Управление леспромхоза было уже закрыто, и она направилась в общежитие, в котором, как сказал водитель, жила секретарь.
- Алла Тарасовна? - Она сразу заметила, что та беременна.
- Да.
- Я к вам на постоянное место жительства.
- Да, мне Егор Александрович говорил. Пойдёмте, я покажу вашу комнату, это здесь, на втором этаже. - Открыла дверь, подала ключи. - У нас только мебель, постельное мы не предоставляем. Устраивает?
- Вполне. Спасибо.
- Устроитесь и заходите ко мне ужинать.
- Спасибо. Зайду.
Ей было всё знакомо -- слева туалет, рядом раковина, газовая плита с баллоном, немного посуды, стол с парой табуреток; справа от входа через двери комната с кроватью, матрасом и одеялом, плательный шкаф -- всё, как во времена её молодости. Она тут же достала постельное бельё, полотенца, приготовила постель. Опустошив свой чемодан, умылась и отправилась знакомиться.
- Тук-тук, я пришла. Меня Марта Никитична зовут.
- А как вы узнали моё имя? - Улыбалась хозяйка.
- Водитель сказал.
- Понятно. Присаживайтесь. Рассказывайте, откуда, как, зачем, почему?
- Я когда-то здесь начинала работать после института помощницей у энергетика.
- Что кончали?
- Электромеханический факультет. Лет двадцать пять тому назад.
- Не замужем?
- Мужа на Урале оставила. Надоел до чёртиков. Бывший военный лётчик. Здесь и поженились. Дети выросли. А мне многомиллионный город надоел.
- Сколько вам?
- Сорок семь. А вы, я вижу, никак в декрет собираетесь?
- Да. Скажу по секрету, я сюда и приехала год назад специально, чтобы забеременеть. Врачи сказали, что надо сменить место жительства для зачатия, а здесь мужиков полно.
- Без мужа?
- Не хочу никого! Ребёнка хочу!
- Сколько вам?
- Тридцать два. Долго не могла забеременеть, лечилась по всякому, потом сказали, что я вполне здорова.
- А откуда родом?
- Из Комсомольска-на-Амуре.
- А отец о ребёнке знает?
- Представляете! Неделю назад сказала -- директор!
- Да вы что! Он что, не женат?
- Обалдел! Женат, конечно.
- И как теперь?
- Марта Никитична, а вы с компьютером дружите?
- Конечно. Как сейчас без этого.
- Тогда мы так сделаем. Вы согласитесь вместо меня секретарём работать?
- А вы?
- А я мечтаю уехать к себе на родину, меня здесь ничего не держит теперь, поставленная цель достигнута. Там у родителей шикарная квартира, они обрадуются. Всем хорошо будет.
- А вдруг директор что другое задумал?
- А мы его и спрашивать не будем, кадрами-то я заведую. Завтра, пока у него с утра оперативка идёт, я приказы на нас обеих настрочу, трудовые оформлю, а к нему зайдём с готовыми документами.
- Даже не ожидала такой скорости, - засмеялась она. - Я согласна. Думаю, что справлюсь.
- А сейчас мы обмоем это дело. Вино или водку?
- Лучше водочки. Алла Тарасовна, вы хоть с недельку бы здесь ещё побыли, вдруг у меня вопросы какие появятся.
- Ладно. Так, наверное, и получится. Я вам свой участочек покажу.
- Да вы что! Правда! Какая прелесть!
- Там и сарайка есть, и лопаты. Земля хорошая. Это мне в наследство от бывшей секретарши перешло. Она замуж вышла, уехали в Кавалерово.
- Телевизора-то, как я поняла, нет?
- Здесь ни у кого их нет.
- А знаешь, почему нет?
- Почему?
- И змей здесь в тайге нет! Потому что до сюда доходят магнитные колебания от "Востока" -- это вольфрамовый рудник, ночью его видно даже из твоего окна, там работают пожизненно приговорённые -- смертники. Значит такие наказания в нашей стране ещё не перевелись. И сотовой связи нет?
- Нет.
- Какая красота! Ни телевизора, ни сотового! Хоть поживу по-человечески! Даже не думала, что сохранились такие места в природе.
