Max Austen
Хватайся!
Рискуй. Играй. Умри
© Max Austen, 2016
Редактор Лили Енот
Корректор Кэти Фокс
Что делать молодому парню, если ему жить осталось не больше года? К чему стремиться рок-музыканту, если он уже во многом преуспел? Остается оглядываться назад? Вспоминать, как мать-наркоманка заставляла его слизывать с пола мед, как зарабатывал на жизнь воровством и торговлей сигарет в школе? Снова переживать весь ужас прошлого… Или лучше хвататься за жизнь, за то, что имеешь? И помнить, что лучший друг-самоубийца говорил: «Самое большее, что мы можем сделать в жизни, — пожертвовать собой».
ISBN 978-5-4474-8456-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Хватайся!
Глава 1. В наш темный час
Глава 2. Я уйду — они забудут
Глава 3. Подари жизнь
Глава 4. Бесконечная улыбка
Глава 5. Изгои
Глава 6. Выживает сильнейший
Глава 7. Кровь братьев
Глава 8. Шрамы
Глава 9. В последний раз
Глава 10. Два беспокойных силуэта
Глава 11. Настоящая дружба
Глава 12. Время-героин
Глава 13. На грани
Глава 14. Кофе на окне
Глава 15. Это наш бой
Глава 1. В наш темный час
Умру. Через пять месяцев. Может, чуть позже. Так сказал онколог Василий Степанов. Рак поджелудочной — не самая приятная смерть. Но кому дан выбор, как и от чего умирать?
Я сижу на стуле. Не шевелюсь. Беззвучно смотрю в глаза говорящему врачу.
— Мы можем попробовать лечение, но, к сожалению, процент выживаемости в вашем случае не очень высок.
Продолжаю молчать.
Чувствую на себе испытующий взгляд.
Я — двадцатидвухлетний парень, ростом в метр восемьдесят, худой, но еще не тощий. Я — еще живой блеск в серых глазах, в котором читается недоверие услышанному. Я — длинные каштановые волосы, связанные резинкой, не подозревающие, что их носитель болен. Я — здоровая кожа по всему телу, за исключением шрамов и рубцов. Я — тот, кто носит черные кожаные джинсы, тяжелые черные ботинки, кожаный браслет на левом запястье и металлический кулон в виде головы волка поверх кричащей зеленой футболки с надписью «ROCK AND ROLL». Я — музыкант, излучающий энергию оптимизма, заражающий окружающих безнадежным счастьем. Разве такой похож на больного раком?
Этот врач пытается убедить меня, что я — ходячий мертвец.
Единственное, что выделяется на моем теле, — шрамы. Шрамы на руках и подбородке означают, что когда-то Максим Волков побывал в страшном пожаре, где погорел, но чудом выжил.
— Максим, ваш случай — он уникален. Обычно на вашей стадии больные с постели не встают, но вы… Я пропишу несколько обезболивающих препаратов, принимайте их по мере необходимости. Печень уже поражена, не стоит убивать ее раньше времени. Пока вы будете обдумывать свое решение, я назначу диетотерапию. Сейчас самое главное — быть настроенным только на хороший результат. Это поспособствует вашему лечению.
Он берет листок бумаги и что-то пишет черной пастой.
Он говорит о метастазах. О том, что на четвертой стадии я обречен. О каком лечении может идти речь?
Прекращает писать, переправляет листок через весь стол.
— Ну, что вы решили?
Мои губы не выдают и звука.
— У нас есть опытные психотерапевты. Они помогут…
Я беру листок, поднимаюсь со стула, говорю:
— Всего хорошего.
Я выбегаю из кабинета, спускаюсь на этаж ниже, в гардеробной хватаю кожаную куртку. Надеваю ее и выхожу на мокрую от слез неба улицу. Мое тело пронзает шум города.
Дождь.
Звуки проезжающих легковых автомобилей и автобусов. Они все куда-то едут. Невысокая девушка в сером пальто цепляет меня зонтиком. Она, как и все прохожие, куда-то спешит.
