Близких людей он не имел — к чему они тому, кто служит богам? Им не было места в той жизни, которую он вел. Херихор? Он и сам не знал, благодарен ли жрецу за всё, что тот дал, или ненавидит его за то, что он отнял. Женщины? Да, они были. Рабыни, готовые на всё, ненавидящие его и не уважаемые им. И трепещущие перед ним — а что может дать в любви женщина, если она боится? Расставить ноги, не больше, да терпеть, пока он дергается, вырабатывая семя в недрах тела. Он понимал, что это необходимо молодому мужскому телу, чтобы оно не болело. Да и разуму тоже, чтобы не уподобляться в какой-нибудь важный момент животному, бросающему всё и бегущему на запах текущей самки, а сохранять достоинство, как подобает жрецу, да и просто мужчине.
Но любовь у него всё же была — страстная, болезненно нетерпимая, всепоглощающая. И это была любовь к женщине — правда, к той, что уже жила до него, тысячелетия назад. Ему было двадцать, когда они встретились. До вызова в Фивы оставалось всего два-три месяца.
Всё та же Долина царей стала местом их встречи. Он тогда охотился чуть ли не каждый день. Оттачивал умение, уже ставшее привычным, вошедшее в кровь. В открытом бою на мечах, допустим, такое искусство было бы бесполезным. Что пользы в открытом бою от умения подкрадываться, ползти бесшумно по коридорам, ориентироваться в темноте, метать нож на большие расстояния — на запах страха, исходящий от невидимого тела, на малейший шорох… В открытом бою всё решает собственная сила. В том, чем занимался Ормус, было нечто от ночи, в отличие от честного и открытого дневного боя. Змеиная ловкость, хитрость, внезапность нападения — вот как приходилось вести бой. Но, справедливости ради… Кто были его жертвы? Расхитители гробниц, отнимающие у мёртвых их достояние.
Символом славы и символом веры Египта были гробницы, начиная с пирамид и кончая скромными захоронениями. Человеческие души вели себя после смерти по-разному: «ба» возносилась на небо, к солнцу, «ка» оставалась с телом, от степени сохранности её и тела зависели благополучие покойного в загробном мире и возможность возрождения в другом теле. Поэтому для «ка» старались создать все условия. В гробницу помещались статуэтки рабов, для прислуживания умершему в царстве Осириса. Чтобы согрешившему фараону, вельможе, жрецу не пришлось отрабатывать свои грехи, а сразу попасть в поля блаженных — поля Иалу, — ему в спутники оставляли деревянные статуэтки-ушебти — «ответчики». Ушебти должны были переносить за господина тяжести загробной жизни. Сопровождали умершего в загробную жизнь и любимые им вещи. В частности, драгоценные изделия из золота, серебра, камней. Домашняя утварь, припасы, одеяния — всё складывалось в комнатах, призванных служить домом после смерти, где мёртвые замыкались навеки от посягательства людей и времени.
Во все времена существуют люди, которые готовы на всё ради наживы. И религиозные предписания для них — ничто, и законы совести. Именно эти, ночные по преимуществу и живые обитатели гробниц были объектом охоты Ормуса.
Он нашел её, свою Женщину, в маленькой гробнице — пирамиде. Пирамида была действительно маленькой, доведенной до размеров небольшого обелиска. На довольно значительном расстоянии от неё, обходя свою территорию, он увидел частично обваленный вход, и было очевидно, что обвал произошел не сам по себе. Следы ударов по извёстке, покрытой слоем песка, сказали ему многое. Как искусный охотник, почувствовавший жертву, он стал исследовать пространство вокруг гробницы, двигаясь по спирали вокруг, всё дальше от неё. Инстинкт не обманул его. Он нашёл ещё одну вскрытую гробницу, но вход был ложным, заканчивался глухой стеной. Грабители поняли это и ушли. Тем не менее, это означало, что охота началась и продолжается. Азарт завладел Ормусом.
Он вернулся к повреждённому грабителями входу, молясь всем богам Египта, чтобы гробница была ещё не разграблена, и гнев богов в его, стража, лице, настиг осквернителей. Не разрушая кладку, как можно осторожнее, достав несколько уже расшатанных и прежде вынимавшихся грабителями камней, он проник в гробницу. Он не ощущал человеческого присутствия вокруг, это его тренированное сознание подсказало сразу. Гробница была пуста, во всяком случае, от живых людей, и если они не успели свершить то, за чем приходили, следовало подготовиться к приёму незваных гостей.
