Есть такие - Осеева Валентина Александровна 6 стр.


- Какие-то командные замашки у него проскальзывают всё-таки, - заметила молчавшая Оля.

- Может стоит ему дать возможность покомандовать, совсем немного, где-нибудь на уровне бригадира, чтобы он выплеснул из себя этот негатив для дела.

- Я подумаю. Спасибо за совет. У меня в строительстве папа командует, и Слава не прочь там работать... Что-нибудь придумаем.

- Взвалила ты на себя ответственность...

- Мне ведь уже двадцать пять лет будет. Остепенится со временем, надеюсь.

- Только спуску ему не давай с алкоголем, иначе все твои усилия будут напрасны.

- Дамы! Прошу! - Пригласил он всех, распахнув дверь.

- О! Какая красота! - Не удержалась от восклицания Оля. - Это где же ты научился так красиво постельки-то оформлять!

- Армия научила. - Не скрывал он удовольствия от похвалы.

- Как приятно всё-таки женщине улечься на постельку, приготовленную мужскими руками.

- И стол накрыт! - Удивилась Наташа. - Значит -- ужинаем! И -- спать!

Утро было пасмурным. Все долго валялись под одеялами. Но ехали домой, а это родное чувство всегда всех согревало. Наташа встала открыть дверь, запустить свежий воздух, и отдёрнула шторки на окнах и в купе, и в коридоре. В вагоне было тихо, только ритмичное перестукивание колёс о стыки рельс. После обеда начались разговоры.

- Ну, рассказывайте, молодые. - Обратилась Наташа к нему, умело скрыв их уже состоявшееся знакомство с Мариной.

- Что рассказывать?

- Про любовь, про деньги! Откуда вы и куда?

- В Алуште на турбазе отдыхали четырнадцать дней по путёвке.

- Вы женаты?

- Да, свадебное путешествие у нас получилось, - улыбался он, поглядывая на Марину.

- Понравилось?

- Конечно!

- Много денег потратили?

- Марина от меня это скрывает.

- Что так? Не доверяет?

- Я пока безработный...

- Безработный! Так это тебя жена по морям на отдых возит! Марина! - Обратилась к ней. - Не вздумай повторять своей ошибки! - И уже серьёзно продолжала. - Давно без работы?

- Ну не совсем безработный, подрабатываю, где придётся, но не оформленный. Без денег-то совсем плохо.

- Трудно у вас с работой дома?

- Очень. Я уж и Екатеринбург пробовал, но там совсем жить негде. Да и прогорел наш с сестрой бизнес через год, кредиты выплачивали.

- Чем занимались?

- Она какой-то стряпнёй занималась, а я продавал эти её сладости.

- А кредит зачем брали?

- Так с нуля начинали! Печи для выпечки, запасы муки, сахара, добавки, красители всякие. Потом по бухгалтерии у ней убытки получились. Да и не покупали столько, сколько мы с ней планировали.

- Друзья-то у тебя есть?

- Есть. - Оживился он. - Летом с сослуживцами на рыбалку ездил. Третий год встречаемся. И с одноклассниками встречаюсь.

- Так они ж, наверное, все уже женаты.

- Да. У обоих дети уже. Один у отца работает, и другой работает, ещё и учиться начал заочно.

- А ты один, как я поняла, там был.

- Да. Ну и что?

- Да как-то даже неприлично... Тебе не кажется?

- Кажется... Вот и женился...

Видимо, не понравился ему допрос, готовый перейти в нравоучения, и он, сославшись на низкое ослепительное солнце, что светило прямо на него, встал на колени перед своей половиной, положив той руки на живот, заглядывая в глаза, поправляя её волосы, и шепча что-то с улыбкой. Наташа тут же нашла повод, чтобы спросить:

- Ребёночка ждёте?

Марина только кивнула головой в ответ. Сестрицам ничего другого не оставалось, как выйти в прохладный коридор, чтобы дать молодым возможность пообниматься. Они присели на откидные сидения напротив друг дружки, но в приоткрытые двери всё-таки прислушивались к разговору.

Не прошло и полчаса, как разговор в купе обострился. Он сидел перед ней на корточках и шёпотом о чём-то умолял, ластясь и подлизываясь.

- Нет! Не дам! Отдых кончился. Пора себя в порядок приводить! Никакого больше пива!