Пусть спешит по своему проложенному маршруту.
А я вот, похоже, скоро выхожу на конечной.
В этой больнице нет даже бахил. Опытные психотерапевты? Сомневаюсь.
Делаю первые шаги в сторону автобусной остановки. Я так неуверенно шагаю и, кажется, вот-вот упаду. Через долгих три минуты преодолеваю сто метров, прячусь под прозрачную крышу остановки. Сажусь на скамейку.
Неприятный запах тухлых яиц и алкоголя. Поворачиваюсь влево — рядом сидит бомж. Он опустил голову, кажется, спит.
Пальцы моей правой руки разжимаются, вижу бумажку. Косым почерком на ней написан рецепт сильнодействующих обезболивающих препаратов и адрес сайта, перейдя по которому, могу найти диету для больных раком поджелудочной железы. Переворачиваю бумажку и замечаю приписку: «рецепт действителен только в аптеке нашей больницы». Вот как.
Мой автобус. Он останавливается лишь потому что девушка в сером пальто вытянула руку. В Нижнем Новгороде не сядешь ни на один общественный транспорт, если не посигналишь.
Я не встаю. Я чего-то жду. Прежде чем поехать, должен ответить на один очень важный вопрос. Максим Волков, признаете ли вы, что у вас злокачественная опухоль?
Девушка, задевшая меня зонтиком, входит в салон. Двери закрываются, автобус двигается дальше. Она продолжает идти по намеченному маршруту.
Вместо того чтобы ответить, мозг посылает сигнал левой руке достать из кармана куртки смартфон и посмотреть на время. 14:02. Должно быть, Влад уже приготовил обед и даже не ждет моего скорейшего возвращения. Вместе с Аней уплетает еду. Они наверняка и подумать не могут, что у Макса Остина может быть что-то серьезное.
А у меня рак.
Да, я все-таки признал это.
Макс Остин — тот же Максим Волков. Мы, музыканты, любим псевдонимы.
Если бы кто-то спросил Аню, почему Макс задерживается, она ответила бы, что он наконец решил купить себе гитару, и сейчас находится в музыкальном магазине. Аня хочет, чтобы я научился на ней играть так же хорошо, как она. А Влад на тот же вопрос ответил бы, что Макс просто решил развлечься с проституткой, поэтому, тсс, только между нами, не стоит сейчас ехать в дом Юры. Дом Юры, она же дача, — помещение, которое уже больше года используется для неприличных мероприятий. Мы, рок-музыканты, любим оргии.
Но нет. Они не правы. Сейчас Макс выходит с остановки и направляется в больницу за лекарствами.
Лена никогда не была образцовой матерью. Пьющая, гулящая. Всегда с сигаретой в руках.
Она протянула мне дымящуюся самокрутку.
— Сыночек, хочешь покурить?
Мне пять лет. Я сидел за столом, ждал, когда мамочка накроет стол. Она же загадочно смотрела в окно. Что там интересного можно увидеть? Пустая улица села Лаишево.
Я жалобно посмотрел на нее.
— Когда будет обед?
— А? Что?
Лена растерянно оглянулась. Шмыгнула носом. Видимо, вспомнила, что сегодня оставила меня без завтрака, и я голоден. Она потушила самокрутку о пепельницу, подошла к холодильнику. Судя по вытаскиваемой ею кастрюли, на обед позавчерашний суп.
— Сыночек, сегодня после ужина мама пойдет к подружкам с ночевкой. Обещаешь не плакать?
Я всегда плакал, когда оставался ночью дома один. Боялся темноты. И еще чего-то, что мне мерещилось в темных углах.
Маме двадцать четыре года. Папе двадцать пять. Этим летом она сидит дома, а он работает в Казани. Папу я не видел два месяца. Скоро он должен приехать. Тогда-то, думал я, ему все расскажу. Все, что знаю об изменах мамы.
— Ты же не к подружкам пойдешь, а к тому дяде, через дорогу. Ты с ним спишь.
Мать повернулась ко мне, сердито посмотрела.
