К началу зимних холодов все погорельцы перешли в свои дома. Замысловым жить в новом доме не пришлось. Перед самым Новым годом их отправили в командировку на учёбу в Арзамасскую советскую партшколу.
Детей, Роберта и Галину, отвезли к Матрене, матери Анастасии, а сами уехали. С 1 января 1934 г. началась учёба. При школе была небольшая комната, куда их и поселили.
Учёба Василию давалась легко, кроме предмета политэкономии, чего нельзя было сказать про Анастасию. Ей учёба давалась плохо. С одной стороны – малограмотность, с другой – она беспокоилась об оставшихся детях. Всё это влияло на учёбу. Она несколько раз ставила вопрос перед дирекцией школы, чтобы ее отослали домой, но школа не могла изменить решение райкома партии и оставила ее на учёбе. С большими трудностями она проучилась три месяца и добилась все-таки своего. Её отчислили и откомандировали, как неспособную к учёбе.
Школа была на самообслуживании. Топливо заготавливали силами курсантов, для этого ходили пешком в лес за 10–15 километром, пилили дрова, складировали, потом грузили подводы и вывозили их к школе. Также было большое подсобное хозяйство, на котором выращивались овощи и картофель. В коровнике стояло два десятка коров, за которыми ухаживали наемные лица, а сено заготавливали курсанты.
Несмотря на занятость учёбой в школе, Василий по командировке райкома партии выезжал в сельские советы для мобилизации денежных средств на зиму. Он трижды побывал в командировке в селах района.
Через год он закончил партшколу. Несмотря на то, что школа была с политическим просветительским уклоном, райком партии рекомендовал использовать его на работе в должности председателя колхоза. Он получил назначение в колхоз «Заветы Ильича». Колхоз по экономическим показателям был средний. Тягловая сила в хозяйстве была крепкая, обеспечена сбруей, упряжью. В хозяйстве была мобилизованная маслобойка, которая давала денежный доход, также колхоз содержал перевоз через реку.
Сельскохозяйственной техники не было, кроме одного трактора, который обслуживал колхозы всего сельсовета во время молотьбы. Все полевые работы проводились на лошадях.
На территории колхоза был сельсовет, почта, магазин, сберкасса, сельпо, медицинский пункт, школа и церковь.
По приходу Василия в колхоз все полевые работы были уже закончены, за исключением молотьбы и обработки льна, который был ещё не стрижен.
Лен в районе был основной культурой. Все женщины занимались обработкой льна, начиная с весны, льнообрабатывающих машин не было, все операции производились вручную, готовое льноволокно сдавали государству.
Когда Василий был членом исполкома сельсовета и делегатом районного съезда Советов, ему было поручено провести собрание на сельских пунктах с отчётом о работе съезда Советов.
Церковь, которая стояла на территории колхоза, была закрыта. Райком поручил Замыслову провести среди населения агитационную работу для того, чтобы снять с церкви колокол: стране в то время требовался металл. Он собрал народ на площади возле храма и объяснил людям создавшуюся ситуацию, из населения никто не возражал. Только из толпы кто-то несмело спросил:
– А как его снять?
Колокол висел на высоте 40 метров.
Василий оглядел еще раз собравшихся и сказал:
– Руководить этой работой поручим колхознику Топанову.
Демьян Топанов работал плотником, рубил колхозную ферму, дома, бани. Был безотказный мужик: если его просили помочь односельчане, никому не отказывал. Обычно он ходил в грубой льняной рубахе, шароварах, за поясом у него всегда был остро отточенный топор. Это был его основной инструмент, он им дорожил и всегда держал его в надлежащем состоянии. Наравне с достоинствами был у него один существенный недостаток: любил Демьян выпить. Про таких людей обычно говорят в народе: золотые руки, но глотка луженая.
Установили на перила колокольни бревна вплотную под края колокола, потом освободили хомут от уха, за которое был подвешен. Когда колокол сел на бревна, при помощи ломов легко скатили за перила. При падении он не разбился, задача стояла в том, как его разбить. В это время нашлось много охотников развить свои мускулы: кто кувалдой, кто гирями всё же разбили на посильные части для лошадей. Организовали несколько подвод и увезли на Левинский литейный завод.