Вначале рукав коридора, куда он попал, шёл достаточно круто вниз. Идти по нему было трудно, приходилось сгибаться вдвое. Мешала духота, казалось, что спертый воздух гробницы особенно сгустился в рукаве, затрудняя и без того учащенное дыхание. Место окончания идущего вниз коридора, переходящего в верхний, небольшая площадка, где он передохнул несколько мгновений, показалось ему подозрительным. Очевидно было, что под его телом не относительно гладкий известняк, в котором продолбили коридор, а нечто возвышающееся, искусственное — не замурованное ли отверстие? Это могла быть шахта, ведущая к саркофагу. Ормус стал старательно исследовать пальцами поверхность площадки, ища зазоры. Длинные, чуткие пальцы его вскоре наткнулись на небольшую трещину. Он вынул свой нож, вставил его в обнаруженный зазор, надавил. Массивный каменный монолит, снаружи покрытый слоем извести, приподнялся. Он с трудом поднял его и отвалил в сторону. Даже его зрения не хватало для того, чтобы увидеть, что находится внизу, но осязание подсказывало ему, что под ним — глубокий ход. Пришлось поджечь небольшой факел. Шахта ещё не была полностью отрыта, на дне её всё ещё был песок. Это успокаивало — значит, никто до помещения пока не добрался.
Потом пришлось ползти вверх, под довольно большим углом. Этот, ведущий вверх рукав, показался ему ещё длиннее, поскольку физические усилия в этой тесноте при нехватке воздуха были тяжелы. На противоположных стенах верхнего коридора, как оказалось, тоже было два выступающих, неровных места. Были ли это ещё комнаты? Вероятно, но какие? И где скрывался саркофаг? На эти вопросы пока не было ответа. Но обычно саркофаг помещался в самую нижнюю часть гробницы, погребальную камеру, вход в неё шёл через вертикальную глубокую шахту, которая соединяла камеру с остальными помещениями гробницы. Шахту засыпали после помещения в ней саркофага и закрывали проход в погребальную камеру каменной кладкой.
Идущий вверх рукав коридора привел его в помещение, которое, судя по всему, было залом для совершения заупокойных ритуалов, чем-то вроде молельни. Насыпь из песка у одной из стен, почти закрывшая последнюю, её натаскали сюда грабители. Ормус вздрогнул, и тень его страха вновь явилась перед ним. Запах благовоний, запах бальзамировки, запах смерти исходил от песка. В эту минуту он ощутил трепет собственного тела, сердце забилось быстрее, он услышал блеянье, и ощутил когти на своей шее, и стал задыхаться…
23. Ормус: начало пути
Видеть в темноте, перемещаться по узким коридорам его научили давно. Это было одним из моментов обучения стражей Долины Царей. Их, всё ещё маленьких тогда, на несколько дней замуровывали в теснейшие помещения наподобие склепов, с минимальным количеством пищи и питья. Маленькие узники не имели возможности выпрямиться, встать на ноги. Несколько дней всепоглощающего ужаса, с необычайно обостряющимися зрением, слухом, но самое ужасное — воображением. Видеть учишься даже не глазами, а всем телом, каждой частью его, всем сознанием. Если выжил после первого такого испытания, есть шанс на последующие — только подлиннее сроком. И осложнённые — к игре собственного воображения, к ужасу собственного сознания, рисующего кошмары, добавлялись световые, а чаще — звуковые раздражения, самые разные. Мелькание света в появляющемся в стене оконце. Шипение змеи. Звуки падения, бряцания оружия. Отзвуки пения, какого-то неземного звучания, от которого озноб по коже, а бежать некуда… Как он перенёс всё это, не умерев от страха однажды, не сойдя с ума — трудно сказать. Но выжил, перенёс. Страх стал его второй сущностью, и вырос до размеров великих пирамид. Только Ормус знал, как разросся в нём страх, и какое мерзкое существо, какая тварь живет в нём, но предпочитал молчать об этом. Лукавил с самим собой иногда, когда получалось.
