишь.
- Моя дарбука все еще у тебя?
- Да, храню, как зеницу ока. Ты ведь нам еще сыграешь?
- Песню пустыни?
- Да.
Деревянный каркас, с натянутой кожей козы. Ничего особенного, но только им можно передать дух пустыни, ее мощь. Ритмичный перестук пальцами и ладонью, то тихо..... То оглушительно громко, как будто биение центра земли.
Арист сел в центре круга со своей дарбукой, отполированной до блеска, от постоянного использования. Мужчина любовно погладил инструмент, приглушенно пробарабанил пальцами по кромке, вспоминая ритм. Потом все набирая темп, закрыл глаза.
- Приди ко мне. Будь со мной. Мы всегда будем вместе. Ты мой... - пустыня. Она зовет, она просит.
Инструмент запел, нет, не мелодично, как флейта или струнные, свой ритм. Биение сердца шум песка и ветра.
-ДумДум-текДум-Текатек-ДумДум
К первому голосу присоединились другие, не столь яркие, чуть приглушенные, они добавляли новое звучание, ограняя алмаз, превращая в бриллиант.
-думдум-текДум-Текатек-думдум
Пустыня она говорит, говорит сквозь песню и биение сердца, она слышит нас.
-Вы мои, я с вами, я вам помогу, но вы останетесь со мной навсегда.
Это не пугало. Пустыня учит, воспитывает, она как мать. Все мы вышли из нее и вернемся к ней.
-ДумДум-текатека-ДумдумДум-ТектекаТек
-ДумДум-текатека
-Дум.
Перестук ладоней звучит все тише.
Странник еще долго не открывал глаза, находясь во власти звучания. Сердце потихоньку успокаивало свой ритм, оно тоже участвовало в песне.
- Тук-тук-тук. Тук, тук...
Наваждение спало, он снова стал человеком, а не частью пустыни.
* * *
Наевшись шинсафа(8) с фалашиа(9) и запив ароматным чаем, мужчина блаженно закрыл глаза, подставив лицо лунному свету.
- Надолго ты к нам?
- Завтра караван Гани(10), отправляется в путь, я уже нанялся в сопровождение.
- Жалко - Джабир сокрушенно покачал головой. - Давно мы с тобой не виделись, ты очень изменился. Мечешься загнанным зверем, никак не найдешь себе место.
- У меня никогда не было дома, куда я могу вернуться.
- Твой дом был со мной!
Арист прикоснулся к плечу старого человека.
- Джабир, ты меня всему научил, уважать и любить пустыню, понимать и выживать в ней!
- Научил - старик тяжело вздохнул
- Но не показал, что в первую очередь нужно любить людей - добавил он тихо.
Рассвет уже окрасил темное небо, Арист прочистил трубку и закрыл шатер. Караван отправляется вечером, можно отдохнуть.
Белый верблюд мерно покачивался возле своих желтых собратьев груженых поклажей. Тишина пустыни была нарушена частыми выкриками арабов. Сто голов верблюдов и десять человек сопровождающих вместе с самим Гани. Шел уже второй день перехода, пока все хорошо. Караван мирно покачивался, неспешно шагая по желтому песку. Но путь будет занимать три недели и всякое может случиться, расслабляться нельзя.
- Арист, ты давно был в Марджане(11)?
Мужчину догнал араб в серой джалабии(12).
-Давно. Говорят, что этого города уже нет, источник обмелел, оазис сохнет.
- Да, было. Но сейчас век новых технологий. Разрыли большой колодец и поставили насосы. Вода просто ушла ниже, оазис снова питают. На место старых бедуинов пришли новые, прогрессивные люди. Так скоро и не останется нас простых старых кочевников.
-Махмуд не преувеличивай, будет пустыня, будем и мы.
-Мертвая тропа, не расслабляемся, обиталище "Змеи"!
-Арист, слышишь?!