- А ты говорила, что любишь меня. Помнишь? - Он не отставал.

- Я ведь могу и разлюбить.

- Нет, ты этого не сделаешь! Я же пропаду без тебя! - Давил он на жалость. - Ну, пожалуйста, на одну баночку!

- Не дам!

- Марина! - Не выдержала Наташа, входя в купе. - Чем это ты мучаешь нашего рыцаря?

Та молча отвернулась к двери, оставив вопрос без ответа. Пришлось ему объяснять проблему:

- Так пива хочется...

- Ты что, склонен к алкоголю? - Сделала удивление Оля.

- Нет, конечно. Просто..., как все...

- Алкоголик никогда не признается, что склонен. - Строго произнесла Наташа.

- Конечно. Вас здесь трое против меня. - Обиженно махнул рукой, забираясь на свою верхнюю полку.

Только под самый вечер, отлежав бока, опять спустился вниз. Наташа дала ему денег, чтобы сходил купил всем по мороженке, пока стоянка большая. Испросив разрешения у жены, вернулся и с баночкой пива. Потом продолжились разговоры, которые как-то незаметно опять склонились к нравоучениям.

- Слава. Имя у тебя многообещающее. Хотя и слава может быть разной, кто-то славит сам себя, кого-то прославляют другие. Сейчас ты к какой категории себя относишь?

- Пока ни к какой, - смеялся он. - Я пока неудачник.

- Как же так! Молодой, здоровый, жить есть где, нигде не работаешь, женился, жена у тебя всем на зависть красавица умница, ребёночек намечается, в свадебное путешествие тебя свозила, пиво потягиваешь! И после этого ты называешь себя неудачником!

- Представляете, она меня на себе женила! - Он хоть и смеялся, но его указательный пальчик опять выскочил на этот раз в направлении Марины.

- Так скажи сейчас же ей за это "большое спасибо"! И поклянись ей в вечной любви! При свидетелях! Быстро! - Полушутя-полусерьёзно настаивала Наташа.

Он артистично бросился перед Мариной на колени:

- Марина, прости меня ради Бога! Я правда люблю тебя! Ты мне веришь?

- Это твои пьяные слова... - Безразлично ответила она.

- А ведь и правда, - подумала Оля, пока он там ёрзал по полу, - она уже устала от его алкогольной зависимости, она и правда может бросить его на произвол судьбы, если он будет продолжать в том же духе. И ведь его указательный пальчик всегда выскакивает только опьянённый алкоголем.

На следующий день с утра опять было пасмурно, а вечером молодым надо было выходить. Чтобы как-то мирно закончить дорожное знакомство, чтобы ещё как-то помочь им не ссориться, Наташа после обеда решилась на следующее:

- Вы очень симпатичная пара, - улыбнулась она, - я вам сейчас на прощание расскажу умные слова. Очень умные..., есть такие..., надеюсь, вы их услышите:

Не каждый выбирает для себя

ту женщину, которую полюбит.

Любовь всегда для всех загадкой будет,

её нельзя купить или призвать,

её никто не в силах предсказать.

Любовь внезапно можно лишь познать

с той женщиной, которую любя,

не каждый выбирает для себя.

Не каждый выбирает для себя

религию, в которую поверит;

он может долго тщетно лицемерить,

искусно правду от себя скрывать,

он может даже атеистом стать,

души своей совсем не замечать --

религию, где только Бог судья,

не каждый выбирает для себя.

Не каждый выбирает для себя

дорогу, на которой трудно будет,

что к храму поведёт, в пути разбудит

религию и женщину познать,

любить научит, верить и страдать,

себя в лишеньях преодолевать --

дорогу, испугавшись бытия,

не каждый выбирает для себя.

Не каждый выбирает для себя

ни Женщину, ни Веру, ни Дорогу.

-- Они нас выбирают, слава Богу,

они нас выбирают для себя.

И мы живём, им всем благодаря!

Долго молчали. Она не упомянула, что стихи написаны Людмилой Михайловной Снегиной, то есть женщиной, чтобы не унизить мужское самолюбие "рыцаря".

Оля тоже не захотела промолчать:

- И ещё, Слава, я бы посоветовала тебе на будущее -- никогда нигде не высовывай свой указательный пальчик. Это не принесёт тебе ни командного звания, ни уважения подчинённых или окружающих. Очень неприлично смотрится со стороны. Очень.

