Тук. Тук. Тук.
Я пробарабанил костяшками по обшарпанной двери без таблички, только с номером написанным на створе маркером, и не дожидаясь разрешения вошел.
Кабинет - маленький, словно келья монаха и такой же душный. Два стола впритык, два стула для посетителей. Два компьютера, принтер на подоконнике и платяной шкаф. Обои в легкомысленный цветочек. Совсем не похоже на то, что показывают в полицейских боевиках. За правым, заваленным бумагами столом, спиной ко мне сидела следователь. Узкая спина под белой тканью рубашки и копна растрепанных рыжих волос, вот и все что я сумел разглядеть, остальное скрывала спинка офисного кресла и стол.
-- Филипп Илларионович Торов? -- Не оборачиваясь осведомилась следователь.
-- Да.
-- Присаживайтесь.
Стул скрипнул под моим весом.
Закончив печатать, следователь щелкнула кнопкой мыши, и достав из зажужжавшего принтера несколько листков, повернулась ко мне.
Узкие плечи, худая шея и неожиданно сочная грудь обтянутая форменной рубашкой. Треугольное лицо с россыпью веснушек, но не редких и мелких, выглядящих мило, как у Ники, а больших, густо усыпавших лицо и шею. А если судить по рукам, которые покрывали веснушки, то и плечи и грудь у нее тоже веснушчатые, б-р-р. Меня мысленно передернуло. Бледно-зеленые глаза и странно блеклые губы. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не усталость и злой огонек зажегшийся в глазах при виде меня.
Мы молча разглядывали друг друга.
Я явственно прочел в ее глазах - ты мне не нравишься. Впрочем антипатия вышла взаимной. Следователь Свиридова мне тоже не понравилась.
-- Назовите ваши полные данные. -- Следачка занесла ручку над только что отпечатанным бланком.
-- Это допрос?
-- Разговор.
-- К чему тогда эти писульки? -- Я кивнул на бланк.
Следователь отложила ручку:
-- Значит, разговора под запись вы не хотите?
-- Сдается мне, это будет не разговор, а снятие показаний. Если это так, то я пожалуй звякну адвокату.
-- И кто у нас адвокат? -- Не тон, а сплошная ирония.
-- Аристарх Иванович Серов.
По тому как скривилась ее лицо я понял - это имя ей знакомо не понаслышке.
-- Хорошо. -- Бланк отправился вслед за ручкой.
-- Где работаете?
-- Альянс "Memory".
-- Должность.
-- Программист.
Было видно - ей неудобно опрашивать меня и не записывать ответы. Ну ничего, мне тоже неудобно сидеть на жестком, едва живом стуле, жалобно поскрипывавшем от малейшего движения.
-- Да что вы, вот прямо так - программист? -- Рыжие брови удивленно и иронично приподнялись.
-- Прямо так. А, что вас удивило?
-- Да нет, ничего. Где проживаете?
Я назвал и место прописки и место фактического проживания. Жили мы с Никой в квартире доставшейся ей от тетки. В той самой, где она передала мне подсадку. Вот честное слово, писала следачка наш разговор, как пить дать, писала.
-- Кем вы приходились Вековой Наталье Ивановне.
-- Формально, никем. А так... -- я замялся не зная как описать наши отношения.
Кем я на самом деле приходился Таше? Бывшим любовником, другом, человеком присматривавшем за ней, платящим за съемную хату и покупающий продукты? Все это и одновременно ничего. Как мне рассказать, этой рыжей, стервозной, и агрессивно настроенной по отношению ко мне следачке, кто я был для Таши. Молодой, одного со мной возраста, а может и помладше, бабе, но по всему видно несчастной в личной жизни. Я такие моменты враз просекаю. Женщины, у которых, отношения с мужиками по каким либо причинам не складываются, ведут себя иначе чем те, у кого с этим все в порядке. Выглядят по другому, разговаривают по другому, да они даже - черт возьми! - пахнут по другому.
-- Бывший любовник. Да? -- И вновь ничем не прикрытая ирония по полам со злостью.
Интересно, чем я ей не приглянулся, что она так злится? Я вздохнул подбирая слова.
-- Послушайте, Оксана Владимировна, какая разница кем я был, давайте вернемся к существу вопроса.
-- Разница большая. -- Следачка нехорошо растягивая слова разглядывала меня. -- Так кем?
-- Хорошо. -- Теперь разозлился я. -- Да, я бывший любовник Таши.
-- Кого?
-- Вековой Натальи Ивановны. Она не любила полного имени. Просила называть ее Ташей.
-- Вас?
-- Всех. Всех близких друзей.
Я замолчал, пытаясь успокоится. Не время и не место злиться, можно наговорить лишнего. Хоть чего лишнего я могу наговорить? Я невиновен, и точка.