— Малыш, запомни: чтобы получать удовольствие от жизни, приходится обманывать.
— А как же папа?
— Папа не знает — и ему хорошо.
Она достала из холодильника двухлитровую банку меда, поставила на стол.
— Угощайся.
Я тут же сделал вид, что ничего не знаю о похождениях, схватил банку и попытался открыть. Крышка не поддавалась. Пальцы заскользили. Выскользнув из рук, банка направилась вниз, где деревянный пол давно ее поджидал. На звук разбившейся банки мать отреагировала весьма быстро. С ее уст слетели гневные слова, обильно приправленные матом.
— Сукин сын, что ты наделал?! Это же была последняя банка меда!
В ярости она влепила мне пощечину. Щека загорелась. Я всегда боялся гнева матери.
— Что моргалами хлопаешь?! Хотел меда? Вставай на четвереньки и слизывай!
Слезы брызнули из моих глаз.
— Что, оглох? Кому сказала?! Живо!
Ее кулак с силой ударился о стол. Выбора нет.
Я сполз на пол. Перед моим лицом разлитый мед, смешанный с осколками стекла. Как не пораниться, выполняя приказ? Я не знал. И поэтому просто начал слизывать мед с пола. Сквозь слезы. Вместе со стеклами.
На экране смартфона 14:36. Я купил лекарства и теперь направляюсь домой, ступая тяжелыми ботинками по лужам. Дождь с сильным ветром еще не прекратился.
Первый день ноября. Моя последняя осень.
Я не знаю, почему начал проигрывать сцены из прошлого. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Обычно люди умирают довольно быстро, а вспоминают жизнь еще быстрее. Не больше минуты. Я же буду переосмысливать ее, умирая все эти пять месяцев. Может, месяцем меньше, может, больше. Василий Степанов говорит, нельзя определить точные сроки. А учитывая, что я особо не жалуюсь, могу протянуть и год.
Боли в животе начались еще в сентябре, тогда же пропал аппетит. И, мне кажется, я начал меньше весить. Такие симптомы нельзя игнорировать. Иначе однажды, выступая на сцене, ты начнешь загибаться и тем самым подведешь всю команду. Я не имею права облажаться, ведь играю значительную роль вокалиста и ударника.
Рок-группа Bish-B, она же «Биш Би», — самое важное, что у меня есть. Нас шестеро. Гитары — Влад Лис, он же Владислав Листьев, Анна Эванс, она же Анна Матвеева, и Кейт Остин, она же Анастасия Клоссова, она же клавишные. Ударные и перкуссия — Кристи Стоун, она же Евгения Моисеева, и я. Бас-гитара — Эндрю Вольф, он же Андрей Каримов, он же лидер, и Аня. Тексты песен — я и Эндрю. Вокал — все шестеро.
Хотя нельзя наше творчество строго отнести именно к року, так как в поисках себя много экспериментируем в разных направлениях, от поп-рока до металкора.
За пять лет существования группы мы записали четыре альбома: «Падшие Ангелы», «Казнь Свободы», «Изгои» и «Шрамы». Последний посвящен Юрию Хансу, он же Юрий Духов, он же гитара, вокал и тексты песен. Бывшему музыканту Bish-B. Бывший значит мертвый. Он покончил с собой двадцать первого марта прошлого года.
Первые два года о нас почти никто не знал, мы не играли на радио, а песни с альбома «Падшие Ангелы» исполнялись только в страшных и жутко грязных клубах Нижнего Новгорода. Чтобы выпустить второй альбом, нам пришлось залезть в долги. Но как раз «Казнь Свободы» и принес деньги и славу. Точнее, известность пришла с песней «В наш темный час».
Вспомнив о ней, я достаю наушники, втыкаю в смартфон, надеваю. Включаю этот трек. Начинается он со взрывного припева в исполнении Эндрю и Кристи:
— В наш темный час
Выходим убивать.
Это время для нас.
Умирай! Умирать —
Веселье для двоих
Ангелов Смерти.
Из эпитафий стих
Дарим вам, дети!