Он смотрел на неё широко раскрытыми глазами, не мигая. Потом щёчки его порозовели. Видимо, за два дня именно это предостережение задело его больше всего.

- Всё! - Встала Наташа. - Пора. Подъезжаем. Пойдёмте, мы вас проводим. И не обижайтесь на нас за нравоучения, мы всё-таки жизнь прожили, а у вас она вся впереди.

СТРАШНАЯ РАДОСТЬ.

Этот дом на окраине заводского района построенный в конце пятидесятых годов, в первое время служил общежитием для малосемейных, но лет пятнадцать назад его капитально отремонтировали, убрали печи, подвели газ, поменяли все лестничные пролёты на бетонные, подсоединили к центральному отоплению -- двухэтажный, двухподъездный, квартиры все однокомнатные большие, тёплые, с застеклёнными верандами; перекрытия остались деревянными, полы тоже, поскрипывали, правда, но дом отвечал всем требованиям жильцов. Рядом стояли таких же десяток, но пространство поредело, так как многих приговорили к сносу. Далеко напротив разрастались кирпичные многоэтажки.

Родители назвали её каким-то странным именем -- Жанна, такого не было среди её соседей, одноклассниц, знакомых, коллег. Впервые она услышала его в песне "Стюардесса по имени Жанна...", она тогда улыбнулась самой себе -- хорошая афиша, и подружки стали обзывать её стюардессой, она не обижалась, даже как-то загордилась.

Дети купили ей квартиру в этом доме, решили продать проседавший родительский дом, в котором она выросла и прожила потом всю свою замужнюю жизнь. Она согласилась. Сами они жили напротив в многоэтажках. Сразу по переезду отпраздновали лёгкое новоселье, совмещённое с её днём рождения, так что сразу после восьмидесятилетия она проснулась в уютной широченной квадратной комнате. Рядом были малюсенькая кухня, туалет, ванная, крохотная прихожая с кладовкой.

- Вставайте, мертвецы! Суд идёт! - Кричал хриплый голос в коридоре, брякая, как ей казалось третий день, не то костылём, не то палкой о пол, по стенам, по железной решётке перил.

Потом громко хлопнула дверь подъезда внизу, и наступила тишина. Она третий день удивлялась этой ранней побудкой.

- Надо будет с соседями познакомиться сегодня во что бы то ни стало, узнать, какого чёрта этот мужик будит всех в пять часов утра!

Попила горяченького, заправила постель и уселась на ковре на полу, включив телевизор, дожидаясь, когда начнётся "Аэробика", чтобы немного встряхнуться, погнуться, потянуться. Она давно жила по какому-то интуитивному расписанию, постоянно вслух подавая себе простые команды, типа "сейчас поедим", "сейчас умоемся", "сейчас приберёмся", "радио включим", "носки довяжем", "сейчас -- в магазин", "сейчас кашу сварим" и так далее. У ней отпали команды "оденемся потеплее", "печку затопим", "собачку накормим", "грядку вскопаем", "снег отгребём" -- всё это ушло в прошлое. Многое осталось в прошлом. Она не жалела об этом. Здесь, рядышком с родными, ей лучше, и им спокойнее, под приглядом, всё-таки возраст порядочный, они не скрывали от неё именно эту заботу.

Ловко перебирая спицами, усмехнулась про себя:

- Теперь внучатам множественным негде будет резвиться, дома-то нет, огорода нет, полянки нет. До чего же они мне все надоедали каждое лето! Как тараканы эти малыши! Не слушаются, ничего не хотят понимать, только "Есть хотим!". Не буду здесь их привечать. Пусть родители с ними теперь мучаются. А я отдыхать буду, я заслужила этот отдых.

Бряканье перил, долбёжка по полу в коридоре, мимо двери прогрохотало опять это чудище, издавающее хриплый смех:

- Поднимайтесь, мертвецы! Жизнь в Аду уже начинается!

Она глянула на часы -- восемь утра. Она не могла за ним проследить, так как её веранда и окно на кухне выходили на противоположную сторону от подъезда.