-И слышу и вижу, Факир - кочевник нахмурился. Он не любил, когда в нем сомневались. Черные глаза горели решимостью и непримиримостью. Он выпрямился и пустил Камара иноходью , ружье уже покоилось в его руке, ожидая своего часа. Цепь барханов с двух сторон служило хорошим прикрытием для налетов.
Мертвая тропа не зря носила свое название, с обеих сторон возвышались скелеты "кораблей пустыни". Иногда здесь находили покой и сами кочевники. Но их хоронили на вершинах барханов, чтобы даже после смерти они могли видеть караваны. Возможно, здесь когда-то падет и "белый воин", Лучше просторы пустыни, чем шумные города.
-Приготовились. Нас ждут!
Десять затворов прозвучали как один. Едва различимый безликий топот, превратился в топот восьмидесяти ног арабских скакунов. Двадцать хорошо вооруженных всадников в четыре ряда, больше чем сопровождающих каравана, если хозяин каравана отдаст товар, они уцелеют, если нет, мертвая тропа получит свою жертву.
Белый верблюд выступил вперед. Арист поднял скрещенные меч и ружье вверх, отблеск от стали был виден далеко, своеобразный маяк в пустыне. Кони придержали свой бег. От толпы всадников отделилась фигура, на черном поджаром скакуне. Они встретились на равном расстоянии от своих групп.
-Неужели ты сменил сторону? Раньше отбирал, теперь защищаешь? Твое место было среди лучших разбойников Аахреб эльх мельх(15)! Твой конь был быстр, сердце безжалостно и жестоко, вы никогда не уходили без добычи. Тебе по называли - Дари(16). И на что ты его променял? Белый воин?! Ты белый воин!- араб зло рассмеялся.
-Даже если черти оденутся в белые одеяния, они будут более благочестивы, чем ты!
-Я изменился! Три дня в пустыни под палящим солнцем не проходят бесследно! Я многое понял!
-Да три дня не проходят бесследно, солнце испекло тебе мозги.
-Время меняется. Нас перебили. Нет смысла оставаться на темной стороне.
-Ты струсил? - человек расхохотался в голос. Его смех поддержали соплеменники.
-Хочешь проверить? - черные глаза наполнились гневом, обещая очень скорую и жестокую расправу. - Ты же знаешь, мы не победим, но пятерых я унесу с собой, еще двоих раню, да и кони будут основательно подпорчены. Но первым умрешь ты, и тебе уже будет все равно, последую я за тобой или нет.
Всадник отвел ружье.
- Я знаю тебя и верю. Но ты не сможешь защитить все караваны, так, что и мне всегда будет нажива. Прощай - Дари.
Он повернул своего скакуна.
-Мы еще встретимся - громко крикнул он, подняв ружье.
-Я даже не сомневаюсь.
Караван двинулся дальше.
* * *
Только ночь видела этот танец, танец двух сабель. Луна освещала голого по пояс мужчину. Его смуглое тело испещряли шрамы от ран и ожогов(17). Он тренировался в пустыне, где его никто не мог увидеть. Легкое скольжение по песку, молниеносные удары попеременно одним и вторым клинком, или обоими сразу. Быстро и ловко. Но нужно ли это?
Короткие клинки на верблюде не действенны ни против конницы, ни против пеших, это оружие хорошо было на арабском скакуне. Для одногорбого животного у него был меч в три локтя и ружье. Так зачем же эти изматывающие тренировки? Неужели он хочет вернуться?
Танец сабель продолжался, они ловили невидимого противника в перекрестье, рассекали воздух, ловили блики луны. Босые ноги вычерчивали ровные круги на песке. Один круг, второй, третий. Все ровно и четко, только это больше не приносило радости.
-Наверно я все-таки струсил.
-Держись я с тобой. Все будет хорошшшо - прошелестела пустыня, обдувая песком.
Поможет, она сильнее человеческих слабостей.
* * *
- Это последний караван в этом месяце. Скоро сезон бурь, больше перегонов не будет.
-Значит, мне придется задержаться здесь.
-Это не так уж и плохо?
-Наверно, но все же неуютно.