- Да вот, есть такие...
- А БИЧи-то ещё не перевелись?
- Не перевелись, - смеялась хозяйка. - есть ещё такие.
- Много?
- С десяток, наверное.
- В моё время их всего четверо было... План-то большой у леспромхоза?
- Я этим не занимаюсь. Знаю, что работаем хорошо, премии ежемесячно получаем.
Голова кружилась не то от водки, не то от свалившейся удачи. В общежитии, видно, недавно был сделан капитальный ремонт, так как рамы на окнах были новые, и полы покрашены, и в туалете, коридоре и кухне была свежая покраска, и газовая плита стояла четырёхконфорочная, а раньше были только с двумя горелками.
Утром они вместе вошли в приёмную. Директор уже был на месте.
- Он с семи сначала бригадиров, рабочих принимает со своими проблемами, в половине восьмого у него мастера свои дела обсуждают перед работой, а с восьми около получаса начальники участков собираются. Потом он завтракает в столовой и отправляется по участкам. Давайте садитесь за компьютер, сразу и начнём осваиваться.
Она быстро разобралась с меню, уже и приказы были готовы, как дверь в приёмную распахнула высокая неряшливо одетая женщина, опираясь на бодожок, не поздоровавшись, сходу вошла к директору, не соизволив прикрыть за собой дверь.
- Это же Дуняшка! - Удивилась Марта.
- Ага.
- Она ещё живая!
- Не говори...
А та уже гремела своим голосом, что-то требуя от директора, не взирая на собравшихся в кабинете начальников:
- Какая я тебе баба Дуся, если я ещё .буся! - Слышался её нелицеприятный смех на слова директора, который обратился к ней, видимо, не надлежащим образом.
- Алла Тарасовна! - Не могла она скрыть удивление. - Это сколько же ей лет?
- Чёрт его знает. - Прикрыла дверь в кабинет директора.
- Она всё на том же хуторе живёт?
- Ага. Одна! Представляешь!
- Там и раньше-то, помню, всего пять дворов оставалось... Мы частенько к ним за сливами, грушами ездили.
- Егор Александрович столько раз предлагал ей в наш посёлок перебраться -- не соглашается. Правда, водители наши её не забывают, навещают, помогают. Столько историй я про неё за год наслушалась!
- Про неё и раньше байки ходили всякие...
- Один тут весной рассказывал, что застал её лежащей в гробу среди пятитысячных купюр. "Подхожу, говорит, рука сразу потянулась к деньгам. А она как захохочет! Я чуть с ума не сошёл!"
- И что?
- Мне кажется, они договорились. - Смеялась секретарша. - Мужикам-то ведь безразлично, кого трахать, тем более за деньги.
Всей гурьбой от начальника выходили посетители. Дуняшка, хохоча, что-то рассказывала, размахивая своим бодожком, она, оказывается, и без своего приспособления легко справлялась со своей несгибаемой походкой.
- Пойдёмте, Марта Никитична, наша очередь настала появиться на глаза директору.
АНЕКДОТ.
- Встать! Суд идёт!
Все присутствующие встали. На правой стороне от прохода -- податель иска с перебинтованными руками, заклеенными лбом и ухом, с протезом на шее еле-еле поднялся, опираясь одной рукой на костыль, другой -- на жену, видимо. Там же -- его многочисленное семейство. С левой стороны от прохода -- единственный гражданин, высокий, седоватый у висков, в костюмчике "с иголочки", как говорят про таких, в галстуке.
- Прошу садиться.
С правой стороны заскрипели сидения. Оказывается, остались ещё в 21-ом веке такие доисторические деревянные сидения, скомпонованные меж собой квартетами, на коих устраивались сейчас защитники потерпевшего..
- Разбирается дело по иску гражданина Сидорова Андрея Климовича о нанесении ему увечий гражданином Семёновым Семёном Семёновичем в квартире последнего днём двадцать девятого февраля сего года.
- Ошибочка, господин судья! - Встал подозреваемый в обвинениях. - Из моей квартиры данный гражданин, простите, не запомнил его имя-отчество, вышел в полном здравии, чистый, сытый, одетый, полностью удовлетворённый и с улыбкой на лице.