-- Мы расстались, три или четыре месяца назад.
-- Три или четыре?
Пальцы ее рук лежащих на столе слегка подрагивали, так словно ей не терпелось взяться за ручку. Хотя я не был уверен, что среди вороха бумаг, разбросанных по столу не лежит включенный диктофон. Меня мог писать, тот же айфон, лежащий экраном вниз рядом с ее правой рукой. Впрочем, все равно, никакой юридической силы, эта запись иметь не будет, она не предупреждала, что записывает разговор.
Я сжал зубы, голову опять кольнуло болью. Да чтоб тебя!
-- В мае.
-- И...
-- Я помогал ей, если хотите - присматривал. Платил за квартиру, покупал продукты, иногда приезжал просто поболтать.
-- Зачем?
Действительно, зачем? Да очень просто, я чувствовал себя виноватым перед ней, перед тем что у меня интересная и хорошо оплачиваемая работа, любимый человек и вообще все хорошо. А у нее - дрянная съемная хата, психи на сайте, пишущие всяческие гадости и жалующиеся на несправедливую жинь, и никого рядом.
Но я не собирался изливать душу перед стервозной и неудовлетворенной следачкой, поэтому просто пожал плечами и ответил:
-- Не знаю... Наверное, в память о прежних отношениях. С деньгами у нее было туго, да и вообще... Четыре года совместной жизни просто так не выкидывают.
-- Благородно. -- Протянула следачка иронично растягивая гласные.
Боль в моей голове разгоралась со стремительностью степного пожара. Заломило виски, защипало глаза, затылок словно налился свинцом. Хотелось застонать, плюнуть на все и уйти. Но боль, внезапно, так же как появилась, исчезла. Лишь яркая вспышка и все.
Я моргнул и прислушался к себе. Точно! Боли как не бывало.
-- Что простите? -- Занятый собой, я пропустил очередной вопрос.
-- Вы, последний ее видели?
Поймать меня вздумала. Она что держит меня за дебила?
-- Я думаю что последним ее видел убийца. А я виделся с Ташей вчера утром.
-- При каких обстоятельствах?
-- Я позвонил ей. Мне не понравился ее голос и я решил заехать.
-- Когда это было?
А то ты не знаешь, соседку всяко опросила, а соседка меня видела, как себя в зеркале.
-- Это было... -- я задумался вспоминая и...
И чуть не выругался, в голове, при попытке вспомнить обстоятельства последней встречи с Ташей, вспыхнул экран, словно на экране компьютера. И передо мой, с точность до секунды, побежало кино моего прошлого.
Я слушал как где-то в квартире мерзко, словно расколотый колокольчик, звенит дверной звонок. Я звонил минут пять не меньше. Таша! Мать твою, где ты? Вышла? Или по своей извечной привычке напялила наушники и врубила музон? Я еще раз вдавил кнопку звонка. Бесполезно. Пакеты еще эти, с продуктами. Я заскочил в магазин перед тем как заехать. Накупил еды, на пару недель должно хватить.
А вот соседка по площадки дверь открыла сразу.
-- Филипп. -- Радостная улыбка на лице.
-- Ольга Викторовна, я звоню Таше, она не открывает. Вы не знаете она куда-нибудь выходила?
-- Нет, Фил, ты же знаешь что звукоизоляция здесь плохая, а ваша дверь так противно скрипит. Да и Наташенька, когда выходит, дверью громко хлопает. -- Улыбка сменилась озабоченностью. -- Что-то случилось?
Я извиняюще улыбнулся, давно хотел смазать петли, да руки все не доходили.
-- Надеюсь, что нет. Я гляну? -- Я кивнул на лоджию, смежную с лоджией в квартире Таши.
-- Конечно, конечно. -- Соседка вновь улыбнулась.
Я заглянул за перегородку - точно, как и думал. Таша, в огромных наушниках, с ногами забравшись в кресло, ожесточенно стучала по клавишам ноутбука.
Я облегченно выдохнул.
-- Я перелезу?
Соседка лишь развела руками.
-- Вы извините. -- Мне было неудобно.
-- Ничего, ничего.
Я перекинул пакеты через перила и полез вслед за ними.
Оставив продукты на лоджии, я вошел в квартиру, дверь была не закрыта. Таша, увлеченная перепиской, ничего вокруг себя не замечала. Из наушников, скрывающих уши, доносился грустно-протяжный, в переборе гитарных струн, женский голос:
Waking up is harder than it seems,
Wandering through these empty rooms
Of dusty books and quiet dreams.
Pictures on the mantle,
Speak your name
Softly like forgotten tunes,
Just outside the sound of pain.
Weren't we like a pair of thieves,
With tumbled locks and broken codes.
