Это сейчас она с мягкой улыбочкой стала злословить, а смолоду очень дерзкой была. Сразу после замужества получили они квартиру в этом доме, знакомилась с соседями, что вечерами выходили глотнуть свежего воздуха после дневного зноя. Лёгкая темнота вечера умиротворяла, но не всех -- на втором этаже соседнего подъезда гремела музыка. Вдруг оттуда вылетела бутылка!
- Говнистая семейка! Весь мусор из окон выбрасывают!
Пока соседки возмущались, из окна уже летела следующая. Она перешагнула с тротуара на газон, подняла пустую бутылку и зафитилила её обратно в окно. Молодой дурак, как увидел это, захлопнул створку, чтобы защититься -- стекло разлетелось вдребезги. Но ей этого показалось мало, и она, подняв вторую бутылку, отправила её рядом, в кухонное открытое окно -- там визгу было! А на следующий день рассказывала своим соседкам, что пригрозила непутёвой семье арестом на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка с сообщением на их работу и с публикованием в печати, с работами не только по очищению газона под их окнами, но и всего огромного двора, причём под наблюдением человека в погонах.
Вокруг ни одного улыбающегося лица, все напряжённые, сумрачные, несмотря на солнечное утро. Ей захотелось вдруг всех чем-то развеселить. Ведь живём-то один раз!
Переполненный автобус посигналил, заскрежетал рессорами, и медленно тронулся с места. Последними в ещё открытые двери успели втиснуться две дамочки, которые, весело работая всеми частями тела, сумели протиснуться среди мужчин чуть повыше и, стоя лицом друг к дружке, пытались снизить сердцебиение. Немного погодя, продолжили свою беседу, прервавшуюся, видимо, при спешке к автобусу. Одна грубоватым говором, другая более мягкой интонацией обсуждали все имеющиеся недостатки своих мужей -- и ленивые они, и грязнули, и с детьми не хотят заниматься, то в гараж сбегают от семейных хлопот, то на рыбалку, и зарабатывают мало, и спят-храпят, отвернувшись к стенке...
Минут десять окружающие, большинство из которых мужчины, вынуждены были слушать эти не лестные высказывания в "свой" адрес. Она решила с мягкой иронией вмешаться в их беседу:
- Женщины, это же ваши любимые мужья, отцы ваших детей, работящие, как я поняла из вашего разговора, не пьяницы. Вы не правы, женщины! Мужчин у нас меньшинство, их надо любить, беречь, ценить, и уважать!
Дамочки от неожиданности замолчали и смотрели на неё, как будто она с Луны свалилась. А мужчина, сидевший перед ней на сидении, вскочил, освобождая ей место:
- Садитесь, пожалуйста!
- Спасибо, молодой человек. - Устраивалась на удобном сидении.
Взглянула на стоявших дамочек со смехом в глазах, как бы говоря:
- Переиграла я вас всех! Мелочь, а приятно!
Перед выходом на конечной мужчина, стоявший рядом с ней всю дорогу, наклонился и тихонько спросил:
- У вас, наверное, хороший муж?
Подняв на него свои невинные глаза, она так же тихо ответила:
- Если бы не отвечать, давно убила бы!
Глаза молодого человека удивлённо округлились.
КОТ.
- Господи! Это что же у меня опять рука заныла... Неужели ко мне смерть в гости просится... Только бы мне нечаянно не заикнуться об этом внучке, а то опять уговаривать начнёт, чтоб квартиру продала и жить к ним переехала, чтобы жилплощадь свою увеличить.
Отец у ней умер в довольно приличном возрасте с полным ртом зубов, в этом смысле она тоже была крепка, зубы были пока родные, правда, один коренной по неосторожности сама нарушила -- орехи фундук щёлкала -- пломбу поставили какую-то "стеклянную", берегла её теперь, тринадцатый год держится.
- Хоть мне и восемьдесят скоро будет, но своими ведь ногами хожу! Нет, не поддамся я ни на какие уговоры, разум я ещё не потеряла.
Она гордилась собой, гордилась тем, что ни разу за всю жизнь не взяла в рот ни одной жвачки, что не съела ни одной синтетической мёртвой безделушки в пакетиках, типа "Чупа-Чупс", "Данон" и прочее. До сих пор внучка удивляется, что она кусает спокойно и яблоки, и морковь. Да, она всю жизнь следит за своим здоровьем!