- Вы можете это доказать?
- Да! У меня с собой видеокамера, которая запечатлела сцену выхода.
- Передайте её суду.
- Пожалуйста.
- И расскажите, как было дело, доложите собравшимся свою версию произошедшего.
- Я вернулся домой раньше обычного, открыл дверь своим ключом -- в прихожей меня встретил совсем голый вот этот гражданин, простите, господин судья, не запомнил его имя-отчество, и самое главное -- он был в одних моих домашних тапочках! Заметьте, господин судья, я ему ничего не сказал... Сами видите, камера всё запечатлела. - И, взглянув в сторону перебинтованного, усмехнулся. - Голодранец, ё. твою мать! -
Он мылся в моём джакузи! Заметьте, господин судья, я, увидев это, и тогда ему ничего не сказал... - И, взглянув в сторону избитого, презрительно так. - Грязнуля, ё. твою мать! -
Конечно, он знал, что джакузи поднимет ему настроение и вернёт к жизни обременённое жиром тело, и вот -- он на пианино трахает мою жену! Все записи у вас перед глазами, господин судья. Я ему по этому поводу ничего не сказал... - И сквозь зубы процедил. - "Пианист", ё. твою мать! -
Он сидел почти целый час на моём хрустальном унитазе! Заметьте, господин судья, я ему тогда ничего не сказал... - Засранец, ё. твою мать! -
Он сидел за моим богатым столом, ел ложками красную икру! Мы люди гостеприимные, господин судья, я ему ничего не сказал... - Презренно ухмыльнулся. - Обжора, ё. твою мать! -
Он из моего холодильника смаковал моё вино! Заметьте, господин судья, я ему ничего не сказал... - Издевательски опять глянул на изувеченного им. - "Дегустатор", ё. твою мать! -
Но меня очень огорчило, когда вот этот гражданин, никак, простите, не запомню его имя-отчество, выходя из моей квартиры, улыбаясь до ушей, похлопал меня по плечу и сказал: "Спасибо, друг!". "Друг" нашёлся, ё. твою мать! - Сплюнул сквозь зубы в сторону. -
А то, что он захотел сосчитать своими рёбрами ступеньки с последнего по первый этажи, свернул себе шею, переломал себе руки, ноги, собирал свои зубы между этажами -- я тут ни при чём! Это уже не моя территория!
- Гражданин Сидоров, у вас есть свидетели того, как вам наносили травмы?
- Ну... Разве только его жена...
- Нет! - Засмеялся высокий. - Она не присутствовала при твоих кувырканиях, так как осталась в квартире после того, как ты покинул прихожую. Камера это показывает, господин судья?
- Да, показывает.
- Ловелас, ё. твою мать!
ОДИН.
Она не пошла через гору по дворам пятиэтажек. С тех пор, как вышла на пенсию, она забросила этот скоростной путь, ей некуда было спешить. Шла в туфельках на невысоких каблучках под затяжным осенним микроскопическим дождём по прямым тротуарам, покрытым скользкими листьями, что останутся на всю зиму до самых майских субботников -- дворников принимали ведь в ЖКО только на лето, а зимой освежал всё вокруг только снег.
Вчера она похоронила старшую сестру, у которой была только одна забота -- как без неё будет жить её сынок. Та сама сумела позвонить ей, сказала только два слова:
- Августа... Приходи...
Это было в шесть утра. Она застала её живой. Та разжала ладонь с деньгами. Пыталась уже не первый раз сказать, чтобы похоронили рядом с мужем, что смертное лежит в тумбочке... Спросила, где Олег.
- Спит ещё, - пришлось соврать, так как он был пьянёхонек и храпел в кухне за столом.