Церковь приспособили под зернохранилище.
Не забыли и про погосты, железные ограды могил были разобраны и увезены в кузницу. Железо было хорошее для поделки подков, ремонта телег и различного инвентаря.
Пришла осень. Весь народ на лугах, на уборке льна. Лён на строгом учёте в райкоме. Проведены пробные выходы из центнера тресты на процент готового волокна, но руководство района установило твёрдый план сдачи волокна, не с центнера тресты, а с посеянного гектара.
Всю зиму женщины обрабатывали лен в банях, на ручных деревянных льномялках.
В феврале подвели итоги выполнения плана по сдаче государству льна. План был не выполнен не только по колхозу, но и по району. Сдавать было нечего, куда девался лён? Растранжирили. Этого не должно было быть. В чём дело? Уполномоченный при сельсовете Павел Андреевич Дудаладов к этому времени стал третьим секретарём райкома партии.
Председателей колхозов стали по одному выдергивать в район, дошла очередь и до Замыслова. Вызвали на бюро райкома. Стали разбираться. Василий никогда не позволял себе в собственных бедах винить кого-то кроме себя самого. И в том сказывался характер мужчины, привыкшего к лишениям с детства.
Он чувствовал в те минуты внутреннюю потребность выговориться, не старался себя выгораживать. Говорил убийственно голую правду, которая наболела в душе, поступал, как положено старому коммунисту, когда с ним говорят о жизни и работе всерьез. Говорил об отсутствии машин для переработки льна, нехватки тракторов, о ручном труде и пьянстве колхозников. А Павел Андреевич Дудаладов вдруг спросил тихо, но внятно:
– У всех сегодня такие трудности, так чего же вы план сдачи льна государству провалили?
– Попробую объяснить. Что-то упустил, должно быть. Какую-то существенную мелочь… Во всяком случае, старались, работали. Может, бригадиры где-то недосмотрели, может, кладовщики украли.
В его голосе прозвучали нотки обиды.
– Здорово! – возмутился первый секретарь. – Так отвечать-то нынче ты должен? Ты! Ведь ты, Василий Терентьевич, руководил людьми, так на кого обижаешься?
На бюро выявили, что виноват председатель колхоза. Дудаладов пытался защитить председателя, но первый секретарь был неумолим. Бюро вынесло решение: «За срыв выполнения плана льно-заготовок председателя колхоза Замыслова В. Т. из кандидатов в члены партии исключить, снять с работы и отдать под суд».
Вечером Василий вернулся из района. Он утром никому не сказал, уезжая в город, что на бюро райкома будет рассматриваться его дело.
– Твой вернулся, – проговорила Матрена, выглядывая в окно.
Дверь распахнулась, и Василий ввалился в дом.
Анастасия покачала головой. Сразу заметила, что муж сильно выпил. Это видно было по тому, как он открыл дверь, по весело блестевшим несчастным глазам, по тому, как он выложил на стол привезенные из города гостинцы, снял пальто.
Он подошел к Гале, спавшей в бельевой корзине, и наклонился над ней.
– Да не дыши ты на нее, – заворчала Анастасия.
– Ничего, пусть привыкает, – весело сказал Василий.
– Садись обедать, наверное, пил и не закусывал.
– Да! Это, действительно, так и было, – сказал Василий, усаживаясь за стол. И тут же уронил ложку в тарелку, забрызгал супом пиджак.
– Ох, и сильно ты клюнул сегодня, – с раздражением сказала Анастасия. – С какой это только радости?
Он отодвинул тарелку.
– Да, кушай ты, – сказала жена.
– Вот что, дорогие, – негромко сказал Василий. – Есть у меня новость. Сегодня рассматривали мое дело, и все решилось: сняли с работы и отдали под суд, но это еще не все, из кандидатов в члены партии меня тоже исключили.
Мать и дочь переглянулись, потом Матрена сказала:
– Вот так дела.
Анастасия присела на лавку, вытерла руки о передник:
– Повод, чтобы выпить, основательный, ничего не скажешь. Дальше-то что делать думаешь?