А с рукой она помнит, когда это началось. Сосед ей как-то похвастался, что к нему племянник из Москвы в гости приехал и в подарок привёз наручные электронные часы, и она дала тому денег, чтобы он выслал ей такие же крупные на браслете. И модничала потом долго перед своими коллегами в налоговой. Двадцать лет она их с руки не снимала ни днём, ни ночью, браслет был удобный. И вот как-то вдруг руке под часами стало неуютно. Она до сих пор помнит, как молниеносно сбросила их с руки, долго растирала запястье, пытаясь согреть точку в самом центре, но в этом месте как будто дыра появилась, пробитая леденящим Вселенским холодом. И чего только она ни пробовала, и Алмагом, прибор такой, лечила, и на массаж не раз ходила, и заговоры на молодую Луну, и заговоры на мертвеца, и парила дубом, и жгучей крапивой секла, и шерстяную повязку на это место связала, и притирки всякие делала, и примочки из глины. Помогала немного связанная из тонкой серебряной проволоки сеточка, и она поняла, что энергия при отсутствии последней, обходит "эту дыру". Потом начали болеть пальцы, потом боль временами стала подниматься до локтя, потом стало побаливать плечо. И тут она вспомнила, что в детстве неудачно упала на это плечо, травма была сильной, почти год тогда болело, это ещё мягко сказано, но с годами об этой болячке всё-таки забылось. Память тут же перенесла её в детство, и она заново переживала со слезами на глазах и своё тогдашнее болезненное состояние, и горести родителей по этому поводу, и сочувствие окружающих.
- Вот ведь как получается, - вздыхала она, - все болячки, даже детские, дают о себе знать на старости лет.
Задалась вопросом: "Не связаны ли эти обе болячки -- плеча и запястья?"
Ни какими физическими нагрузками она себя не напрягала, всю жизнь проработала за столом с шариковой ручкой. Сколько медицинских советов она перечитала по этому поводу! Временами боль всё-таки отступала, бывало даже неделями она удивлялась её отсутствию. Наблюдала за собой. Заметила, что помогало солёное сало, стоило его поесть раз в неделю -- боль начинала уходить с плеча, с локтя, пальцы начинали двигаться без боли. Знала, что умеренное употребление сала поддерживает гибкость суставов, ни масла всякие внутрь, ни кремы наружно, а именно свиное сало.
- Неужели ж я совсем сохнуть начала? - Думала она частенько и постоянно искала и находила рецепты и процедуры для поддержания своего здоровья. Вот так она не сдавалась смерти уже лет тридцать.
Условный звонок в дверь -- один короткий, один длинный, два коротких -- прервал её размышления.
- Это соседка, наверное! Время обеденное. - Направилась в прихожую, заглянула в глазок. - Да, соседка. - Открыла.
- Клара, милая, выручай! Несчастье у нас, на похороны брата ехать надо. На неделю, наверное. Похозяйничаешь?
- Останусь, конечно, - ответила она не раздумывая, как нет-нет да бывало. - У тебя что, цветы полить да с котом справиться?
- Да, как всегда.
- Когда уезжаете?
- Сегодня сразу после работы. Ключи у тебя есть.
- Не беспокойся, езжайте спокойно.
- Ну, я побежала. Закрывайся. Еда в холодильнике, я всего накупила.
Она знала, что ночевать ей придётся у соседки, так её кот совершенно не переносил одиночества, особенно ночного. К себе она не хотела его приносить, дома он чувствовал себя спокойнее, домашний был, старый уже. Под вечер набрала с собой яблоков, захватила ночнушку, и отправилась смотреть телевизор в соседнюю квартиру. Барсик встретил её у порога умными глазами. Вечер провели рядом, она на диване, он в своём любимом кресле, хотя несколько раз забирался к ней на колени, но она, приласкав и погладив немного, относила тяжеленного в кресло. Но он снова через некоторое время перебирался к ней, мурлыкал, тёрся, заглядывал в глаза, и она не могла ему отказать в ласке, гладила по спинке, всю мордашку его пальчиками своими перебирала, особенно около усиков, он даже разомлел от этого счастья, разговаривала, как с человеком, он понимал её, даже кажется смеялся вместе с ней над мультиками, что показывали на экране.