- Весёлый мужичок, однако! - Рассмеялась вслух. - Он, видимо, так от смерти защищается! Его, видно, уже не перевоспитать. И соседи все на его выходки перестали реагировать, молчат все.

Заслышав за стенкой включённое радио, отложила вязку в сторону.

- Пойдём-ка мы к соседям, познакомиться пора.

Взяла два пакетика заварки, испечённый с вечера манник и вышла в коридор впервые за три дня -- шесть дверей с одной стороны и шесть -- с другой стороны площадки. Постучала легонько, прислушалась -- никакого ответа. Погромче постучала. Дверь на цепочке приоткрыла женщина с непричёсанной копной седых волос, засмеялась:

- Я думала, дед тут опять трётся.

- Я соседка ваша новая. Познакомиться иду.

- Проходите, - сняла цепочку.

- Слышу, что радио у вас уже играет... Меня Жанна зовут.

- Маша. Проходите... Знакомиться -- так знакомиться... Осматривайтесь, да -- на кухню, я как раз завтракать собралась.

Она лишь заглянула в комнату. Квартира была точно такая же, как у ней. Прошла на кухню, поставив манник на небольшой столик у окна, присела на одну из табуреток. Вкусно пахло поджаренной колбасой. Хозяйка нарезала хлеб, лимон, положила солёных огурчиков на блюдце, засмеялась:

- Может коньячку выпьем по стопочке?

- Как хотите. Мне не навредит.

- Жанна, хоть вы и старше, но давайте по-простому, на "ты", как-то так теплее. - Тут же, не дожидаясь ответа, спросила. - Сколько тебе?

- Три дня назад восемьдесят исполнилось.

- А мне, слава Богу, ещё шестьдесят, - продолжала та посмеиваться.

- А что это за дед тут по утрам кудесничает?

- Этот дед ещё нас всех тут переживёт! Грохочет каждое утро... Мы уж привыкли все... Инвалид он, деревянный костыль вместо ноги. А характер жутко неуживчивый, дочь к нему приходит прибираться -- ворчит на неё, она всё время извиняется перед нами за такое беспокойство. А к ней жить не идёт.

Проболтали до обеда. Узнала, что на их площадке из двенадцати квартир только в двух живут парами, одни молодые, другие в возрасте, но в доме в основном -- только престарелые.

В следующий выходной попросила Машу собрать несколько соседок -- задумала угостить их чаем с пирогами для знакомства. Получилось, просидели до обеда.

Сентябрь был уже за середину, но стояла сухая безветренная погода, тополя во дворе ещё не все листья обронили. Они, трое старушек, под вечер сидели на лавочке, обсуждая всех и вся, суетящихся во дворе. Солнце хотя и светило, но уже не грело. Из соседнего подъезда, распахнув дверь, вылетела босая старушка, бросилась за угол дома. Немного погодя, выскочил бородатый в одних древних кальсонах мужик.

- Ты! Жена! - Оглядывался по сторонам. - Я найду тебя, стерва! Найду! Никуда не денешься! - Обратился с трёхэтажными матами к ним. - Куда она делась? Спрятали? - Сел прямо на землю перед ними и заплакал настоящими слезами, оправдываясь. - .бать хочу... .бать хочу! А она, сука, убегает от меня... И что я должен делать?... Жена она мне, или кто?

Поднялся, опираясь на руку, размазал грязными пальцами слёзы, плюнул в сторону и, матерясь, направился в свой подъезд. Жанна с испуганным интересом смотрела на молчавших рядом:

- Что это было?

- Да он давно уже замучил эту бабу своими похотями, - проговорила осуждённо Мира. - Они на первом этаже живут... Жалко Веру... Частенько бегает от него по соседям... Даже зимой... Бьёт её... А что делать? Родных у неё здесь нет.

- Первый раз в жизни такое вижу! Неужели нельзя ничего придумать! Не может же это бесконечно продолжаться!

- Она уже и петлю на себя примеряла, и таблетками травилась, - дополнила историю Надя.

- Сроду бы не подумала, что в таком возрасте мужику женщина в постель нужна! - Всё ещё удивлялась она.

- Вот, на старости лет узнала, что, оказывается, есть такие.

- Наши-то давно от работы поумирали... Не приведи, Господь! Нашего-то деда по сравнению с этим даже хорошим назвать можно... Как хоть его зовут?

Назад Дальше