Мимо меня проходят стильно одетые молодые люди. В центре города всегда все стильно и модно наряжены, словно куклы.
Думаю, планета Земля на четвертой стадии рака. Ее рак — люди. Они убивают планету с каждым днем быстрее и быстрее. Они не задумываются, что наносят вред всему живому. Они — звери. Я человек, зверь, и значит, причастен к убийству. Прискорбно осознавать.
В наушниках меццо-сопрано Анны:
— Кто ответит за жизни детей?
Кто похоронит несчастных людей?
Кто посмотрит в глаза пожилым,
Чьи дети уже не живы?
А ведь меня, по сути, некому хоронить. Родителям дела нет до меня. Отец спился. Мать в тюрьме. Наверное, так даже лучше.
Анна замолкает, слышу родной лирический тенор Юры:
— Каждого ждет этот суд,
Каждое тело еще понесут.
Не каждый способен от смерти уйти,
Не каждый успеет сказать им «прости».
Зря решил послушать музыку. Снимаю наушники, прячу в карман к смартфону. На мгновение закрываю глаза, плотнее сжимаю губы, чтобы не позволить проявиться эмоциям. Гудят машины. Какой же транспорт шумный. Вот бы сейчас исчезнуть из города, раствориться в тишине. Пахнет пиццей. Что-то теплое медленно сползает вниз по щеке. Я открываю глаза. Надеюсь, капли дождя.
Юру тоже некому было хоронить. Точнее, было кому, но я не позволил. Когда он умер, никто не заострил на этом внимания. Даже отец-пропойца. Даже Михаил Леонидович, приютивший моего друга.
Его кремировали.
Я хочу, чтобы меня сожгли.
Это лучше, чем опускаться в гробу под звуки траура туда, откуда тебя уже никто не достанет.
Нет.
Тут я вру.
Средства массовой информации достанут тебя из-под земли. Так было с Юрой. Заголовки в печатных изданиях гласили: «Виртуозный гитарист покончил с собой из-за несчастной любви», «Музыкант не справился с гибелью возлюбленной и отправился за ней вслед», «Бойфренд Юрия Духова потребовал кремировать тело», «Юрий Духов страдал от наркотической зависимости», «Участник группы Bish-B будет учить игре на гитаре Курта Кобейна», «В свои 21 ушел из жизни бойфренд Максима Волкова». Идиоты. Ему было двадцать. До двадцати одного года он не дожил каких-то пятнадцать дней. И я не был его парнем. Неужели так сложно писать правду?
Я подхожу к пешеходному переходу, жду зеленый.
ПСМИ. Продажные средства массовой информации. Журналисты готовы на что угодно, лишь бы хорошо платили. Пусть и на заочном отделении, но я учусь на журналиста. Я сам журналист. Я знаю, что мы такое. А самое страшное — знаю, что нам верят. Люди верят в ту придуманную чушь, распространяемую по всем каналам.
Перехожу дорогу н оказываюсь в районе многоэтажных домов.
Телевидение. Самая страшная зараза, самая властная голова зомбирующего дракона. В основном через телевидение людям всех стран внушают мысли и идеи те, кто выше обычных граждан. Им это выгодно. Они пропагандируют свое мировоззрение, свою идеологию, считая ее единственно верной. Они настраивают тебя против других. Они говорят, что хорошо, а что нет. Кем ты должен быть. Как обязан одеваться. Должен. Обязан. Надо. Твой мозг впитывает получаемую информацию как губка. И вот ты уже зомби.
Ты обязан быть православным. Бог есть, и это хорошо.
Ты не должен быть атеистом. Это плохо.
И плевать, что Конституция позволяет быть и тем и другим по своей воле.
У тебя нет воли. Она лишь иллюзия.
Чувствую запах табачного дыма. Мужчина средних лет, прикрывая сигарету мокрым журналом, перегоняет мои быстрые ноги. Как же курящие люди противны. Я понимаю, что у каждого есть право решать, курить ему или нет. Но понимают ли курящие, что не они решили, кто будет тратить деньги на смертельный яд?