– В суд пойду, я вины за собой не чувствую.
Решение райкома партии опубликовали в районной газете, оно заняло всего четыре строчки. Газеты разнесли по всем колхозам.
Вскоре состоялся суд. Судья вынес приговор: принудительные работы сроком шесть месяцев председателю, один год кладовщику, полтора года бригадиру.
Казалось бы, на том можно и согласиться, но Василий вины перед собой и колхозниками не чувствовал. Делал всё по закону. Получил на руки приговор народного суда, послал кассационную жалобу в краевой суд. Суд серьёзно подошел к этому вопросу и вынес свое решение: «За отсутствием виновности председателя колхоза и кладовщика приговор районного народного суда отменить».
Бригадиру установили меру наказания: вместо полутора лет – два года.
Позже Василий разобрался, оказалось, во время посевной кампании бывший председатель колхоза допустил бесконтрольность в работе бригадира, который сделал заниженные нормы высева льносемян, что и отразилось на урожае.
После решения областного суда Василий сразу же пошёл в райком партии, там же написал заявление, к которому приложил вырезку из газеты об исключении из кандидатов в члены партии с просьбой о восстановлении.
В начале марта 1935 г. в районе проводилась вербовка на постоянное место жительства в Сибирь, в Иркутскую область.
Дудаладов пригласил Замыслова в райком. А тут как раз на беду заболела Галя, и Анастасия попросила Василия попутно заехать к матери в деревню, чтобы она пришла к ним на некоторое время.
Василий вошел в кабинет, Павел Андреевич встал, поздоровались.
– Василий Терентьевич, все знают, что случилось. Но надо жить дальше. Предлагаю тебе с семьей завербоваться в Сибирь.
– В Сибирь?
Василию вспомнились детские рассказы Шуры Кучумова о Сибири. Как тогда он хотел посмотреть эту сказочную землю. И вот представился случай. Но он тут же встрепенулся и в упор посмотрел на секретаря:
– А люди что скажут? Сбежал.
– Люди, они поймут, а не поймут, так забудут. Самое главное, живи по совести и без оглядки на злые языки.
Василий согласился. Как только он вышел из кабинета, Дудаладов тут же позвонил по телефону вербовщику Михаилу Фурманову и рассказал, каких людей он ему подобрал.
По приезде домой Василий рассказал жене о разговоре в райкоме.
– В Сибирь? В Иркутскую область? Это ж где така? – недоумевала Матрена.
– Где-то за Уралом, – ответила Анастасия. – Жилплощадью-то хоть обеспечивают?
– Обеспечивают и еще подъемные дают в размере двухмесячного оклада. И скотину с собой везти можно. Завтра поедем с тобой в переселенческий комитет. Будем разговаривать. Что и как.
Василий пошарил по карманам, достал сложенный листок и прочитал.
– К товарищу Фурманову поедем. Во как! Почти что Чапаев. Переселенческий билет получать будем.
Положив листок обратно в карман, он взглянул на тещу и с задорной искоркой в глазах спросил:
– А вы, мама, в Сибирь с нами поедете? Отдельную комнату, лучшую вам отдадим, – сказал Василий.
– Упаси Бог. Вам там самим бы жилье дали. Дадут какой-нибудь домишко, какой самим не нужен.
– Все равно, мама, комнату вам выделим.
Матрена села за стол, подперла щеки кулаками, сказала:
– Нет! Никуда я отсюда не поеду. Помирать здесь буду, а вы, молодые, попробуйте счастья на новых землях. Я слышала, у нас в деревне говорили, кто уехал, дюже хорошо устроились на новых местах. А некоторые обратно возвернулись, не понравилось. Да гутарят: оттуда еще и не пущают, рабочих там не хватат.
– Рабочие руки они везде нужны, хошь в Сибири, хошь здесь. Работать не будешь, везде плохо будет и тебе, и детям твоим.