Но сейчас перед ним была известняковая комната значительных размеров, украшенная по углам каменными колоннами и покрытая широким карнизом. Необычен был потолок с гроздьями винограда, образующими выступы и впадины. Насколько мог увидеть Ормус, обитатель гробницы был довольно молод, когда распростился с жизнью. Хватило взгляда на статую, изображавшую его. Усопший стоял на коленях, держа перед собой на вытянутых вперед руках храм. Статуя была деревянной, поэтому не представляла интереса для грабителей. Это был осмолённый кедр. Множество веков назад жрец Анубиса провел церемонию отверзания уст, в последний раз прикоснувшись ко рту мумии энзом[138], произнеся благословение. Тогда же статуя была покрыта горной смолой. Это спасло её от посягательства времени.
Ормус не стал углубляться в историю молодого человека, хотя по вязи иероглифов, идущих вдоль стены, можно было бы попытаться это сделать. За время службы в Долине он был научен чтению иероглифов, это входило в обязательные умения. Обитатель усыпальницы был высокопоставленным чиновником, в настенных росписях подчеркивались власть и могущество его. Был намек на то, что Сенемута — так звали погребенного, — погубила любовь. Что он был зодчим и строил храм… Но дольше заниматься историей усопшего Ормус не стал. Комната была последней открытой частью гробницы, и лучшим местом для ожидания грабителей. Не услышать в ней шума проникновения в гробницу он не мог. Ясно было уже, что ночные гости свою работу начнут на площадке, соединяющей коридоры. Что ж, это было объяснимо — саркофаги обычно ставились в погребальных камерах, а те находились наиболее глубоко в гробницах, соединяясь с остальными её частями вертикальной шахтой. Чаще всего именно шахта, ведущая к саркофагу, если только она не была ловушкой, засыпалась песком. Ормус стал искать место, где бы можно было отдохнуть. На стене, полузасыпанной песком, он увидел незнакомое ему изображение — сидящий мужчина со свитком папируса в руках уверенно и благосклонно улыбался Ормусу.
Оставалось ждать. Это он умел. Он прилёг у стены, закрыл глаза. Через несколько мгновений его уже не было здесь. Он лежал на песке у моря, берег был залит солнцем, Ормус слышал плеск волн и наслаждался теплом. Потом он уснул. Если бы ему сказали, что он проспал до вечера следующего дня, он не удивился бы, зная, что это возможно. Но эти долгие часы ожидания пролетели для него как одно мгновение. И шаги в отдалении, и ощущение человеческого присутствия разбудили его сразу после того, как он уснул.
Их было двое. Они как тени проникли в коридор, и направились к площадке. Ормус не спешил. Сбросил хитон, оставшись в подобии набедренной повязки. Проверил ножи, закреплённые на поясе и на ногах. Стал вблизи входа в нисходящий от него рукав коридора, прислушиваясь. Первый грабитель уже подходил к площадке. Второй шёл, осторожно продвигаясь вперёд, держа, по-видимому, руку с факелом на весу и освещая путь. Ормусу, который за это время с другой, правда, стороны, тоже значительно приблизился к площадке, приходилось на слух и по характеру теней угадывать это. Слишком близко к площадке подползать он не решался, не в его интересах было так рано обозначить свое присутствие. В ход пошла лопата, стало ясно, что скоро появится лишний песок, его потащат в комнату, где будет ждать Ормус. Здесь и надо было встретить гостя, сгибающегося под тяжестью песка. Он вернулся в комнату и встал у дверей. Однако страж Долины не принял в расчёт человеческой лени.
— Песка немного, мы хорошо постарались в прошлый раз, верхушка плиты видна, копнул пару раз, она показалась, — произнес один голос, низкий, с хрипотцой. Звучал он глухо, видимо, потому, что обладатель его находился в шахте.
— Привязывай к верёвке, — ответил ему другой голос, звонче и помоложе, как показалось Ормусу. — Подниму и не стану таскать далеко, тут и сброшу, чего с ним возиться. Давай, быстрее, уже близко, а вдруг мы уже богаты?!