Августа тут же позвонила двоюродной сестре, Надежде, сообщила о смерти. Их множественная родня в подобных случаях всегда прибегала к помощи этой бесхитростной женщины, которая молниеносно реагировала. Знала, что та ничего не упустит, пришлёт и мента, чтобы зафиксировать смерть, обзвонит всех родственников о дате похорон, и священника пригласит, и машину с автобусом закажет, и поминки в столовой. Надежда занималась этими делами после смерти матери, вела родословную многочисленной родни, знала все телефоны и адреса. А её сын пошёл ещё дальше. Проработав после института три года в Администрации города бесплатно "приватизировал" всё кладбищенское дело, у него был и магазин "Ритуальные услуги", и транспорт для этих целей, и часовню на кладбище поставил для отпевания, и рабочие соответствующие.
Ровно в восемь вошёл в открытую дверь мент, только взглянул на умершую, тут же составил акт. Заключение медиков уже было. Через час подъехал молодой внучек, помог обтереть, переодеть, доложил, что могилку уже копают. Переложили в гроб, поставили на табуретки в большой комнате.
Прибралась в спальне. Хотелось есть, но она никак не могла себя заставить пройти в кухню, где громко храпел пятидесятилетний иждивенец. Она терпеть его не могла за то, что он уже тридцать лет жил на материну пенсию, хвастун, грязнуля, алкаш. Сестрицу было жалко, она не могла с ним справиться. Августе было безразлично, как он будет один. Зашла к соседке, объяснила ситуацию, попросила посидеть пару часов, пока она сходит к себе позавтракать. Когда вернулась, Олег уже жалобился соседке на жизнь. Ощупала все его карманы в прихожей, ничего, кроме ключей, не нашла.
- На что же он пьёт, тунеядец? - Она, конечно, знала, на что -- пять дней назад пенсию матери приносили.
Он хорошо закончил школу, попросился в морфлот, мечтал путешествовать по миру, а оказался хоть и в морской форме, но в Москве -- связь. Хвастался, что попал в элитные части из-за того, что хорошо разбирался в телевизорах. Это было правдой, даже в школьной характеристике это было отмечено. Но после службы не удалось направиться в загранпутешествия -- запрет на пять лет после службы именно в этих самых элитных частях. Устроился в телекиностудию, тяга к "теле" позвала, но таскаться с камерой оказалось не так уж и интересно, да и жить надо было где-то, поэтому -- завод и общежитие. Опять мечта -- через пять лет лимитчикам обещали постоянную прописку в Москве, но через пять лет законы поменялись не только в Москве, но и во всей стране -- СССР исчез! Завод обанкротился, и пошла жизнь вразнос -- разнорабочим по стройкам мотался, по квартирам таскался, к бабам пытался пристроиться -- безуспешно. Москва его испортила. Потерял паспорт, кое-как добрался до родного дома, понял, что ему здесь рады. Зачем работать за гроши? Мама кормит, одевает, на сигареты даёт, тепло, светло, и мухи не кусают. Сколько женщин он приводил знакомиться, сколько раз говорил: "Опять влюбился!", мать об этом же мечтала, думала женится. Нет, проходила неделя, и они просто убегали, не выдержав его паразитического образа жизни. А он всё искал такую, как мама, хотел жить на всём готовом -- такие мужья никому не нужны.
Как-то она увидела объявление, что в детдом требуется электрик, знала, что он разбирается в этом, зашла выспросить много ли там работы.
- Да у нас основная работа -- это лампочки вкручивать, - смеялась директриса.
Но не приняли -- допуска нет, то есть хоть и есть запись в трудовой книжке, но этого недостаточно, нужны были ещё документы на присвоение квалификации.
Августа под дождём шла к ним в квартиру, посмотреть на него. Вчера после поминок в столовой она попросила родственника отвезти его, пьянёхонького, домой, загрузив машину остатками еды.
Дверь была открыта. Он оторвался от бутылки водки:
- Тётя Гутя, денег дай! Как жить-то?
Она показала ему кукиш:
- Тебе не о жизни надо думать! О смерти пора задуматься! Бездельник! Совсем мозги свои пропил! - Повернулась и вышла, хлопнув дверью.
У ней осталось после всех расходов десять тысяч, это на памятник. Она не сомневалась, что родственники, как обычно бывает, насовали ему денег полные карманы. Больше в эту квартиру она шагу не ступит! Если о сестре она ещё заботилась, то изводить своё сердце, глядя на него, она не собирается.