You can not take that from me,
My small reprieves; your heart of gold...7
В комнате стоял неприятный запах немытого тела, грязного белья, человеческой неприкаянности, тоски и боли. Словно в палате смертельно больного. Я смотрел на Ташу, сердце неприятно заныло, словно в предчувствие беды. Волосы давно не мыты и не чесаны. Хуже того. Раньше Таша тщательно следила за длинной и цветом своей прически, с завидной регулярностью красясь и подстригаясь. А теперь. Я покачал головой! По виду ее шевелюры, она не красилась и не стриглась не меньше месяца. Я попытался вспомнить, как она выглядела в последний мой визит. Так же неопрятно? Черт! Я не помнил. Мы виделись мельком, мне предстояло прикрывать Нику в очередной ходке и я заскочил всего на пару минут. Оставил деньги за квартиру, продукты и ушел. Да, да, я платил за эту съемную хату и снабжал Ташу продуктами. Я чувствовал себя должником перед ней. Чувствовал вину за то, что...
За то, что бросил ее - да, именно я, именно ее и именно бросил. Как ни крути, как ни пытайся прикрыться словами - чувства кончились, не сошлись характерами, слишком разные интересы, но это именно так. Как ни думай, что она была с этим согласна, и ни на миг не пыталась меня удержать. И даже делала вид, что наш разрыв ей безразличен.
Вот ведь, черт, никогда я не чувствовал себя виноватым ни перед кем. Ни перед родителями, которых не видел больше десяти лет, ни перед теткой, за то, что свалился на ее голову. Это из-за меня она не вышла замуж и не родила детей. Сколько ей было в мой приезд? Тридцать четыре - тридцать пять? Самый сок для женщины. А тут великовозрастный оболтус, которого кормить, поить и одевать надо. Ни перед тренерами, которых покинул, когда понял что профессиональный спорт не для меня. Ни перед другими девчонками, с которыми встречался, а потом бросал. Их, романов в смысле, до Таши, у меня было превеликое множество.
А перед Ташей чувствовал.
Когда же я видел ее последний раз? Две, три недели назад? Да, кажется, именно тогда. Но вот выглядела ли она тогда такой... Такой... Опустившейся, что ли? Безжизненной, словно монгольфьер из которого выпустили весь подъемный газ. Я не помнил.
Она сидела поджав под себя босые ноги, скрючившись словно Голлум над своей прелестью, закрывшись от мира ноутбуком и творчеством Леры Линн. Я смотрел на нее и смотрел, пораженный ее видом. Композиция The Only Thing Worth Fighting For была зациклена и играла по кругу.
Таша, увлеченно отстукивая по клавишам, ничего не видела вокруг. Не замечая - ни запаха витающего в воздухе, ни своего немытого тела, ни бардака царящего в квартире, ни меня. Я прошел на кухню. Вздохнул. Грязь на полу, крошки и огрызки на столе, ведро для мусора переполнено, грязная посуда до самого крана, в холодильнике пустота.
Я вернулся в комнату и дождавшись когда в очередной раз прозвучит грустное:
Разве мы не на поле для битвы,
Запертые в священной войне?
Твоя любовь под прицелом моим.
Единственное, ради чего стоит бороться,
Единственное, ради чего стоит бороться...8
Осторожно прикоснулся к плечу Таши:
-- Привет.
Она вскинула испуганные глаза, быстро закрыла крышку ноутбука, и стянув с ушей наушники, протянула:
-- Фил, привет.
Таша обрадовано улыбнулась, и встала потянувшись ко мне. Я приобнял ее, поразившись худобе, она и раньше была стройняшкой, но это была стройность свободной лани, а сейчас - болезненность находящегося в заточении зверя. Свободная майка совершенно не скрывала торчащих ребер и начавшей обвисать груди.
-- Таш, что с тобой?
-- В смысле?
-- Выглядишь не важно.
-- Да? Устала просто. Работы... -- она кивнула на прикрытый ноутбук, -- много.
-- Все консультируешь своих психов? -- Хотел шутливо, вышло зло.
-- Да. -- От моего тона она замкнулась и села в кресло. -- Я знаю, тебе это никогда не нравилось. -- Она прижала колени к груди и обхватила их руками, словно отгораживаясь от меня. -- Но, это моя работа. И тебе сейчас, должно быть безразлично чем я занимаюсь.
Голос на грани слез. Я беззвучно выругался.
-- Извини. Не хотел тебя обидеть. Просто пошутил неудачно. -- Я присел на корточки на против нее.
-- Мне никогда не нравились твои шутки.
Я кивнул соглашаясь. Я это знал, как и то, что ее жутко бесило, когда я влезал в очередную историю.
Мы молчали, а из наушников лились, сочась тоскою, слова:
The only thing worth fighting for.
Change will come to those who have no fear,
But I'm not her; you never were
The kind who kept a rulebook near.
What I said was never what I meant.