В переселенческом комитете они нашли Михаила Фурманова. Он пригласил их к себе в кабинет и долго рассказывал об условиях поездки и проживания на новом месте. Замысловы заполнили соответствующие документы и анкетные данные. Здесь же им выписали переселенческий билет. В билете было указано: Иркутская область, Заларинский район, колхоз «Доброволец». Они стали готовиться к отъезду в Сибирь.
Нужно было еще передать колхозные дела. Райком нового председателя не прислал, а пришло указание: колхоз временно передать счетоводу Егоровой. Два дня передавали хозяйство. Не успели передать, как следом прислали нового председателя Сергея Петровича Попова.
Надежда Егорова спросила:
– Василий Терентьевич, какая-то неразбериха и суета в колхозе. Вы, наверное, скоро уезжаете?
– Да, Наденька, через два дня!
– Вас очень жалеют колхозники.
– Чего жалеть, новый председатель человек хороший, партийный. Мы с ним в партшколе вместе учились. Сработаетесь. Вот мне до отъезда нужно решить вопрос с продажей дома. Нашлись покупатели, готовые купить дом за 3500 рублей, но в рассрочку на два года. Я согласился. Ты поможешь мне в этом деле?
– Да я с удовольствием, даже можете не беспокоиться, Василий Терентьевич.
Весенним утром, 10 марта, погрузив вещи на подводы, поехали на станцию «Ветлужская». Там из двух районов формировался специальный эшелон для Заларинского района. Были оборудованы вагоны для семей, отдельно для имущества и скота.
Сопровождать переселенцев в Сибирь было поручено Дудаладову, а руководил эшелоном Михаил Петрович Фурманов.
Василий сидел в вагоне у окна и, как в детстве, занимался своим любимым делом, ковырял ногтем льдинки на стекле. Он смотрел и не мог насмотреться на раздольные Сибирские равнины, сменяющиеся дремучей тайгой, на небо, голубое и чистое.
«Условия в пути были хорошие, организовано бесплатное питание. Дважды делалась остановка для профилактики, и в это время была организована баня. Выводили на прогулку скот.
На станции Ачинск Красноярского края от эшелона отстали три мальчика, в их числе оказался наш сын Роберт, в то время ему было семь лет. В Красноярске эшелон был задержан для наведения справок о месте нахождения детей. Нам сообщили, что их уже нашли, они находились у дежурного по станции Ачинск. Эшелон пошёл дальше. Жена осталась в Красноярске встречать детей, которых обещали посадить на первый проходящий поезд».
Эшелон подходил к станции Залари. От переезда за несколько сот метров видна была станция, а площадь, прилегающая к ней, была заполнена народом. Здесь же стояли подводы и автомашины. Паровоз всё медленнее и медленнее двигался по рельсам и как бы замер на одном месте. Вагоны сделали резкий толчок и остановились. Заиграл духовой оркестр. Только тогда все узнали, что вся эта многолюдная публика прибыла встречать эшелон с переселенцами.
Начальник эшелона, вербовщики, сопровождающий и старшие вагонов направились к встречающим. Начальник эшелона подошёл к председателю райисполкома и доложил о прибытии переселенческого эшелона с таким-то количеством семей.
Состоялся торжественный митинг, посвящённый прибытию первого эшелона переселенцев в Восточную Сибирь.
Председатель райисполкома дал команду председателям колхозов познакомиться с главами семей. Колхозы заранее уже были извещены, сколько семей едет в их колхоз, знали их фамилии.
Началась перекличка. Каждый глава семьи, услышав свою фамилию, подходил к своему председателю. Разговор начинался с того, кто чего везёт, сколько требуется подвод и т. д. За определённой семьёй закрепили ездовых. Вскоре послышались выкрики ездовых. Василий услышал свою фамилию, ее назвал молоденький колхозник – ездовой Миша Ленденёв. У него было три подводы. Подъехали к вагону для выгрузки имущества. Весь багаж был в упаковке, поэтому весь скарб уместился на трех подводах, туда же положили и маленького телёнка, корову привязали к последней телеге. К вечеру станция опустела. В ближние колхозы семьи сразу же развезли на подводах, а тех переселенцев, которые ехали в дальние колхозы, увезли с вокзала в районный центр, где было подготовлено специальное помещение.