Дни и ночи стояли жаркими, и укрылась она лишь простынкой в спальной комнате. Проснулась на животе от шевелящейся горячей тяжести на её больном плече -- кот, ворча по-мужски, перебирал передними лапами её больное место и слюнявил носом её загривок и волосы. Плечу было тепло, и она боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть его усердие. Поняв, что она проснулась и не гонит его, он муркнул и пуще прежнего продолжал своё дело. Она чувствовала, как его коготки впиваются временами в её кожу, что зубки нет-нет да и вгрызаются легонько в шею, но это было приятно, такого массажа она никогда раньше не испытывала. Это длилось более получаса. Он, намучившись, так и уснул на её больном плече, придавив своей тяжестью. Было ещё темно, и она не стала его беспокоить. Легко задремала и сама.
Утром она перенесла его спящего в кресло, оставила ему на кухне еды. Заметив на уголке простыни пятнышки крови, застирала холодной водой с порошком, прополоскала, развесила на спинке кровати, к вечеру должно высохнуть. Дома рассматривала в трюмо своё исполосованное когтями вдоль и поперёк плечо. На день она оставляла его одного, а вечерами они опять смотрели телевизор.
Соседи вернулись. Поблагодарили, как всегда, сунули ей в руки коробку конфет, пирогов всяких с поминок. Прошло, наверное, дней десять-двенадцать, как соседка заглянула к ней, пожаловалась:
- Что-то Барсик мой захирел совсем. Не ест ничего, только молоко лачет, глаза у него совсем помутнели... С кресла своего не слезает.
Клара испуганно посмотрела на неё:
- Со мной вроде нормальный был... И корм свой уплетал с аппетитом...
Ещё через неделю они его схоронили.
И как-то не совсем сразу, но очень навязчиво, ею овладела мысль, что плечо-то у неё не болит, и локоть не болит, и жилы не тянет, и кисть руки как бы помолодела, можно сказать, ожила. Она пощупала свою "чёрную дыру" на запястье -- точка горячо пульсировала! Долго она этому не могла поверить, очень долго. Но прошёл уже месяц, и второй, и третий, а болей всё не было!
Она, конечно, слышала рассказы о том, что кошки лечат, и успокаивают, и даже давление понижают, даже злых духов от жилья отгоняют. Но то, что произошло с ней -- подобного ей ни разу не приходилось слышать из чьих-либо уст! Но никаких сомнений в том, что кот Барсик причастен к её оздоровлению, у ней не было.
- Вот ведь, видимо, есть и такие способы избавления от застарелых болей...
И она собралась в церковь поставить свечку за упокой души кота Барсика, спасибо сказать, что унёс с собой в могилу её болячку.
ПАЛЬЧИК.
Две пожилые особы устраивались на нижние полки купе.
- Ну вот, Наташа, и ознакомились с тобой с переменами в Крыму.
- Да, теперь представление имеем, как там жизнь протекает.
- Постарела наша сестрица Антонина заметно, и Кузьмич её отяжелел... А какой красавец раньше был!
- Так ведь и мы стали не такими, как десять лет назад.
- Но не растолстели ведь, как они!
- А заметила, на Украине все дамы полноватые, не только старшее поколение, но и молодёжь не скажешь, что худенькая.
- У них у всех теперь российские паспорта, - поправила ту сестрица.
- Это я по привычке.
- А что полненькие да румяные, так это от качественного питания и экологии. Рыба, хлебобулочные, молочное у них не как в наших супермаркетах -- одна гниль и просрочка.
- Может всё-таки соберёмся в следующий раз в Турцию слетать?
- Нет, Наташа, не уговоришь ты меня-патриотку пополнить бюджет Эрдогана, ни за что не потрачу на него свою пенсию.
- Здравствуйте! - Проговорила девица. - У нас верхние два места.
- Проходите, устраивайтесь. С кем вы?
- Муж за пивом побежал.