-Иногда нужно посидеть на месте, выкурить кальян, подумать о жизни. Может ее пора менять? Завести семью, детей?
- Я не курю кальян, мне нравится больше трубка.
- Это было не главное - Гани улыбнулся - Ты хороший воин, с тобой на караваны стали нападать гораздо реже. Но пора подумать о себе.
Бедуин закрыл глаза и прислонился к спине прилегшего верблюда.
- Я думаю о себе - он взмахнул руками - Все просторы пустыни мои, любой путь, любое направление! Только выбирай!
- Что же ты оставишь после себя?
- Я оставлю себя пустыне.
Араб доброжелательно похлопал по плечу Ариста, поднимаясь.
- Я жду, шелестела пустыня, за огромным зеленым оазисом.
- Я приду - мысленно отвечал на зов кочевник - Жди.
Дни тянулись бесконечно долго. Странник уже забыл, насколько сильно он может чувствовать тоску по дороге. Буря временно стихла, чтобы через неделю прийти снова. Пейзаж за оазисом очень изменился. Там где были величественные барханы, была равнина. Равнина стала извилистым холмом. Только человек всю жизнь проживший в пустыне может найти дорогу.
- Ты уже уходишь?
- Я и так сильно задержался здесь.
-Ты не успеешь.
-Успею. Пустыня зовет.
Еще один закат, прощание с городом и снова в путь. Верблюд радостно ускорил шаг. Ему тоже надоел простой.
- Я здесь! - радостный крик огласил пустыню, разбиваясь о песчаные дюны.
Озарённая светом луны пустыня была счастлива. Ее дитя снова с ней.
* * *
- Тише, Камар - всадник ласково похлопал его по загривку - Мы еще успеем насладиться дорогой. Неделя пути. Трудный путь, но такой прекрасный. Два путника и бескрайний пустынный мир.
-Смотри, перекати поле. Оно провожает нас. Скоро мы даже таких растений не увидим, но нам не привыкать.
Дромаде́р согласно плюнул в песок.
- Ох и упертое ты животное. Камар кивнул головой, потом мотнул, будто сомневаясь в правильном ответе. Бедуин засмеялся.
Поднимался рассвет, солнце уже прогревало песок с неимоверной скоростью.
-Наверно нам будет не жарко в аду? Не правда ли?
Верблюд оставил эту реплику без внимания, видно он никогда не задумывался о том, куда он потом попадет. Да и есть ад или рай для верблюдов, даже такого величественного как Камар?
- Гляди мы не первые, кто выбрался в пустыню в затишье. Вот тут караван проходил небольшой, голов тридцать, тут зверье мелкое бегало. Не одни мы тут. А вот и свежие следы, ночью только.
Проходя холм за холмом, все дальше углубляясь в пустыню. Арист вспоминал свое детство. Они жили тогда в городе, обычные дома на берегу небольшого озера. Прекрасный вид открывался из детской, на голубую гладь, извилистый инжир и финиковую рощу на горизонте. И воздух спокойный и свежий, без дикого завихрения песка, готового забраться и в нос и в глаза. Рай.
Но видно кровь матери была сильнее, и он с самого детства сбегал в пустыню, пренебрегая водной гладью. Он так и не научился плавать. Когда родители умерли, ему всего исполнился восьмой год, он ушел, став кочевником.
Сильным он был, а еще упёртым и злым, только это и помогло ему выжить. Сын арабки и еврея. Двух разных, противоречивых религий, мусульманство и иудаизм. Он не прижился ни там, ни там. Он ненавидел городских детей, слишком разные стремления и помыслы. Городские отвечали ему тем же. Босоногий мальчишка с черными горящими глазами, непримиримый ни к одной вере, не исполняющий ни одного закона, кроме закона силы. Очень часто отец его вытаскивал из драк, мать проливала горькие слезы, пусть даже он и не видел ее слез, не принято было у арабок показывать свои чувства. Мать он понимал и любил больше чем отца, но поделать с собой ничего не мог, и еще много материнских слез было пролито по блудному сыну. Но его вера пустыня, его бог ветер.