И вот в коридоре, который должен был привести Ормуса к грабителям, стала расти насыпь. Высота коридора была небольшой, и вскоре между ним и теми двумя выросла стена из песка, едва не достающая до потолка. В этом было преимущество, которое страж не замедлил использовать. Стена прикрыла ползущего к ним Ормуса, очень близко подобравшегося к грабителям. А песок — это не гранит, достаточно сбросить верхушку насыпи, и можно будет метнуть нож. Но спешить всё же не следовало. Стоящий у шахты грабитель был настороже, и Ормус, не видевший его, животным чувством ощущал это. Объяснить этого страж бы не мог, но чувствовал всей кожей истекающее от этого тела напряжение, готовность к обороне. Не так уж долго пришлось Ормусу ждать. Послышался крик из шахты:
— Всё, её можно отодвинуть!
Послышался скрежет разворачиваемой к стене и, по-видимому, довольно тяжелой плиты.
— Сбрось мне факелы, тут темно. Какая-то комната, пахнет смертью, друг, как я люблю этот запах, его ни с чем не спутаешь. Давай факелы, побыстрей!
Несколько факелов было сброшено напарником вниз. Их, по-видимому, зажгли, послышался треск и запах горящей ткани, пропитанной маслом. И через несколько мгновений раздался не крик даже, а визг обрадованной донельзя человеческой твари.
— Вот оно, вот, мы нашли! Вот саркофаг, а вокруг всего полно! Украшения, кубки, камни! Я богат, богат, богат! Я — вельможа, я чиновник, я — всё, что захочу! Всё куплю, всё!
Возможно, это «Я», произнесённое столько раз, не понравилось напарнику. Он не стал ничего говорить, но поторопился присоединиться к тому, кто так внезапно стал богатеем. Приспособление, которое он применил при этом, было достаточно простым. Перекладина из тяжёлого деревянного бруса легла на отверстие шахты. К ней была привязана верёвка, и по ней он соскользнул вниз. Их радостные крики звенели из шахты, и, кажется, начинался делёж награбленного.
А работа Ормуса все еще не была доделана. Оставалось немного, совсем немного. Он скользнул по веревке вниз. Прижался к стенке, боясь, что мелькнувшая в проходе тень привлечет внимание. Ничуть. Обладание богатством лишило грабителей не только остатков ума, но и ощущения опасности. Краем глаза Ормус увидел взлетающие в воздух камни, в свете факела отбрасывающие свет от прозрачных зеленых или красных граней. Это было безумно красиво. Он не знал истинную цену божественным камням, красота же их была понятна и без знания стоимости. Великолепная игра красок была виной тому, что его взгляд лишь на мгновение задержался на светлом силуэте, вызывающе простом среди разноцветной россыпи неземного блеска. В дальнем углу гробницы стояла статуя, легкая женская фигурка…
Ормус медленно достал ножи из кожаных ножен, прикрепленных мягкими ремнями к голени. Его пальцы ласково, бережно прошлись по холодной стали его единственных, и при этом — верных друзей. На несколько мгновений он сжал их в своих в ладонях, два острых ножа, словно передавая часть своего тепла мертвому металлу острия. Сделав глубокий вздох, как перед погружением в водную бездну, приготовился к последнему для грабителей броску. Но в это мгновение когтистая лапа легла на его плечо. Ноздри явственно уловили запах смерти. Перед его лицом закачалась мерзкая морда страха… Ормус уже не в первый раз ощущал свое единение с этим уродом. Он давно учился слышать свой страх, у которого не было голоса. То, что страх сейчас беззвучно предложил жрецу, напугало своей безумной жестокостью. И, однако, Ормус подчинился.
Он не стал задерживаться, порадовался, что от радостных восклицаний глохнут уши. Значит, его не услышат. Ормус подобрал инструменты, привязал их к поясу. Легко поднялся наверх. Все, работа его закончилась. И не пришлось прикладывать особых усилий, осталось только поднять перекладину и вытащить веревку. Под ногами стража лежала шахта, высотой примерно… Ну, он был довольно высок, страж Долины Царей. Но трех таких, как он, не хватило бы, чтобы измерить высоту шахты. И стены ее были выложены гладким, отшлифованным камнем. Там, внизу, спешили снять тяжелую крышку саркофага, надеясь урвать еще, еще что-нибудь, теперь уже с самого мертвеца, не страдая угрызениями совести.