Та, поставив свой багаж на колёсиках около столика, присела около раскрытых дверей. Сестрицы глазами знакомились с попутчицей. В отличие от путешественниц её возраста та была в простом трикотажном светло-сером платье, приятно облегающем её стройную фигуру, с рукавами по локоть, с крупно отороченным эллипсом ворота. Лёгкая чёлка, чуть порыжевшая от южного солнца, являлась переходным звеном от нежной кожи лица к жёстким чёрным волосам, которые сейчас освободившись от тугой завязки, раскинулись тяжестью за спиной. Чувствовалась какая-то уверенная интеллигентность в её поведении и осанке, она не стелила суетливо постели, не разбирала поклажу. Её карие глаза, поначалу тактично избегавшие их взглядов, всё-таки посмотрели прямо, и улыбка, хоть и сдержанная, обнажила красивые зубки и украсила лицо розовым цветом.
- Вы так внимательно меня рассматриваете.
- Приятно ведь на молодую даму взглянуть.
- И как я вам? - Засмеялась откровенно.
- Нормально. - Ответили враз, захохотав. - Познакомимся?
- Марина.
- Я -- Наташа.
- Я -- Оля.
- Где будет ваша конечная?
- Мы до Чернушки.
- О! Значит, весь путь вместе будем. Мы до Екатеринбурга. Можно мы тебя на "ты" кликать будем? Ты ведь нам во внучки годишься.
- Разрешаю. - Улыбалась та.
В раскрытых дверях показался молодой человек в ярких пёстрых шортах, синей под цвет глаз футболке, с баночкой пива. Облокотившись обоими локтями на верхние полки, осмотрев присутствующих, подняв указательный палец, спросил:
- А почему постель не приготовлена?
Марина как будто не слышала, никак не отреагировав на его слова, которые на слух казались ласковыми, но носили всё-таки командный оттенок. Сестрицы, обменявшись взглядами, смекнули, что недавно меж молодыми, видимо, "пробежала чёрная кошка".
- Так вот, - улыбнулась мило Наташа, - рыцаря ждём. Говорят, ещё встречаются такие в наше время. Уж не ты ли, красавец, им будешь?
Тот, засмеявшись, понял иронию и, вздохнув, присел рядом со своей половиной, обняв за плечи.
- Марина, ну не сердись. Я же шучу. - И, оправдываясь перед чужими, пояснил. - Никак не даёт мне расслабиться. Ведь всего одна баночка пива! Неужели меня за это можно наказывать так строго!
Причина недовольства девушки стала понятна -- видимо, он был склонен к выпивке и по поводу, и без повода. Хотя ласковый был чертёнок и обаятельный, шептал что-то ей на ушко, в щёчку целовал, никого не стесняясь, так как та улыбнулась.
- Дети! Поезд тронулся! - Объявила Оля.
- Готовим билетики. Сейчас проверять будут. И постельное принесут. - Добавила Наташа, поняв, что молодые помирились.
- И как нам рыцарь представится?
- Слава.
Видимо, чувствовал себя всё-таки виноватым, а может наоборот, почувствовав себя настоящим рыцарем, он после ухода проводницы начал стелить постели сразу всем, перед этим чуть ли не приказал всем удалиться, показав своим указательным пальцем на дверь, давая понять, "кто в доме хозяин". Они вышли в коридор. Стоя у окна и посмеиваясь, завели разговор.
- Марина, а ты чем занимаешься?
- Я после института главным бухгалтером в ЖКО работаю.
- О! Так мы с тобой коллеги! - Улыбнулась Оля. - Я тоже всю жизнь бухгалтерией занималась. Справляешься?
- Поначалу трудно было. Да и сейчас нелегко, но привыкла, третий год уже.
- А живёте где? С кем?
- Мне сразу квартиру дали большую. Родители мои свой дом имеют. А у Славы жизнь как-то не сложилась, после армии дома только прописался, но там его старший брат с семьёй давно хозяйничает. Потом уехал в Екатеринбург к сестре -- у той бизнес через год прогорел, кредиты надо было выплачивать. Вернулся в Чернушку, работал и грузчиком, и в строительстве. Но всё время недоволен своей неустроенностью. Я вот и решила к рукам его прибрать, но пока не очень получается. Я ведь его с детства знаю, рядом жили.
- Видно, что он очень высокого о себе мнения, - заметила Наташа, - а реальность-то совсем другая.
- Он просто хвастунишка, мечтает о чём-то несбыточном, завидует почти всем, как ребёнок. Я не скажу, что он ленивый, или не аккуратный, или грубый -- этого в нём нет, чистоплотный он, и с людьми сходится быстро, до сих пор футбол гоняет с ребятишками во дворе. Но какой-то неприкаянный.